Страница 5 из 12
Как и у многих, по мере взросления, «вектор выбора» будущей профессии шарахался по разным плоскостям и направлениям. От футболиста (в начальных классах) к археологии (восхищался научным подвигом Шлиммана), далее в мечтах стать дипломатом (насмотрелся прибалтийских фильмов о Западе) и, наконец, философия (Гегель, Кант, экзистенциализм – это звучало).
Следя за этими мечтаниями быстро увлекающегося внука бабушка каждый раз резонно замечала:
– Главное будь человеком и не забывай Бога. Тогда все у тебя в жизни приложится.
Церковь не посещала, но и к теории Дарвина относилась скептически. В два года, по ее настоянию, Евгений был крещен. Носила крестик, и по утрам, как бы незаметно от него, молилась на маленькую иконку, стоящую в углу книжной полки.
Помнит, как она ему, подростку, сказала как-то:
– Повезло внуку с бабкой, впрочем, и мне грех жаловаться.
И вот 32-х летний уже Евгений Петрович – кандидат философских наук, президент коммерческого банка, хоронит своих – бабушку Анну Ивановну и … жену.
Они заживо сгорели. Несчастный случай – на его, только что построенной даче, якобы, подвела электропроводка. Так случилось, в доме ночью остались одни, и огонь был неумолим.
Закрытые гробы. В храме много людей. Ему тогда казалось, что сегодня – в этот майский день навечно рухнул привычный порядок вещей. Не зря, хотя, подчас, дежурно говорят: «Невосполнимая потеря»,– это, конечно, про бабулю.
Остались он и она – Светланка, вцепившаяся в него дочка – второклассница.
Через год врачи поставят Борисову страшный диагноз.
________________________//______________________________
Выпускной класс остался в памяти непроходящим ощущением пустоты и потери. Дни протекали как-то бестолково и один тоскливее другого.
Ирку старался не замечать – это было труднее всего, но всегда здоровался первым. А девушка еще больше расцвела – красота стала утонченней, появилась женская взрослость. Симпатичная девчонка превратилась в юную мадам.
Внешне веселая и вполне счастливая, только с грустинкой в глазах. И хотелось думать, что этот налет печали от невозможности вернуть все, как было. Но такая мысль сразу же убегала, теряясь в закоулках обиды, когда видел как Гоша с ней, сидя за партой о чем-то перешептываются, а она чуть щурится в улыбке.
– Неужели ей лучше с ним, чем со мной? – задавался Жека ревнивым вопросом. И не находил ответа.
Одиночество в любой компании, где ее теперь не было, душило. Занозой сидело – такую девушку он больше никогда не встретит.
Свое февральское семнадцатилетие Жека праздновал шумно.
Анна Ивановна организовала чудесный стол и в ожидании гостей попыталась внушить родному внуку обойтись минимумом злоупотреблений. Евгений согласно кивал и с нетерпением ждал, когда же она уберется к своей давней знакомой.
Вполне ожидаемо позвонила Ирина. Голос задорный, но чувствовалось волнение. После скороговорочного поздравления повисает вразумительная пауза – ждет приглашения. Выдавив из себя вежливое «спасибо», кладет трубку. Живо представил себе, как их разговор слушает ехидно ухмыляющийся Гоша.
В квартиру набилось человек десять сверстников, и день рождения начался отмечаться с далеко не школьным размахом.
Из напитков превалировала водка. Ее принесли проверенные Мастер и Боб.
Ближе к одиннадцати вечера, придя домой, бабушка уже никого не застала. Только привычный интерьер квартиры слегка изменен – сорванная штора в гостиной, на боку стул с надломленной ножкой, разбита любимая ваза, гора немытой посуды, и даже оторванный кусок обоев, причем приличный, да еще полуголая девушка Мила из параллельного, спящая в обнимку с мертвецки пьяным Жекой.
Наутро, даже не рассвело, Анна Ивановна, без лишних церемоний и ложного гостеприимства тормошит парочку, и скрюченным от артроза пальцем указывает на дверь «честной давалке и сучьему вымени» – так она назвала ночную подружку внука, и которой год назад еще преподавала. А продравшему с трудом глаза, пребольно стукнула бабусиным кулачком по лбу. И пока Людмила со словами – «извините меня, пожалуйста» – собирала по комнате свою разбросанную одежду, было заявлено с горечью:
– Видели бы тебя, балбеса, сейчас твои родители.
Названный так, потом с полным безразличием, где-то полдня, выслушивал бабкины укоры. Апатия «плитой» давила на его праздничное унылое настроение.
________________________//______________________________
Ведущая вечера, молодая химичка – старается. В красном платье, ярким пятном на сцене. С помощью хрипящего микрофона объявляет белый танец.
Краем глаза Жека видит, как из группы девчонок выдвигается Ирина и идет прямо к нему.
– Можно тебя пригласить? – смотрит в пол.
Он же ликует про себя и почти готов ее простить. Многие с интересом наблюдают за ними – неужели помирятся?
«Настала пора мне быть великодушным», – решает он.
Весь взмок, горячими руками держа ее за гитарную талию, а она с полуулыбкой глядит за его плечо и томит своим молчанием. В зале Гоша не наблюдался.
Школьный ансамбль скверно исполняет «Отель Калифорния». Проходит минута немого топтания и, наконец, прислонившись к уху:
– Женечка, хочу извиниться за то, что сделала тогда больно. Мы с Григорием осенью подаем заявление. Прости меня, глупую, и, когда-то твою,– голос запинается.
– Даже фамилию не придется менять,– вроде попытался сострить.
Музыка закончилась, а они продолжали стоять, уже опустив руки. Зазвучала следующая композиция, кажется, «Дым над водой», а в башке, почему-то, крутится: «Вот и все, что было, ты как хочешь это назови» – строчка из какого-то тогдашнего шлягера. Цедит, не разжимая губ:
– Остается вас только поздравить. Ну, я пошел, с твоего разрешения.
Больше говорить не о чем. Тут же появился, где-то пересидевший танец, Гоша и они сразу куда-то пропали. Видимо, фактом своего отсутствия, щадили Жекино самолюбие и не стали мозолить лишний раз счастливым видом ему глаза.
Дождь перестал, и троица под звездами откупорила последнюю из припасенных бутылок. Ребята деликатно не спрашивали, о чем их товарищ шептался со своей бывшей подругой, и так по выражению его лица, все понятно.
Закончился выпускной – впереди прогулка на ночном теплоходе. Теперь уже вчерашние школьники плотной толпой спускаются по лестнице. Те последние глотки «Кюрдамира» оказались некстати – Борисова вырвало на светлый пиджак Юрия Семеновича – пожилого учителя истории. Запахло рвотой и скандалом.
– Так вам лучше,– икнув, смело заявил плохо соображавший сейчас.
Это «точечное попадание» явилось неким актом возмездия. Весной в программе общегородской комсомольской конференции посвященной выходу книги Брежнева Л.И. «Целина», вторым пунктом значилась дискотека. Готовящиеся к ней трое друзей были замечены этим учителем в туалете Дворца молодежи, распивающими что-то крепленое. Последовало изгнание с экспроприацией двух бутылок.
На следующий день о происшествии доложено директору школы, а поскольку вторая стеклопосудина извлечена из портфеля Жеки – он и был объявлен зачинщиком.
И вылет из школы чуть не стал реальностью. От такого развития событий спас мощный педагогический стаж бабушки в стенах этого же учебного заведения.
С тех пор чувство горького разочарования на почве той впервые взрослой любви стойко ассоциировалось у него с группой «Eagles», терпко-сладким вкусом портвейна и красным от возмущения лицом Юрия Семеновича.
От главного героя:
«Никогда не будет такого, чего нет вообще – это как «потом» не рождается «до».
И птицы вскрик упавшей на изломе, теперь ее не кружит полет,
Закатила глаза словно в сладкой истоме, на асфальте лежит и уже не поет,
Тревога пропала в сердце горячем, спешащие ноги обходят ее,
Тут птичья душа стала тельцем незрячим,
И краткостью трель отзвучала свое.
Так и нам полетавших в фантазиях легких, с лица не стирается старческий грим,