Страница 16 из 17
– Ты видишь будущее и прошлое одновременно, поэтому происходит путаница, – задумчиво сказал межгалактический капитан.
Тюка во сне превратилась в равношипного краба и бестолково клацала клешнями, а Лев Арнольдович с Аксиньей собирали в мешок провизию.
– Мы поплывем в маленькой деревянной лодке за горизонт, а потом начнется шторм, лодка перевернется, и мы наконец утонем! – возбужденно бормотал Лев Арнольдович. – Это наилучшее завершение нашей бестолковой жизни!
В какой-то момент я засмотрелась на сияние бездны, и оттуда, из глубины, появились мертвые, чьи глаза ничего не видят: в них не было зрачков. Мертвые перемещались наугад. Чтобы удержаться вне времени, они поклонялись дьяволу.
– Мы всюду, и нет нас нигде, – говорили мертвецы.
– Блуждающие вне времени погибают, если на них попадет святая вода, какой запасаются православные на праздник Крещения, – усмехнулся межгалактический капитан и протянул мне стеклянный пузырек.
Я открыла его и обрызгала их.
Святая вода обжигала несчастных, словно серная кислота, и они превращались в пар, теряя человеческий облик. Ради существования мертвецы согласились платить столь высокую цену – служить темному лорду.
Мы заключили договор: их предводители собрались вместе, и каждый поднял над головой бамбуковую трость.
– Никогда и ни при каких условиях вы, будучи невидимыми и бестелесными, не проникнете в то пространство, где буду я, и не помешаете моему делу, и не станете мне преградой, – сказала я.
Мертвецы произнесли клятву на латыни. Смысл ее был таков, что они берут в свидетели того, кому служат, и выполнят все, чего я потребовала.
Это было необычайно торжественно.
– Идите с миром, – покровительственно сказал им межгалактический капитан.
– Ох, Полина, похоже, менты здесь. – Дернул меня за рукав дубленки Христофор и таким образом отвлек от разбора сновидений.
В электричку мы сели по поддельным социальным билетам и немного волновались, что на какой-нибудь станции в вагон зайдут контролеры и нас оштрафуют. У Льва Арнольдовича оказалось полным-полно таких билетов.
– Государство нас нагибает, а мы не гнемся! – аргументировал их наличие пожилой миротворец.
– К деду Потапу! В Чехов! – задорно выкрикивал Любомир.
Во время пятиминутной стоянки милиционеры благополучно прошли мимо, а Лев Арнольдович выскочил на перрон и купил в ларьке слойки с клубничным джемом. Я начинала чувствовать себя дочкой Льва Арнольдовича. У меня не было отца, и никто никогда не покупал мне слойки. Всё детство мама одаривала меня тумаками и твердила, что мой отец умер.
– Можно я буду называть вас папа? – спросила я Льва Арнольдовича.
На самом деле вопрос был серьезный, и мне понадобилось немалое усилие, чтобы он прозвучал просто и забавно.
– Можно, Поля, – спокойно разрешил он.
– Да! Полина нам сестра! – восторженно загалдели дети и запрыгали по вагону.
Пока мы ели слойки, Лев Арнольдович, тряся отросшей бородой, рассказывал истории из молодости.
– Мы с Потапом знакомы полвека! Когда-то вместе батрачили, строили в сибирских деревнях коровники, на это и жили.
– Папа! Расскажи, как дед Потап сковырнулся в сугроб! – стали просить Ульяна и Любомир.
– Потап всегда считался славным парнем. Совсем не волшебником, – начал издалека Лев Арнольдович. – Он приходил домой после тяжелой работы, порол сына ремнем за неуспеваемость в школе, ставил синяки под глаз жене и, выпив бутылку водки, затягивал «Ой, да не вечер, да не вечер…».
– Ха-ха-ха! – смеялись дети.
– Под утро Потапа обычно увозил милицейский «бобик», который вызывали соседи. «Настоящий русский мужик!» – отзывались о нем товарищи. Однажды ударил лютый мороз, и Потап поскользнулся на крыше пятиэтажного здания – он помогал дворнику сбивать сосульки. Сделав в воздухе кувырок, Потап с размаху влетел в сугроб…
– О-о-о! – восхищенно сказал Христофор, наматывая на палец соплю. – Вот это я понимаю – полет!
– Выпивши, Потап неоднократно падал с балкона, но такой полет, сынок, ты прав, был особенным! В жизни Потапа появились люди в белых халатах, заплаканная несбывшаяся вдова, грустный сынок и, самое главное, – прозрение! – сделал акцент на последнее слово Лев Арнольдович.
– Прозрение?! – удивилась я.
– Магия! – завопил Христофор и проворно съел соплю.
Махнув на старшего сына рукой, Лев Арнольдович продолжил:
– Потап заявил: «Я пророк!» В начале девяностых годов прошлого века к подобному заявлению отнеслись настороженно, но в психбольницу не сдали – дивиденды перестройки. Соседи и приятели перестали узнавать Потапа – он больше не пил. Почуяв недобрый знак, они разбрелись к самогонным аппаратам со жгучей обидой в душе. Жена ушла к маме. А новоявленный пророк часами сидел в коммунальной квартире и медитировал то на таракана, отдавшего жизнь тапочке, то на круг от стакана и тому подобные вселенские знаки. Затем он понял, что пришла пора донести миру благую весть! – здесь Лев Арнольдович театрально выдержал паузу. – Потап вынул из носка двести рублей и отправился в путь-дорогу!
– Куда же он отправился? – поинтересовалась я. – На двести рублей далеко не уедешь!
– Из Сибири в Москву Потап добирался на электричках, бойко унося ноги от навязчивых контролеров. Питался, чем добрые люди угостят. Мылся снегом. Через месяц, попетляв по Руси-матушке, Потап прибыл в столицу. На вокзале его ограбили, наглядно продемонстрировав, как в современном мире встречают пророков: отняли дерматиновую куртку, шапку из собачьей шерсти, ну и, разумеется, те самые двести рублей. После этого Потап поселился в трубе под мостом. Тамошние бомжи охотно верили его байкам о спасении души и делились с ним объедками. Потап прожил в Москве около года, собирая милостыню и поучая народ мудрости, а потом решил идти дальше и отправился в Индию.
– Индия – страна чудес! – радостно пропел Христофор, облизывая палец.
– Благословенная Индия встретила Потапа большим наводнением. Сидя сутки на дереве рядом со старым индийцем и слушая его ломаный английский, он обрел бесценные знания, затем познакомился с общиной йогов, живущих на улице, – продолжил рассказ Лев Арнольдович. – Потап и его новые друзья соорудили дом из картонок. Как-то, заснув, Потап проснулся без штанов. Их сняли бродяги. Но даже в этом он увидел откровение: без потерь не постичь истину.
В Индии Потап жил пять лет, научился говорить на хинди, побывал в Гималаях.
Когда подстилки из веток ему не доставалось, он спал на голой земле или карабкался на дерево и оттуда глядел вниз – на людей и коров.
Потап научился разбираться в травах. На обед и ужин ему часто приходилось питаться ими. Он выучил мантры.
«Чуткий к песням живот не урчит от голода», – так говорит Потап. И чудо, которого он так ждал, случилось: его заметил Саи-Баба. Про йога Саи-Бабу ходили легенды, будто он создает предметы из воздуха. Потап убедился в этом лично, попав к нему оборванным, грязным и голодным. Паломники выдали Потапу тарелку с фруктами и чистую одежду.
О чем беседовал он с величайшим йогом, точно неизвестно, но есть их общие фото, доказывающие, что встреча состоялась, а не является фантазией Потапа. Затем мой друг вернулся в Москву и занялся врачеванием.
– Приехали! – разом закричали Ульяна и Любомир.
Помпоны на их шапках смешно запрыгали из стороны в сторону.
Выйдя из электрички, мы попали на торговую площадь. Дом Потапа в три этажа выделялся среди других строений: он был полукруглый, с невероятным количеством окон. Хозяин построил его сам.
– Дом в виде дерева! По веткам внутри можно лазить! – ликовали дети.
– На первом этаже не беситесь, там старые родители Потапа живут! Им под сто лет! – предупредил Лев Арнольдович. – У них тяжелая форма склероза, каждые полчаса они спрашивают: «Когда же обед?!»
Я насчитала в холле первого этажа семь окон, которые выходили на разные стороны света; с южной стороны к дому был пристроен длинный флигель с отдельным входом – обитель старых родителей.