Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17

– Изменник! – злобно выкрикнула Тюка.

Глафира и Христофор, хорошенько подравшись, приметили, что дверь в кабинет не заперта, и наперегонки бросились к компьютеру. Чтобы одолеть сестру, которая была сильнее физически, Христофор пошел на хитрость.

– Она не святая! – заорал он на всю квартиру.

– Слушай, сынок, кого это волнует? – отозвалась мать.

– Она учится в православном интернате, а сама грешит! – надрывался Христофор.

– Мы вместе согрешили! – защищалась Глафира.

Лев Арнольдович начал было сочинять забавную частушку о происходящем, но тут выяснилось, что Глафира и Христофор подглядывали через бинокль в окна многоэтажки напротив.

– Он рассматривал, как девушка переодевалась! – выдала брата Глафира.

– А она!.. А она… – Христофор задыхался от возмущения. – …Как мужик без штанов вышел из душа!

От компьютера обоих доносчиков прогнали. Тщательно заперев кабинет, единственное место, откуда можно было выйти в интернет, Марфа Кондратьевна стала собираться на митинг. Лев Арнольдович тоже исчез, пообещав вернуться ближе к ночи. Дети сновали по квартире, подобно воробышкам: ни в школу, ни в детский сад они не ходили. Христофора в православном классе отпустили до середины февраля.

Любомир и Ульяна, вооружившись плюшевыми игрушками, колотили старшего брата, а Глафира, устроившись в потрепанном кресле у лоджии, увлеченно писала стихи в блокнот.

Христофор, извернувшись, изо всех сил ударил Любомира ногой, тот от боли согнулся пополам.

Я тряхнула Христофора за плечи:

– Не смей обижать маленьких!

Христофор фыркнул и пошел на кухню за чашкой. Залез на табуретку, но едва протянул руку к верхней полке, как у ветхой табуретки подломились ножки. Завоеватель рухнул, а на голову ему с размаху шлепнулась жестяная миска.

– Я пират, а пираты не плачут, – повторял Христофор, пытаясь сдержать слезы.

– Но даже им следует помнить, что злодейство наказуемо. И так будет всегда, – строго сказала я.

Убирая чужой дом, я постоянно думала о маме. Мама, вернувшись от грузинки Дины в холодный дом, потеряла сознание. Повезло, что ее нашла бабка Алиса. Приехать маме было некуда, здесь меня едва терпели. Выходных за месяц случилось всего два, но это никого не смутило, наоборот, мне не хотели давать даже их. Мама ждала от меня финансовой поддержки, но откуда мне было взять деньги? Я продолжала искать работу.

Мысли прервал звонок в дверь. На пороге стояла худенькая темноволосая женщина лет сорока.

– Меня зовут Оксана. Я из Украины, – представилась встревоженная незнакомка. В руках она держала сладкий рулет.

Дети, позабыв про горести и забавы, столпились вокруг. Аксинья угрожающе зарычала, попытавшись отобрать выпечку, но я не позволила, а разделила сладкое поровну.

Пока мы с Оксаной лезли в дыру на кухню, чтобы выпить чаю, Аксинья стащила с себя ночную рубаху, выбежала на лоджию и, найдя там литровую банку с вареньем, запустила ее вниз. Просвистев, банка угодила в одного из рабочих-мигрантов, чинивших во дворе канализацию.

В дверь опять заколотили. Пострадавший, весь в варенье, держался за каску.

– Ох! – стонал бедняга. – В меня прилетела банка с вашего балкона!

Его товарищ был настроен более агрессивно:

– Это сделала голая толстая девушка! Где она? Мы с ней разберемся!

– Здесь только я и дети, – сказала я.

– Неправда! Банку вниз бросила девушка! Мы ей волосы вырвем!

– Москвичи проклятые! Зажрались совсем! – неслось со двора.





На этаж следом за пострадавшими прибежали Давладбек и Рузи.

– Пойдемте, братья! – уговаривали сантехников дворники. – Няня из Чечни, работает здесь за ночлег. Чем она поможет?

– Богачи проклятые, вареньем кидаются! – крикнул пострадавший.

Мигранты – люди без прав, они поняли, что всё равно ничего не докажут. Мне было их жаль, но я не могла дать в обиду Аксинью и детей. Повезло, что на голове у рабочего была каска. Она спасла ему жизнь.

На кухне царила анархия. Христофор и Глафира щипали друг друга. Оксана сидела на лавке, поджав ноги, и невозмутимо пила бледный чай без сахара. Любомир и Ульяна бросали в брата и сестру наполнитель из кошачьего лотка. Аксинья несколько раз ударила кулаком по стиральной машине, а затем начала демонстративно показывать голый зад сквозь дыру в двери. В этот момент позвонил Лев Арнольдович и спросил, пришла ли с митинга Марфа Кондратьевна. Я с юмором описала ему происходящее, и он бросил трубку. До Тюки было не дозвониться.

Как только удалось помирить детей, Аксинья опять начала рваться на лоджию. Мы с Оксаной вдвоем не могли ее удержать. Малыши визжали от страха, а ближайшая соседка стучала в стену колотушкой, но нам было не до нее. Когда Аксинья приходила в ярость, с ней не справлялся даже Лев Арнольдович, что уж говорить про нас. Мы – хрупкие создания – были совсем не похожи на санитаров из сумасшедшего дома.

– Марфа Кондратьевна всегда дает детям психотропные таблетки. Где они? – спросила Оксана.

– Я не знаю. Она ничего про это не говорила, – ответила я.

– У нее все дети больные! – поделилась со мной Оксана.

– Все дети?!

– Да! Аксинья стоит на учете официально, остальным Марфа Кондратьевна достает лекарства подпольно. У нее есть знакомый врач. Зовут Зинаида. Она на меня транквилизаторы оформляла. Я ходила в аптеку, покупала вроде себе, а на самом деле – детям. Они должны пить таблетки осенью и весной…

– Я ничего про это не знаю!

– А в столе у Льва Арнольдовича нет таблеток?!

– Христофор, посмотри в секретере, у папы были какие-то желтые таблетки, – попросила я.

Христофор рванул в маленькую комнату, но секретер оказался заперт.

Аксинья отшвырнула нас с Оксаной и все же вырвалась на лоджию, выискивая, что бы сбросить вниз.

К нам на помощь прибежала Лариса:

– Полина, давай младших заберу! Слышу, у вас больная разошлась!

Я согласилась.

Глафира умчалась вслед за Ларисой. С нами остался только Христофор, безрезультатно пытавшийся связать Аксинью прыгалками и полотенцем.

– Я вижу, ты хорошая девушка, – сказала Оксана, когда нам с трудом удалось запихнуть Аксинью в комнату отца и там закрыть. Больная крушила мебель, а Оксана продолжила говорить: – Год назад я пыталась зацепиться в Москве. Вместе с женихом мы приехали из Украины, еле сводили концы с концами. Марфа Кондратьевна обещала помочь. Я нянчила этих детей. Это был ни с чем не сравнимый ужас! Эти дети не нужны никому, даже собственным родителям. Оставив нас без денег и еды, Марфа Кондратьевна и Лев Арнольдович уехали якобы на пару дней, а трубку не брали месяц! Месяц! Я из-за этого чуть не рассталась с женихом. Загубила психику и здоровье. Сейчас я пришла, чтобы выпросить свой паспорт у Марфы Кондратьевны. Она его у меня отобрала. Теперь я даже домой не могу вернуться.

– А я не отдавала ей паспорт, – сказала я.

Судя по звукам за дверью комнаты, от книжных полок ничего не осталось – Аксинья вырвала их из стены и теперь по ним прыгала.

– Няньки всегда отдают документы хозяину… Я украинка, она у меня сразу документы забрала. – Голос Оксаны дрожал.

– Ты и других нянек знала?

– Здесь постоянно кто-то живет. Хозяева не платят, кормят плохо. В няньках беженцы или нищие из деревень. Одну девушку они обвинили в краже. Она плакала, божилась, что ничего не брала. Но деньги куда-то пропали, и ее с позором выгнали. Другая нянька не выдержала – сошла с ума. Полина, беги отсюда, пока не поздно!

– Куда мне бежать?! На вокзал к бомжам? Я беженка из Чечни. Нет никакой помощи от государства. Ни пособий, ни крыши над головой. Нет родственников, которые бы приютили хоть на одну ночь! Никакие правозащитники нам не помогают. Наоборот, как видишь, я с их детьми вожусь!

– Когда эти жулики пропали на месяц, я решила сдать детей в приют, а Аксинью – в сумасшедший дом. Звонила по адресам, говорила с социальной службой. Но в России, сама знаешь, система не налажена: советовали не торопиться, ожидать возвращения блудных папы и мамы. Марфа Кондратьевна и Лев Арнольдович мне ничего не заплатили, хотя вначале обещали. Паспорт не вернули! Я уже год живу без паспорта. Умоляю их вернуть мне документы!