Страница 19 из 103
Тогда и понял я, что наконец-то пришло время давно задуманного похода, что пора было и поставить на место хазар, и стереть с лица земли новую заразу, что успела во множестве пустить свои корни. Да, видать, всё же я не успел…
После и участились те самые тяжкие сны, которым я до сего дня не мог найти объяснения. И теперь мне казалось, что это лишь начало чего-то страшного, грозящего бедой всему нашему миру.
Поэтому, несмотря на окончание трудного, вымотавшего всех похода, дел было невпроворот, и до настоящего отдыха, увы, было ещё далеко. Так что, хоть и совестно мне было отрывать своего друга от домашних забот, коих накопилось за время нашего отсутствия немало, но надо было срочно решать, как поступить с обретенными знаниями, а в одиночку я этого сделать не мог. Ибо это касалось прежде всего его, а уже потом всех нас.
— Выпьешь? — предложил я, дождавшись, когда он расположится на жалобно скрипнувшем кресле, что стояло напротив меня.
— Квасу, коли не жалко… — довольно прогудел он, поправляя оглоблю, по какому-то недоразумению зовущуюся мечом, что висела у него на поясе, — Для хмельного не время еще, да и обед скоро.
Осушив залпом большую кружку, с поклоном поднесенную девкой, и утерев пышные усы, он уставился на меня своими голубыми глазами, ожидая моих слов. И я не стал тянуть.
— Снился мне сон, Демид. Страшный своей реальностью. Будто тьма пришла на землю русскую, пересохли реки, застыл отравленный воздух. Не стало на ней ни живых, ни мертвых, лишь камня кусок, да пыль, что покрывала огромное кладбище.
Но услышал я гром, и пронзили лучи солнца черные тучи, и засверкали молнии, и пролился на землю животворящий дождь. И очнулась она от мёртвого сна, а вместе с ней и те, кто прежде жил на ней. Отступила тьма, затаилась в укромных уголках, но везде находил ее грозовой ветер, и без устали били по ней ослепительные молнии. Вернулся в мир свет ушедших богов.
Но после и иное видел я. Как тьма смогла выстоять, как погас свет, как живое превратилось в мертвое.
Не знаю я, как такое возможно, однако ж — два пути у земли нашей, две дороги, и какой пойдет она — неведомо мне. Но чувствую я, что в силах очистить ее от тьмы лишь дальние потомки твои, тут иных трактований нет. Не зря боги посылают мне эти видения, не зря чувствую я шевеление за гранью мира!.. Не спрашивай меня, как, сам того не ведаю. Но давит изнутри знание это и хочет вырваться на волю, выплеснуть из себя все, будто гнойник на здоровом теле. Не могу я боле держать это в себе. Надо думать нам, как предотвратить темное грядущее. От наших деяний сейчас зависит и выбор дороги, по которой пойдут наши потомки.
Вздохнув, я посмотрел на верного друга. Груз, что давил на мои плечи, стал ощущаться чуть легче, ибо часть его я только что переложил на него. Но кто ещё мог разделить со мной такое без жалоб и упреков, как не могучий Громич? И я продолжил:
— Задумал я создать круг волхвов из числа приближенных ко мне и посвятить их в эту тайну. Вместе мы сможем видеть больше и обрести знание, как избежать худшего будущего, как воплотить лучшее… Что скажешь, Демид, что думаешь?
— Ох, княже, — сверкнул он голубизной глаз, — скажи мне такое кто иной, на смех бы поднял, да розгами приказал высечь, дабы мысли глупые в голову не лезли! Но ты — Вещий, боги любят тебя, посылая подобные сны, предупреждают нас о грядущем.
Страшны слова твои, но и крепка вера моя в них. Созывай ближних волхвов, будем вместе думать. Э-эх, а я-то сегодня рассчитывал лечь спать пораньше… — грустно улыбнулся он.
— Аскольд! — вновь кликнул я отрока, что дежурил возле дверей. — Вызови ко мне волхвов из пяти высоких родов, да прикажи стол накрыть. Чувствую, быстро мы не управимся.
Глядя, как закрылась за улепетнувшим отроком дверь, я вновь обратился к Демиду, что задумчиво крутил кружку в руках.
— Ну, так что ты все-таки думаешь, воевода, о словах моих?
— Тяжкое бремя взвалил ты на плечи, княже, — отозвался он. — Давно уж мы не слышим богов, молчат духи, застыло небо, будто вымерла на нем вся жизнь. Дух рода иногда посылает нам смутные видения, смысл которых ускользает от нас. Но дед мой, помнится, сказывал мне сказку одну, которую сам слышал в детстве от своего деда. Будто была битва страшная с ворогом лютым, в которой пали боги земли русской. Но при этом одержали они победу, отдав свои жизни за людей.
Однако ж, бают и иное. Что вовсе и не пали они, а до сих пор бьются за нас, где-то там, высоко над землей — или в ином мире. Мы, княже, род свой ведем, почитай, от самого Перуна, и лучше других умеем слышать слова ветра. Но неспокоен он нынче, недобрым холодом веет от него. Поэтому верю я тебе, и про потомков тоже. Ибо кому, как не Громичам, вставать в трудный час на защиту земли нашей? А раз пронесем мы веру сквозь века, значит, не ослабнет род, не исчезнет в пыли веков. Найдутся сильные духом, чтобы поднять знамя родовой славы над миром, объединяя под ним разумных.
— Хорошо сказал, друг мой! — крепко, с чувством пожал я ему руку. — Да будет так. А теперь подождем волхвов и будем думу думать…
Глядя, как заходят в горницу умудренные битвами старики, я пытливо всматривался в их лица: не легла ли на них печать усталости от дел земных? Ибо те, кто мысленно уже собрался на покой, не сумеют помочь мне вершить будущее! Не нужно будет им это, а значит, и разговоры вести с ними не следует… Но, сколько бы я не вглядывался, не видел тревожных признаков. Передо мной сидели опытные воины, прошедшие десятки битв. Их лица, иссушенные ветром и солнцем, выражали угрюмую решимость, а в телах, хоть они и не были молоды, но силы на десяток отроков хватило бы. Крепки были по-прежнему их руки, что легко ложились на рукояти мечей, а взор их оставался ясным и острым, как их оружие, как и прежде, цепко подмечая все вокруг.