Страница 2 из 12
Может, пойти за крапчатым? Вдруг опять что-нибудь перепадёт. За скальным прижимом след рыси свернул в круто взлетающий боковой распадок. Пышка зашла было в него, но тут сзади раздался непонятный гул. Хищница остановилась. Гул усиливался. Выскочив из-за прижима, она увидела, что с гребня отрога катится, вскипая белыми бурунами, ломая, как спички, деревья, снежный вал.
«Малыши!!!» Высоко вскидывая зад, росомаха кинулась к логову. Но вал уже успел накрыть долину многометровой толщей снега. Местность так изменилась, что Пышка только по торчащим макушкам скал, обрамляющим расщелину, определила, где находится её нора. Росомаха забегала по бугристой мешанине, пытаясь уловить запах или услышать писк детёнышей. Единственное, что удалось ей вынюхать и раскопать, работая не только когтистыми лапами, но и зубами, – это мятый окровавленный ком: всё, что осталось от куропатки.
К утру о впрессованные в снег камни и сучья были сломаны несколько когтей, разодрана до крови кожа на лапах. Но кроме измочаленного зайца и ещё двух куропаток она ничего не нашла. Обессиленная мать задремала в одном из раскопов.
Разбудило её бьющее в глаза солнце. С трудом поднявшись на кровоточащие лапы, Пышка оглядела снежную мешанину, покрытую оспинами вырытых ям. Где-то под этой толщей её малыши! Глаза росомахи наполнились тоской: она понимала – их уже не спасти. Тем не менее, всё ещё надеясь на чудо, несколько раз кругами обошла полузасыпанные скалы, и, ничего не вынюхав и не услышав, побрела прочь, оставляя на снегу алые капельки.
От нервного потрясения росомаху охватила жажда движения. Она бездумно шла и шла, наращивая скорость, словно куда-то опаздывала. Широкие, покрытые жёстким волосом лапы были идеальными снегоступами. Соски распирало от прибывающего молока. (Эти болезненные ощущения продолжались ещё пару дней: пока молоко наконец «не перегорело».)
Крутые склоны очередного ущелья сходились всё тесней и тесней. Соединившись, в конце концов они вывели росомаху на водораздельный гребень. Ветер срывал с него снежную пыль. Искрясь на солнце, она тянулась в воздухе полупрозрачным шлейфом. Отсюда перед Пышкой открылась широкая лесистая падь, упирающаяся в смазанные дымкой хребты. Самый ближний, изрезанный мазками каменистых обнажений и осыпей, выделялся массивной, похожей на гигантскую нахохлившуюся куропатку горой.
Местность малознакомая, но черно-зелёные, посеребрённые снегом склоны, витиеватые змейки речушек, торчащие там и сям скалы напоминали прежний участок. Пышка понеслась равномерными махами вниз, взбивая снег и наслаждаясь скоростью.
Впереди с дерева посыпалась снежная кухта. Росомаха остановилась. Всё в ней замерло, кроме глаз, «прощупывающих» кроны. Ах вон оно что – в ветвях мелькали белочки в тёмно-серых шубках, с чёрными пушистыми хвостами. Хищница стала наблюдать за весёлой компанией в надежде, что хоть одна из них спустится на снег. Проворные зверьки долго и беспорядочно носились по ветвям кедра, играя друг с другом. Но вот они наконец прервали беготню и, закинув на спину хвосты, разбежались по кудрявым вершинам с темнеющими кое-где пучками шишек и принялись деловито шелушить их. Расправившись с одной, принимались за следующую. На снегу валялось множество голых стерженьков и ещё больше чешуек. Неугомонные хлопотуньи и не думали спускаться. Бременами они поворачивались друг к другу и начинали «беседовать»: звонко цокали, цвиркали.
Разочарованная Пышка побежала к речке. Под обрывистым берегом, на быстротечье, густо парила полынья. Подойдя к дрожащей от напора воды закраине, стала всматриваться в прозрачную черноту. Заметив тёмную спинку хариуса, напружинилась и, как спринтер на старте, подалась вперёд. Молниеносное движение когтистой пятерни – и хариус с веерообразным спинным плавником, сияющим всеми цветами радуги, забился на снегу. Отталкиваясь хвостом, он чуть было не соскользнул обратно в полынью: росомаха едва успела накрыть его лапой…
Подкрепившись, она продолжила рыбалку. Однако стайка была уже настороже, и Пышке удалось выхватить всего лишь одну беспечную рыбёшку. Хрумкая её, боковым зрением засекла промелькнувшего на белом фоне тёмного, с длинным туловищем зверя. Повернула голову: «А! Выдра[2]! Это неинтересно».
«Родственница» подбежала ныряющими прыжками к противоположному краю промоины и бесшумно соскользнула в воду. Пышка же продолжила знакомство с новым участком. На пологом склоне она наткнулась на непрерывно тянущуюся парную борозду. Росомаха знала, что такие следы оставляют только люди и они таят опасность, но, поскольку бежать по укатанному снегу было легче, она перескочила на них.
Глава 2
Ермил
Дед Ермил неторопко обходил на окамусованных[3] лыжах Дальний путик[4]. Как и подобает промысловику, одет он был легко, тепло и удобно: ничего не висит, ничего не задевает. На ногах – кожаные олочи, сшитые из прочной шкуры сохатого. Поверх штанин суконная «труба», привязанная полосками сыромятины к поясному ремню. Куртка – обрезанная солдатская шинель. Сзади трусила на поводке рыжеватая лайка.
Охотник то и дело с грустью поглядывал из-под седых, сурово сдвинутых бровей на забрызганные солнцем сопки, распадки, купол горы, которую в деревне из-за не тающей даже летом снежной шапки именовали Сахарной Головой. Через неделю закончится промысловый сезон, и он покинет эти места до осени. А может, и навсегда: как-никак разменял восьмой десяток.
Из-за болей в спине и прострелов в левую ногу он в эту зиму большую часть сезона провалялся в зимушке. Порой было так худо, что за дровами на четвереньках со стоном выползал. Оттого и пушнины кот наплакал: четыре соболя и две норки – харчи не окупишь.
Одно утешало старого промысловика: на лабазе почти сотня тушек беляков. Слава богу, зайцев нынче прорва. (Лето выдалось благоприятным, и во всех трёх помётах большинство зайчат выжило.) Снег вокруг иных поваленных осин – заячьих столовых – до того истоптан, что по нему можно было шагать не проваливаясь. Старик, ставя петли на тропах и сбежках, каждый день по два- четыре беляка снимал. Ружьишко пускал в дело лишь тогда, когда сами набегали.
Доставшийся ему от отца участок за пятьдесят с гаком лет он исходил вдоль и поперёк. Здесь знакомо каждое дерево и каждый камень. Сызмальства повадился: как выдастся свободный день, так с отцом в тайгу. Такова уж натура. А что поделаешь с натурой-то? На промысле он не только не тосковал о семейном уюте и удобствах жилухи, а даже, наоборот, отдаваясь всем сердцем во власть древнейшей страсти – охоте, забывал и о жене, и о доме.
– Эх! Было времечко, по сорок вёрст за день по целине хаживал, ещё капканы успевал ставить! Как же я буду без этих сопок?! – сокрушался Ермил Фёдорович.
От грустных раздумий его отвлекла синица. Радуясь первому теплу, пичуга неутомимо звенела серебряным колокольчиком. Её поддержали бойкой трескотнёй белобокие сороки-сплетницы. Эти звуки отвлекли старика от невесёлых дум.
– Чего это они сказать пытаются?
И тут же увидел ответ – лыжню пересекли свежие собольи следы.
Чтобы Динка не порушила их, Ермил не стал отпускать её с поводка.
«А соболь-то бывалый – следы путает мастерски!» – подумал дед.
Вот он спрыгнул с ели на снег, нарыскал, напетлял, прошёлся по бурелому, сдвоил следы, сделал полутораметровый прыжок на пень, с него – на кучу хвороста, затем взобрался на берёзу и ушёл верхом, перемахивая с ветки на ветку.
Теперь только по осыпавшейся хвое да мелким сухим веточкам можно было определить направление его хода. На свежей пороше эти посорки были хорошо заметны. Вскоре следы опять вернулись на лыжню. Между стволов мелькнуло и тут же исчезло в ложбине коричневое пятно. Промысловик мгновенно превратился в зрение и слух: «Неужто нагнал?! Да крупный какой!»
Из-за взгорка показалась «прыгающая» вверх-вниз тёмная спина и прямо на Ермила выбежал косматый зверь размером с собаку. Охотник опешил:
2
Выдра – как и росомаха, относится к семейству куньих. Сравнительно крупный хищник. Тело длинное, слегка уплощённое. Ведёт полуводный образ жизни в чистых горных речках. Питается преимущественно рыбой.
3
Камус – шкура с голени северных оленей, лосей, маралов, изюбрей, лошадей, приклеиваемая к поверхности лыж, чтобы они не проскальзывали обратно при подъёме в гору.
4
Путик – охотничья тропа, вдоль которой устанавливаются капканы и ловушки. Обычно имеет замкнутую форму.