Лихой гимназист

— Складная, но доказательств у вас нет, — напомнил я. — Да, конфликт имел место, и поединок был. Да, я узнал, кому Гуссаковский продал книгу и забрал деньги, который тот за неё выручил. И даже на Сенную ездил. Вот только не нашёл там ни лавку, ни скупщика. На квартире у него не был, никого не убивал и ничего не крал. А деньги на аренду занял у знакомых.

— Ох, Алексей, да разве ж вас в чём-то обвиняют? — улыбнулся заместитель. — Если б обвиняли, вызвали б официально, куда положено, да допросили в соответствии с протоколом. Я же просто делюсь своими мыслями. Жаль, конечно, того держателя: мы с ним давно работали. Но да Бог с ним. Всякое случается. Такие мелочи, знаете ли, священную стражу мало интересуют. Уголовными делами занимаются сыщики, а у нас миссия поважнее. Мы защищаем мир от зла — зла куда более страшного и могущественного, чем то зло, что исходит от людей.

— Но тогда какое у вас ко мне дело? — спросил я напрямую, не понимая, к чему клонит этот тип.

— Скажите, Алексей, вы в курсе, что костяк священной стражи состоит из заклинателей тёмной стихии?

— Слышал.

— Меня заинтересовали ваши способности. Хоть родители ваши имеют талант весьма посредственный, что-то мне подсказывает, вас Господь наградил чем-то большим. Интуиция у меня на такие вещи.

— Значит, вы хотите, чтобы я служил в священной страже, — догадался я.

— Для начала я бы хотел понять границы ваших возможностей. Однако уже сейчас вижу, что вам необходимо более профессиональное обучение. В третьей гимназии не преподают чары тёмной стихии, и вы тренируете техники, к которым не склонны. А это неправильно. Лучше всего было бы перевестись в другое учебное заведение. Например, в первую гимназию. Там как раз есть классы, где преподают тёмные чары. Не думаю, что возникнут проблемы с переводом. Ну а дальше видно будет. Зачем же загадывать наперёд?

Карета подкатила к главному входу гимназии и остановилась. За разговором я даже не заметил, как мы доехали.

— Действительно, не будем загадывать, — согласился я.

— А теперь слушайте внимательно, Алексей, — тон заместителя стал серьёзнее, а выражение лица утратило всякое добродушие. — Делу Оглобли я хода не дам. По тем людям плакать никто не будет. И в гимназии забудут ваши дуэли, тем более что, наказать стоило бы не вас, а тех троих охальников. Но и вы границу не переходите, всему надо знать меру. Моё ведь покровительство не безгранично.

— Так говорю же, не трогал я никакого Оглоблю, да и зачем переходить границы? Нам и тут неплохо.

— Очень надеюсь. Ну что ж, к сожалению, пришло время прощаться. Вам пора на уроки, мне — на службу. Свидимся ещё.

Я попрощался и вылез из кареты.

Появление Давыдова меня встревожило, а его слова — и подавно. Получается, меня хотят завербовать в священную стражу? А ведь Хаос предостерегал, чтобы я с Синодом не связывался. И что теперь делать? Впрочем, впереди был год, чтобы обдумать предложение. Одно паршиво: заместитель знает, что я приходил к Оглобле и что именно я убил его. Прямых доказательств этому нет, но если начнут копать, то всякое могут нарыть. Значит, я на крючке, и это плохо. Теперь если придётся заниматься «работой», следы оставлять нельзя.

В то же время, покровительство Давыдова давало определённые возможности. Он недавно общался с директором, и теперь меня в этой гимназии никто из руководства пальцем не посмеет тронуть. И я подумал, а не пустить ли в ход свои новые связи?

И у меня возникла идея.

Мой план ещё вчера мог бы показаться безумным, но сегодня кое-что изменилось. Теперь у меня имелся козырь в рукаве. Очевидно, мой высокопоставленный родственник общался с директором, узнал, что творится в гимназии, и скорее всего, пригрозил ему, провёл воспитательную беседу на счёт меня. То, что священную стражу тут боятся все, это я уже давно понял. Так почему бы не надавить ещё немного? Заодно и дело полезное сделать.

На большой перемене я отправился в приёмную. Секретарь, выслушав меня, пошёл в директорский кабинет, а когда вернулся, сказал, что его высокородие велит зайти.

И вот я снова оказался в этом просторном помещении с начищенным до блеска паркетом и сверкающей позолотой люстрой, которая даже сейчас, днём, горела десятком плафонов. Предыдущий визит сюда оставил не самое приятное впечатление, теперь же всё должно быть иначе.

— Итак, Алексей Александрович, — произнёс директор, приняв до комичности важный вид, — присаживайтесь, излагайте ваше дело.

Я сел на стул.

— Николай Георгиевич, — начал я, намеренно обращаясь не «ваше высокородие», а по имени отчеству, будто к равному себе, — беспокоит меня одна проблема в нашей гимназии, которую хотелось бы с вами обсудить в надежде, что вы примете соответствующие меры.

— Слушаю внимательно, — на лице директора отразилось недовольство. Ему явно не понравился мой тон.

— Я не раз слышал об исключении гимназистов по совершенно пустяковым причинам только на том основании, что они являются выходцами из податных сословий. А на прошлой неделе прошёл слух, что были отчислены сразу девять человек. Все они из разночинцев, и все они понесли столь суровое наказание за такие незначительные проступки, за которые других наказывают в разы мягче. Комитет не должен допускать предвзятого отношения к учащимся не дворянского происхождения. Если нужна конкретика, то могу привести примеры. Так учащийся четвёртого «Е» класса…

— Довольно, — оборвал мою речь директор. — Вы, Алексей Александрович, смотрю, пришли уму разуму меня учить? Ученик явился к директору, чтобы рассказать ему, как гимназией управлять? Я многое повидал за свою карьеру, но такую наглость, признаться, вижу впервые.

— Я пришёл, потому что считаю происходящее здесь незаконным.

— Я вас выслушал, сударь, — директор едва сдерживал гнев и, казалось, вот-вот лопнет. — А теперь немедленно покиньте мой кабинет. Я сделаю вид, что вас здесь не было. В ином случае, боюсь, вы разделите участь тех, за кого решили вступиться.

На такую реакцию я и рассчитывал. Теперь пора было начинать крыть козырями.

— Николай Георгиевич, — сказал я, — сегодня утром я имел удовольствие беседовать со своим родственником, Афанасием Ивановичем Давыдовым. Насколько я знаю, вы тоже на днях общались с ним.

При упоминании Афанасия Иванович лицо директора изменилось. Он старался не показать виду, но я-то чуял страх.

— Кхм, да, мы общались с Афанасием Ивановичем, — подтвердил директор.

— И я не смог не затронуть в нашей беседе волнующие меня вопросы. Видите ли, наш император желает, чтобы выходцы из податных сословий, имеющие зачатки магических талантов, прошли обучение в специализированных учебных заведениях, но желание это довольно часто встречает препятствия на местах. Порой администрация гимназий не хочет тренировать людей простого происхождения и под любым предлогом пытается выгнать их. Когда я услышал, что и у нас творится подобный произвол, то не мог не придти к вам с просьбой разобраться в данном вопросе. Однако если справедливость не будет восстановлена, я обращусь в вышестоящие инстанции.

— Если честно, я понимаю, о чём речь, — директор нервничал, он взял ручку со стола, покрутил в пальцах и положил её на место. — Возможно, вас ввели в заблуждение. В нашем учебном заведении никогда не чинились препятствия указам Его Императорского Величества. Те девять учеников, о которых вы говорите, действительно совершили различные проступки, но речь об их исключении пока не идёт. Доклады надзирателей и преподавателей находятся на рассмотрении педагогического совета, и наказания будут соответствовать нарушениям. Прошу так и передайте… вашему родственнику. Нельзя же верить каждому гнусному слуху, в самом деле? Сами знаете, как это бывает. Ложь расходится быстрее правды.

— К сожалению, знаю, — я поднялся со стула. — Обязательно передам. Верю в ваше мудрое руководство, Николай Георгиевич.

Последнее я уже сказал, едва сдерживая торжествующую улыбку. Забавно было видеть, как этот зарвавшийся чинуша присмирел, стоило его только припугнуть большими связями. Кажется, я начал осваивать основы взаимодействия с местным чиновническим аппаратом. Взятки и связи решали все проблемы… впрочем, как и в моём мире.