Жаворонок

9

То, что в официальной российской прессе будет через несколько дней громко названо «Походом на Киев», в действительности представляет собой два изрядно потрепанных тупорылых «джипа», медленно, будто еще не проснувшись, движущихся в прохладных сумерках от Москвы по Киевскому шоссе. В головной машине, где за рулем – еще вчера прилетевший из «одной кавказской республики» дядя Паша, отвалясь к боковым стенкам, дремлют Жанна и веснушчатый Зайчик, а во второй – братья Степано, в одинаковых кожаных куртках, в джинсах, затянутых широкими поясами, одинаково неразговорчивые, без всяких эмоций поглядывающие на темные поля и поселки. Похожи они на ковбоев из какого-нибудь многосерийного вестерна. Так выступает она в свой знаменитый поход. Не звучат фанфары, разве что понимать под ними квакающий сигнал тревоги в Кремле, не трепещут над колонной знамена, расшитые королевскими лилиями, не следуют позади грозные, закованные в латы рыцари, готовые мечами и копьями проложить дорогу на Орлеан. Собственно, и войско, как таковое, у Жанны отсутствует. Пять человек – вот все ее боевое сопровождение. Непонятно, на что она рассчитывает с такими силами. Позади нее – спешно покинутая, дремлющая сейчас Москва, безусловно теперь враждебная и готовая нанести удар в спину, а впереди – такой же враждебный, по крайней мере в официальных инстанциях, Киев, даже не подозревающий до сих пор, что противник уже выдвигается на передовые позиции. Легким безумием веет от этого предприятия. Разве могут несколько человек повернуть ход истории? Разве изменит русло река, если бросить в воды ее крохотный камень? И тем не менее, оба «джипа» упорно продвигаются по автостраде. Ведь любое историческое свершение начинается с первого шага. Движение к цели – само по себе достойная цель. С горсткой сторонников высаживается Наполеон на южное побережье Франции, а уже через месяц во главе победоносной армии входит в Париж. С тысячей человек идет Гарибальди на помощь восставшей Сицилии, и – уже весь юг Италии свободен от власти Бурбонов. Дело, видимо, не в количестве войск и их оснащенности. Дело в том, насколько задуманное отвечает вызову времени. И если «Глас Божий» действительно раскатывается с небес, сотни отважных бойцов встают неизвестно откуда. Падают твердыни, прежде казавшихся несокрушимыми. Рисорджименто охватывает страну от края до края.

Нечто подобное, вероятно, происходит и с Жанной. Вряд ли после стремительного бегства из кремлевских твердынь у нее был ясный стратегический план, предусматривающий конкретные этапы движения: график мобилизации, сроки развертывания во времени будущих сил, таковая стратегия, скорее, прерогатива Д. Н. Кармазанова, но движение к цели это уже действительно цель: в первом же городке, куда машины сворачивают по настоянию дяди Паши («не надо высовываться, на шоссе нас вычислят в три секунды»), мэр или, как гораздо привычней, председатель областного совета, слышавший, разумеется, как и все, о «Севастопольской обороне», но, естественно, никакого представления не имеющий о реальном положении дел в столице, с провинциальным восторгом встречает у себя знаменитую Иоанну, с удовольствием, поскольку это укрепляет его личный авторитет, предоставляет ей помещение местного Дома культуры, принимает самое деятельное участие в организации встречи: дает объявление по местному радио, показывается вместе с Жанной на сцене перед ее выступлением, – и когда через четыре часа «джипы» снова выруливают на проселочную дорогу, вслед за ними уже идет машина одного демократического активиста, а чуть дальше пофыркивает синеватыми выхлопами «львовский» автобус, где сидят новобранцы, решившие «прокатиться до Киева».

Примерно с теми же результатами проходят они еще семь-восемь районных и областных городков, знакомятся с местными руководителями, как капли воды, похожими друг на друга, устраивают короткие выступления в местных клубах. То есть, выступает, разумеется, одна Жанна. В том же синем облегающем платье, выглядящем среди софитов, как сгусток пронзительной синевы, с рыжеватыми светлыми волосами, уже чуть выгоревшими на солнце, хрупкая и сильная одновременно, выходит она на сцену к одинокому микрофону, поднимает ладони, гася перешептывание, скрипы стульев, беспокойное шарканье ног, обязательно держит паузу, в течение коей тишина разбухает до невероятных пределов, и наконец произносит с опять появившейся хрипотцой: «Я – Жанна. Я хочу возродить Россию…» – Ни аплодисментов в ответ, ни приветственных возгласов, только дыхание. Пару раз ей случается выступать прямо на площадях: в центре города, перед неизменным памятником вождю мирового пролетариата, и тогда смолкают собаки, потявкивающие на ближних улицах, не кудахчут куры, прекращается бренчание транспорта. Кажется, что слышно пение серафимов в семи божественных сферах. Лопаются не распустившиеся еще почки цветов, бодро проклевываются из-под земли тюльпанчики и маргаритки. Пышные квадратные клумбы перед памятниками шевелятся, точно живые. Это, разумеется, производит впечатление на собравшихся. Океан чистого воздуха, каменные пальцы церквей, указывающих в небо, перистые прозрачные легкие завивающиеся облака… По воспоминаниям очевидцев, мурашки пробегают по коже.

Ничего удивительного, что из второго такого же районного городка, кстати расположенного не более чем в получасе езды от первого, Жанну сопровождают уже не двадцать легкомысленных, как у рок-звезды, почитателей, а по крайней мере с полсотни самых разных людей набиваются в новые микроавтобусы; они сданы местными предприятиями как бы в аренду – и еще пятерых удается втиснуть в легковые машины. В третьем городке к ним присоединяются человек 30 – 40, в неудачном, четвертом, всего 10 или 12, зато в пятом, являвшимся некогда ударной стройкой, почти сотня восторженных добровольцев бросает насиженные места. В следующем они «снимают» человек двадцать или около этого, затем – снова двадцать и снова примерно сотню. А к концу первой недели медленного блуждания по проселкам, когда грунт становится тесным и по решению дяди Паши колонна опять выруливает на Киевское шоссе, численность «Русской армии», как ее почти сразу же окрестили газетчики, достигает, по оценкам МВД России, тысячи человек, а по оценкам пресс-центра самой «Русской армии», достигает не менее двух – двух с половиной тысяч. Более точные данные, естественно, привести нельзя; часть «бойцов» выдыхается и быстро расползается по домам, зато в колонну все время вливаются жители соседних районов. А когда центральная пресса, вкупе с радио и телевидением, встрепенувшись сенсацией, разносит весть о «Великом Походе» по всей стране, в «армию» начинают вливаться уже целые соединения. Колонна растягивается по шоссе почти на полтора километра. Необыкновенное зрелище представляет она собой в сумерках: автобусы и фургоны, идущие с включенными фарами, «джипы», «тойоты», «нивы» и многочисленные «жигули», «москвичи», иногда прерываемые «запорожцами» старых моделей, мотоциклы, изношенные велосипеды с моторчиками и без моторчиков, пара начальственных «волг», довольно странных в этом механическом скопище, и почти на каждой машине – веселый трехцветный неутомимый российский флажок или, несколько реже, жовто-блакитный прямоугольничек независимой Украины.