В начале пути

Глава 155

В которой я долго молчу перед тем, как начать говорить, а всё что пишу дальше — написано с разрешения и дозволения

Я хоть и стоял перед Советом, но пока что не говорил, а слушал. Любое собрание, на котором людей больше, чем пара десятков «уважаемых лиц», быстро превращается в балаган. Если, конечно, никто его не направляет. Однако, в моём случае, никто и не собирался никого направлять. На сцену рвались все кому не лень — и у всех имелись к дому Комоф свои претензии. Нет, конечно, сначала дали слово уважаемым членам совета — форморским корабелам и военным…

Но первые как раз получили свой потерянный груз — правда, без дирижабля. Зато с описанием ситуации и предложением винить в произошедшем тех, кто внаглую нарушает приказы домов. А посему вторым пришлось упражняться в словоблудии в гордом одиночестве.

Если вернуться немного назад, то, пока я шёл по лестнице на арену амфитеатра, в моей голове проносились тысячи мыслей. И главный вопрос, который никак не давал мне покоя: как себя вообще вести?

Я, конечно, раньше в таких делах не участвовал — не с моим везением в публичные дискуссии влезать… Однако наблюдать-то мне никто за ними не запрещал. И, шествуя по ступенькам к арене, я неожиданно понял, что сразу ничего умного не скажу. Во-первых, задавят «общественным порицанием» с мест. Вот уверен: это только мне с места кричать нельзя, а всем остальным — ещё как можно. Во-вторых, все мои оправдания надо ещё продумать и изложить в нужном свете. Ну и, в-третьих, мне вообще нельзя оправдываться — мне надо обвинять…

И, подводя итог всем размышлениям, я неожиданно — даже для себя — решил молчать. Да, вот так просто — молчать. Улыбаться и кивать в ответ на все обвинения. И ждать. Ждать, когда у меня появится возможность перейти в словесное наступление. Вывалить скопом на уважаемое собрание всё, что удалось узнать!.. Только так я и мог выкрутиться. Впрочем, если сейчас ко мне не прислушается Совет — это уже будут его проблемы… Я и так сделал всё, что мог.

И потому я, как и решил, стоял с улыбкой, выслушивая все обвинения в свой адрес — и ничего не отвечал. Клевета военных, претензии торговцев, а, точнее, их представителей, и жалобы ещё целой плеяды людей — всё принималось без возражений. Раз уж надо выговориться уважаемым членам Совета — пускай выговариваются…

Сам я в это время посматривал в зал, стараясь найти тех, кто не согласен с обвинениями в мой адрес. Их было не так-то просто выявить, если честно, потому что все здесь старались «держать лицо». Собравшиеся в зале пытались не показывать ни злорадства, ни радости, ни гнева, ни скепсиса — никаких эмоций. Однако люди так не умеют — и нет-нет да и проскальзывали их настоящие чувства во взглядах, движениях рук и выражениях лиц.

И тех, кому происходящее не особо нравилось, оказалось на удивление много… Впрочем, чего уж тут таить: возвращение дома Комоф было вполне себе триумфальным. И то, как я щёлкнул по носу другие дома, не могло не вызвать симпатию широкого круга влиятельных людей, которым не повезло оказаться «бездомными» (что, по здешним традициям, в разы снижало ценность их слов и вес в обществе). Дом Комоф для них теперь стал символом — за который было и вправду обидно.

Сомневаюсь, что сумел бы повторить всё то, что мне высказывали в те три часа, пока я стоял на арене Совета… Такое количество выдумок, вранья — да и чего уж там, откровенного хамства! — просто невозможно запомнить. Если бы я запоминал всё сказанное — давно бы психанул и, не выдержав, принялся бы спорить. Вот только толку от этого было бы весьма и весьма немного. А потому я старался бесстрастно фиксировать имена докладчиков и их претензии, после чего стоял и с полуулыбкой наблюдал, как распинается очередной жалобщик…

Надо сказать, большинство выступающих явно заканчивали раньше намеченного срока. Видимо, расчёт шёл на мою ответную реакцию, а, не получив её, докладчик терялся и покидал сцену. Я не мешал… Не мешал себя ругать, не мешал врать, не мешал передёргивать факты. Я дал высказаться всем. И когда поток жалобщиков иссяк, я буквально почувствовал, что, наконец, время пришло…

В зале повисла тишина. Больше не было тех, кто хотел что-то сказать, что-то предъявить или нажаловаться на что-нибудь, что натворил дом Комоф. Все желающие за отведённые им три часа всё-таки закончились. Только шепотки с задних рядов, где сидели журналисты, иногда долетали до арены. А я стоял и с улыбкой рассматривал Зал Совета. Целую толпу весьма уважаемых людей, бестолково тратящих своё время. Мне выпала большая честь здесь присутствовать, да… Лучше бы руины пораскапывал какие-нибудь!..

— Ну раз гра Фант молчит, — со своего места поднялся тот самый мужчина, который и призвал меня на арену, — то я, пожалуй, добавлю ещё немного интересного…

— Это уже неинтересно! — как можно громче, но так, чтобы голос не сорвался на крик, ответил я.

На лице мужчины промелькнуло удивление, но он предпринял ещё одну попытку, пока я пытался сообразить, что именно говорить дальше.

— И всё-таки я скажу!..

— Вы уже всё сказали! Теперь говорить буду я! — я и сам от себя не ожидал ни таких слов, ни того властного тона, который вдруг прорезался в моём голосе. — Сядьте на место, гра! И слушайте!..

Наверно, я бы на его месте упёрся и не сел. Начал бы спорить и что-нибудь доказывать… И это как раз было правильно — нельзя оппоненту давать собой командовать. Поэтому простым приказом я не ограничился и продолжил:

— Как вас, кстати, зовут, гра?

— Гра Минот…

— Хорошо! — кивнул я, записывая имя в блокнот. — Теперь мы с вами знакомы… А теперь — сядьте!

Да, это был толстый и прозрачный намёк… Даже больше скажу — это была не слишком завуалированная угроза… И гра Минот отлично её понял. Не хочешь стать целью для охотников дома? Тогда не отсвечивай, уважаемый! Местные отлично понимали этот нехитрый принцип. И гра Минот оказался сообразительным. Он неохотно попятился и всё-таки сел на своё место. А я повернулся к залу и предупредил: