Слезы в раю

Москвичи сели за один стол вместе с Азатом и другой молодёжью. Жених с невестой сидели за отдельным столом, по краям от них каворь с каворь кин и азаб-баши с арснакур. Соня не запомнила названия на армянском и называла их в уме обычно, по-русски.

Официанты предложили напитки, ребята в основном пили тутовую водку, а девушки вино. Первый тост сказал тамада, открыв застолье и объявив каворя главным на сегодняшнем вечере. И начался праздник.

Веселье шло на полную катушку, но, что удивительно, при огромном количестве выпитого спиртного за столами был чёткий порядок. Все гости слушали тамаду, затем тостующего. Вставали, когда была необходимость, молчали, если нужно молчать, танцевали в тот момент, когда все выходили на танец.

После тоста, сказанного каворем, объявили танец жениха и невесты. Это был пиковый момент свадьбы. Все танцевали национальные танцы, многие – размахивая в руке платком.

Спустя сорок минут плясок, тамада объявил всем, что ожидается тост. Гости послушно уселись за столы, куда как раз принесли шашлык из осетрины, свинины, курицы и баранины с зажаренными на мангале картошкой, болгарским перцем и баклажанами.

Тамада почему-то стал говорить по-армянски, хотя до этого в основном изъяснялся на русском, лишь добавляя какие-то выражения на родном языке.

Стало ясно, что слово будет говорить кто-то очень уважаемый, так как люди затихли и смотрели на сцену. Соня ожидала, что выйдет кто-то вроде мэра города или крутого бизнесмена, но она ошиблась…

Опираясь на палку правой рукой, поддерживаемый молодым парнем слева, к микрофону подошёл старик. Несмотря на сгорбившуюся спину, его взгляд был очень ясным, в глазах читалась мудрость и печаль. Опрятно одетый, с полностью белой шевелюрой и бородой, дед взял микрофон и окинул взглядом весь затаившийся зал.

– Я не хочу долго… – начал он говорить звонким голосом на русском языке с едва заметным акцентом, – конечно, я очень рад сегодняшнему событию… Я не хочу говорить, что на нашей земле появилось новое дерево, которое, даст Бог, скоро даст нам плоды… Нет! Мы все, армяне, живущие в Арцахе или родившиеся тут, – одно большое дерево! И на этом дереве сегодня появилась новая веточка… Какие-то ветки стареют на нашем дереве… усыхают и опадают… какие-то растут… не давая плодов. Какие-то бывают как сорняки… мешают расти дереву… Без этого тоже никак не обойтись… – Старик задумчиво посмотрел куда-то вдаль и после небольшой паузы печально продолжил: – Дай Бог, чтобы ваша веточка, которая сегодня появилась на свет, дала нам хорошие плоды… Тот, кто говорит, что сегодня родилась новая семья, не прав! Весь Арцах, мы все… Все – одна большая семья! Как то дерево. А вы лишь веточка этого дерева… Но я хочу поднять бокал не за это… – Он снова сделал паузу и с печальными глазами продолжил: – Мы не должны никогда, ни при каких обстоятельствах, ни при каких радостных днях, ни на одну секунду не забывать те веточки нашего дерева, которые были срублены молодыми. Никогда мы не забудем наше древнее дерево. Древнее многих в этом мире… Но всю свою историю его хотят срубить… И пока будем помнить тех, благодаря которым мы всё ещё живы, помнить тех, кто положил свою жизнь ради того, чтобы сегодня наше дерево всё ещё стояло, мы будем жить! Потому что мы никогда не забудем те реки слёз наших женщин, которые смешались с реками крови наших мужчин!

В глазах деда не было слёз, и голос его не дрогнул, но то чувство, с которым он это говорил, невольно передалось всем.

– Я поднимаю сегодня этот бокал за память наших ушедших братьев, сестёр, матерей, отцов и детей! За тех, чьи души всегда рядом с нами. Мы будем помнить их всегда!

Все молча осушили свои бокалы и рюмки. Дед медленно, опираясь на палочку, пошёл назад, за свой стол.

Музыкант стал играть на дудуке, все сели и вернулись к трапезе. Марат, понимая интерес Сони, склонился над её ухом:

– Этого деда зовут Масис. Он герой! Его весь Арцах знает. Ему лет за девяносто, он в детстве был партизаном на войне с немцами, а во время войны с Азербайджаном в девяностых годах воевал вместе с сыновьями своими… У него три сына было, все погибли… Он герой войны.

– На русском хорошо говорит, без акцента, – заметила Соня.

Марат улыбнулся:

– В советские времена он был в Москве деканом факультета востоковедения…

– О! – улыбнулась девушка. – Так он твой коллега!

– По специальности, – кивнул Марат, – но я пока даже не кандидат наук… а он – профессор! Когда война началась, он взял своих сыновей и приехал сюда воевать. После их смерти остался здесь. Все думали, он не переживёт это… но он очень сильный мужик и очень умный. К нему даже Аво прислушивался…

– Это герой какой-то? – спросила Соня.

– Да, Монте Мелконян. Аво – его называли так… Потом расскажу как-нибудь…

Соня согласно кивнула и сконцентрировалась на музыке. Дудук закончил играть, разрывая сердца присутствующих печальным мотивом. И снова началось веселье. Послышалась музыка, молодёжь выстроилась в линию на танцполе, и, взявшись за руки, начали танцевать круговой танец кочари[11].

Вначале всего пятеро, потом люди стали присоединяться к змейке. Первой шла девушка, размахивая платком и задавая ритм музыке.

Азат подошёл к Марату и радостно воскликнул:

– Ты так и будешь сидеть всю свадьбу?

– Ты же знаешь, что я не умею и не особо люблю танцевать, – улыбнулся Марат в ответ.

Азат махнул на него рукой и сказал:

– Ну и сиди. А вот невесту твою мы научим! – Он протянул руку Соне и добавил: – Пойдем!

– Но я даже не знаю, как это танцуется, – виновато заявила девушка.

– Сейчас научим! – настаивал Азат. – А твой жених пусть сидит как монах.

Соня взглянула на Марата, он кивнул ей, чтобы не стеснялась и приняла предложение друга. Девушка встала, вместе с Азатом они присоединились к цепочке танцующих. Под удары барабана все вместе делали шаги, приподнимали ноги и топали.

Азат стал объяснять Соне, показывая движения:

– Шаг, ещё шаг, топнули и назад… Пауза и снова… Ничего сложного, просто делай как все… Если по-другому, просто повторяй за всеми и слушай только удары барабана.

Змейка уже насчитывала больше тридцати человек, в основном молодёжь. Все, держась за руки, исполняли одинаковые движения ногами. Это было очень символично и красиво. После слов, сказанных дедом Масисом, действительно казалось, что это одна большая семья, которая не просто умеет танцевать, а, чувствуя друг друга, совершает одинаковые движения. Соня была под большим впечатлением от этого танца, так явно показывающим дружбу и сплочённость одного народа.

После получасового кочари последовал очередной тост, а за ним, очень торжественно и ярко, вынесли огромную тыкву, внутри которой был плов с изюмом и курагой. Марат объяснил Соне, что это главное свадебное блюдо под названием хапама[12].

Выглядело всё феерично. Тыкву поставили на стол молодожёнов, откуда официанты разнесли её всем желающим гостям, положив на тарелки и сладкий плов.

У Сони уже не было сил есть, и она, так же как и Марат, отказалась от угощения.

– Уже два часа ночи, – аккуратно произнесла девушка. – Свадьба долго ещё будет?

Марат лишь засмеялся:

– Да ты что! Они ещё выпьют цистерну чачи, потом кофе, а утром хаш покушают и спать лягут. Раньше шести утра не разойдутся!

– Все? – с ужасом спросила Соня, понимая, что тут много детей и стариков, которым наверняка тяжело столько сидеть.

– Да нет… – пожал плечами Марат. – Уже многие ушли, если ты заметила… Через час, я думаю, останется человек сто, самых близких и самых стойких… Досидят до утра максимум пятьдесят… Ты устала? Домой хочешь?

– Как-то неудобно… – кротко произнесла девушка, – но я бы пошла домой… Мы встали очень рано… Тем более бабуля вон уже собирается…

– Да… – согласился Марат, – я тоже устал, думаю, можем идти.

– Впечатлений сегодня у меня море! – улыбнулась Соня, нежно посмотрев на Марата.

11

Кочари [qochari] – национальный армянский танец. – Пер. с армянск.

12

Хапама [ghapama] – национальное армянское свадебное блюдо из тыквы. – Пер. с армянск.