Привет, Маруся!

Кутусов, оказывается, жуткий собственник. Не замечала за ним раньше такого.

— А жар-птица против. Я никогда не откажусь от друзей, хочу, чтобы ты это понял и принял.

— Стасенька, у каждого в этой жизни есть свое место. Сначала интересы семьи, а потом все остальное: друзья, коллеги, работа, — поставил Стас точку в споре. — Как говорится, первым делом самолеты.

С понедельника пришлось взять больничный — температура и кашель не уходили. Стас предложил перевести нас с Дашей в загородный дом, к матери, ибо у него вся неделя была предельно занята: заболел коллега, и Кутусову пришлось брать дополнительные ночные дежурства.

— Я не могу вас оставить одних. Сама понимаешь: тебе нужен постоянный уход.

— Я не при смерти. Если что, Катя поможет.

— У Кати Лазаревский скоро пропишется. Там не до тебя. Не мешай их счастью.

— Но это неудобно. Посторонняя женщина будет за мной ухаживать. Нет. Нет. И нет.

— Она не посторонняя, а твоя будущая свекровь. Смирись уже с этим, как с неизбежностью.

Смирилась, я же послушная будущая жена. Даша от счастья, что всю неделю не придется ходить в детский сад и жить с мамой в доме дяди Айболита, где много животных, где добрая бабушка разрешает кормить курочек, от счастья полчаса прыгала, а потом носилась по всей квартире ураганом Катрин. Даже пришлось ей сделать замечание.

Мама Стаса, Ангелина Яковлевна, как ни странно, с удовольствием приняла будущую невестку и ее дочь. Мы спокойно прожили три дня, ожидая Стаса.

В четверг утром, после дежурства, за мной приехал веселый Кутусов. Температура ушла, я уже чувствовала заметное облегчение. Даша не захотела возвращаться домой, точнее ходить в сад, а пожелала остаться до конца недели у бабушки Гели. Так она начала называть Ангелину Яковлевну.

— Подаем сегодня заявление в ЗАГС. Помнишь ли наш уговор? — торжественно произнес Стас.

Мне хотелось улыбаться всему миру! Что я и делала!

— Помню.

— В обеденный перерыв я за тобой заеду.

И мы подали заявление. А вечером позвонила Дашина воспитательница и сказала, что администрация срочно запросила копию свидетельства о рождении дочери. Потеряли, наверное. Я отсканировала документ и выслала копию, а потом разморозила говяжий фарш, чтобы наделать котлет к приходу Стаса, но снова почувствовала слабость. Пришлось присесть и принять горсть таблеток. Сама не знаю, как уснула сидя в кресле. Проснулась почему-то на диване под толстым верблюжьим пледом. На улице уже было темно, и лишь свет уличного фонаря приглушенно проникал через неплотные портьеры. Ничего не болело, абсолютно ничего.

«Проспала! Как я могла так крепко уснуть? — ругала я себя. Посмотрела вокруг и заметила чудесное преображение гостиной: повсюду были развешаны связки гелиевых шаров, на одной из стен неоновыми буквами было написано «Люблю».

— Проснулась, Маруся? — В гостиную вошел Стас. — Пришлось тебя, спящую, перенести на диван, а потом немного похозяйничать на твоей кухне. Пойдем, родная, отметим важное событие: не каждый день подаем заявление в ЗАГС.

Я вошла на кухню. Весь стол был уставлен разносолами. Будущий муж выложил на блюдо курицу-гриль, по тарталеткам разложил салаты, шарики красной икры. В центре стола стояла бутылка шампанского, на большом блюде лежали фрукты и виноград. Украшал композицию любимый мною белковый торт с топпером из мастики в виде сердечка с надписью «Выходи за меня замуж!».

Я запрыгала от счастья и захлопала в ладоши.

От прилива вселенского счастья Кутусов стал красным, как помидор.

— А кольцо наверняка запрятано в той белой кремовой розочке? — восторженно воскликнула я.

— Не совсем. Стасенька, я люблю тебя, люблю так, что, когда говорю, голос пропадает, — будущий муж закашлялся. — Ты — мое счастье, моя надежда, моя жизнь. Только с тобой мне хочется свернуть горы, только тебе мне хочется достать с неба звезду. — И он протянул сертификат о присвоении звезде с координатами 05 ч 55 м 10.3053с (прямое восхождение), + 07°24′ 25.426" (склонение) седьмой величины в созвездии Райской Птицы имени Станислава (владелец: Станислава Олеговна Кутусова)

И меня пробило на эмоции: из глаз опять потоком полились слезы. Вот жар-птица и увековечилась в небесах, правда, в другом полушарии.

— Стасенька, ты стала такой сентиментальной. Никогда за тобой такого не замечал.

— Это возраст и неожиданно свалившееся счастье! Такое чудное волшебство: обычная жар-птица превратилась в звезду имени себя. Спасибо, любимый!

— Все благодарности потом и в особо нежной форме. А вот и наши кольца. — Он достал из внутреннего кармана пиджака синюю коробочку, где лежали кольца с выгравированными надписями: Together forever — вместе навсегда. — Не стал класть кольца в торт, не нравится этот пошлый приемчик, да и боялся, что подавишься. Излишний риск.

Ах, как все было красиво. Все-таки Кутусов — неисправимый романтик.

На смену чудесному, волшебному вечеру пришла ночь — время рвать на себе мои длинные волосы, в которые ушел весь ум. Стас давно уснул, а я лежала и все думала, думала, думала. Внутренний подленький голосок уговаривал: «Может, не надо вообще ничего говорить? Ведь вырастил же тебя отец, как родную, и Стас вырастит Дашу так же». Но нет, я этот внутренний голос совсем приглушила и услышала другой: «Не тяни, скажи завтра же обо всем, отец и дочь наконец должны обрести друг друга. Ты достаточно уже нарезвилась. Дальше тянуть опасно. Собственная совесть тебя уничтожит».

И я решилась сказать обо всем в пятницу, сразу после выписки. Приняла решение, и сразу стало легче. А там будь что будет. Стас закидает меня или камнями, или цветами.

…Или камнями, или цветами. Я плохо знала Стаса, особенно его последние шесть лет. Не последовало ни то, ни другое. Ничего из этого.

Глава 28

Пока я оформляла больничный, Кутусов в обеденный перерыв забежал к нам домой за забытым паспортом — хотел сделать мне какой-то сюрприз. Открыв дверь своим ключом, прошел в спальню, а потом взглядом задержался на документе, лежащем на полу. Но он же аккуратист — Кутусов, как можно оставить беспорядок? Низяяя!

Этим документом оказалось свидетельство о рождении Даши, которое я забыла убрать в ящик стола, где оно всегда хранилось — и на старуху бывает проруха. На месте ФИО отца — прочерк, отчество: Станиславовна. Что еще нужно умному человеку, чтобы сложить 2+2 и сделать вывод, кто отец ребенка? Однако Кутусову захотелось, чтобы я сама озвучила это.

— Так кто отец ребенка? — сквозь зубы спросил Стас, держа в руках свидетельство, когда я через пять минут после его нечаянного открытия вернулась домой.

Ну, что ж, посмотрев в глаза теперь уже, по моему мнению, несостоявшемуся мужу, я легко вздохнула — наконец правда вскрылась, что уж теперь — и сказала:

— Отец Даши ты.

— Так все просто?

— Конечно, просто.

— А когда ты собиралась мне об этом сообщить? На смертном одре?

— Я собиралась обо всем рассказать сегодня, но ты узнал раньше. Понимаю, ты сейчас готов уличить меня во всех смертных грехах. Виновата. Беру все на себя. Кстати, самолет из Сургута в Афганистан угнала тоже я.

— А почему не сказала о рождении моей дочери пять лет назад? — Он так и выделил голосом «моей дочери».

— Как вышло, так и вышло. Мне больше нечего добавить, — протянула я с тоской.

У меня после этого словесного выброса и напускной бравады наступил полный ступор. Перехватило голос, все содержимое черепной коробки отказало в продуктивной работе. То, что я готовилась сказать в свое оправдание и репетировала ночи напролет, напрочь вылетело из головы.

Стас, не проронив больше ни слова, развернулся и ушел.

Я легла на диван и свернулась калачикам. От былого состояния облегчения — тайн больше нет — не осталось и следа. А вопросы, вращающиеся вокруг своей оси, как планета, на которой мы когда-то поселились, остались. Что я должна была ответить Стасу?

Рассказать о том, как Сашка обвиняла меня во всех смертных грехах: сначала я рассыпала карточную, ею придуманную счастливую жизнь, потом грозила пойти на все ради будущего ребенка, а после умоляла не мешать ее счастью, не лишать ребенка отца и отойти в сторону? А я ей это пообещала. И что? Стас бы напомнил тот наш телефонный разговор в Питере и сказал бы: «Я не собирался отказываться от ее ребенка. Жениться на Мошкиной тоже не собирался, мне нужна была только ты. Однако любимая не захотела прислушаться к моим словам, ей всего важнее моральная составляющая поступка: как жить, если человеку не веришь, и как смотреть в глаза бывшей подруге?