Л плюс Н

Она помотала головой. Царапины затягивались прямо на глазах, но Ньют снова коснулся ватой ее кожи, выписывая что-то круглое и невидимое за его головой, склоненной так низко, что его волосы щекотно касались ее запястья. Лита сидела неподвижно и почему-то почти не дыша. Ньют поднял на нее глаза,робко улыбнулся. На ладони у нее, распустившись на царапине-стебле, красовался выведенный бадьяновым отваром цветок.

Они еще не учились готовить Амортенцию, но Лита знала заранее, что это зелье будет пахнуть для нее едким, кислым и железным…

— Гр-р-р-дрянь!

Джарви не пожелал сидеть в ящике и, растревоженный незнакомым запахом, выбрался наружу и злобно скалил зубы.

— Перестань! — Ньют потянулся поймать неугомонного хорька, но тот увернулся и, вздыбив шерсть на хребте, выскочил в щель приоткрытой двери и был таков. Лита и Ньют обменялись отчаянными взглядами и, не сговариваясь, бросились следом.

Они то крались, то бежали по коридорам засыпающего замка, разом охотники и добыча для патрулирующего школу завхоза и любого преподавателя, и впервые с того проклятого спектакля Лита чувствовала себя как прежде, хорошо: они вместе делают свое дело и не думают больше ни о чем.

— Было бы заклинание, показывающее следы!.. — прошептал Ньют, когда они в растерянности остановились на пересечении двух коридоров, гадая, куда выбрал направиться джарви.

Они положились на удачу и свернули влево, но успели сделать всего несколько шагов, когда из-за поворота впереди раздались приближающиеся голоса. Ньют дернул Литу за собой в нишу за пыльным гобеленом. Здесь было тесно, они прижимались друг к другу плечами, и в их затаившейся тишине Лита слышала его дыхание, и несмотря на рискованность их положения ей хотелось засмеяться, от волнения, глупого азартного страха и оттого, как счастливо горела ее прижатая к нему рука.

— …что она устроила на спектакле? — донесся до них голос профессора Уилкост. — Конечно, девочку нельзя винить, с такой-то семьей! Но вот что выходит, когда девица не получает правильного воспитания.

— Полагаете, она из ревности?.. — Это сказала мадам Трелони.

— Еще бы. Больно смотреть. Она влюбилась в мальчика по уши, но такая дикарка даже для него чересчур!

Профессора прошли мимо, в коридоре стало тихо. Можно… Нужно было выйти, искать дальше пропавшего джарви, как будто она ничего не слышала, мало ли о чем могут посплетничать учителя, они ведь тоже люди, да и… Но Ньют тоже все слышал. Лита стояла, как будто ее парализовало заклятием, и не знала, побледнела она или покраснела как рак. Руки и ноги вдруг стали как свинцовые: будто вся кровь от лица утекла в них — черная, тяжелая… «Еще бы, с такой-то семьей». Помимо собственной воли она повернулась и посмотрела на Ньюта. Он тоже смотрел на нее, и она не понимала, не видела в темноте, с каким выражением, но он… Он молчал. Она тоже, но за нее все сказали, ее тайну раскрыли ей самой, и ему тоже!.. Прошло всего несколько секунд, но и это было слишком долго, Ньют должен был сказать хоть что-нибудь, но не сказал. Лита чувствовала, ее вот-вот вырвет от страха, от этого ожидания, и пока не случилось хотя бы такого позора, она выскочила из-за гобелена и бегом бросилась прочь, забыв про джарви, про то, что нужно не шуметь, что за каждым углом может караулить нарушителей мистер Прингл. Хуже уже ничего не случится.

***

На следующий день была суббота, выходной, но не для Литы и Ребекки: за свое поведение на спектакле они обе были наказаны на месяц. Профессор Слизнорт, сообщая об отработке, дал Лите понять, что подобными выходками она ставит под угрозу свое дальнейшее пребывание в Хогвартсе. Стоило бы из-за этого волноваться, но Лита была только рада: наказание давало ей возможность не думать, что делать дальше. Ответ уже был дан: чистить, мыть и подметать, потому что отработка состояла в уборке Большого зала, к финалу “Феи Фортуны” превратившегося едва ли не в руины.

Оттирая копоть со стены, Лита искоса бросала взгляды на свою напарницу. Пруэтт работала молча. Лицо у нее было бледное, но больше она не ревела. Что с ее отцом? Поправился он или нет? Как бы она ни ненавидела Ребекку, она не желала ей остаться сиротой! Может, вот так думал и Ньют? Просто сочувствовал Пруэтт и все? Потому что умеет сочувствовать и не боится это делать, не боится быть добрым? А она — она боится, и не умеет, наверное, не научилась у него за все годы их… дружбы. «Вот что бывает, когда девица не получает правильного воспитания».

— Дрянь!

Ребекка испуганно дернулась, они с Литой одновременно повернулись на этот голос, донесшийся из-под груды обгорелых досок в углу.

— Пивз? — неуверенно позвала Пруэтт.

В груде деревяшек зашуршало, и наружу выбрался пропавший джарви. Лита бросилась к зверьку, подхватила его под живот и ловко поймала ладонью юркую клыкастую морду. Джарви сердито колотил ее хвостом, но пока не выпускал когти и не кусался, пытаясь вырваться бескровным способом.

— Ш-ш, это я, — успокаивающе забормотала Лита. — Успокойся!

Джарви все-таки высвободил морду и разразился целой очередью грязнейших ругательств, увенчав их своим любимым утробным “Др-р-р-янь!”.

— Что это? Твой питомец? — На секунду Лита подумала, что Ребекка в самом деле спрашивает из интереса, что это было как будто в ответ на ее собственную готовность спросить об отце. Но тут она добавила: — Подходит тебе.

«Еще бы, с такой-то семьей». Лита встретилась с Пруэтт глазами и снова, как тогда на спектакле, сама не поняла, что с ней творится, злоба или боль переполняют ее, смешавшиеся неразрывно, как у раненого зверя.

— Дрянь, дрянь, дрянь! — зарычал джарви и укусил ее за палец.

Ребекка попятилась, на лице ее были разом страх и брезгливость.

«Больно смотреть».

И Лита не выдержала, схватила хорька под свирепо когтившие воздух лапы и толкнула его на Ребекку.

========== В жизни побеждают чудовища ==========

Шрамы от когтей джарви с лица Ребекки Пруэтт мадам Винкль свела за несколько часов, но профессор Диппет и школьный совет были неумолимы: подобное недопустимо, виновный должен быть наказан. Литу это устраивало. А Ньют… “Такая дикарка чересчур даже для него”. Он найдет себе другого раненого зверя вместо нее, а зачем ей экзамены, учеба, карьера и что угодно еще, если она сама не нужна никому? Да пусть бы ее выгнали, из школы и из жизни тоже. Какой смысл все это продолжать. Так Лита думала, направляясь в директорский кабинет для разговора о своем преступлении, за наказанием. Профессор Слизнорт ведь предупреждал ее…

Она прошла мимо кабинета трансфигурации. На парте там все еще живет ее надпись. О, Мерлин, это ведь было так недавно! Все стены замка вдруг показались ей исписанными этими же двумя буквами. Вот здесь, за доспехами, она и Ньют однажды прятались от завхоза вместе с коробкой, полной лесных пикси. Здесь срезали путь в Астрономическую башню, опаздывая на урок.

Нет, хватит, хватит!

Ее исключат, это точно. Что скажет на это отец? Позволит ей вернуться или решит, что принять в дом такую дочь значит опозорить свою фамилию? У нее отнимут палочку? Она ведь сдала СОВ, и неплохо, она могла бы найти какую-нибудь работу, если только ей оставят палочку, у нее же больше нет ничего!.. Ей вдруг впервые стало страшно оттого, что ее ждет. Чувствуя, как дрожат колени, Лита повернула в ведущий к кабинету профессора Диппета коридор, и тут ее догнал Ньют.

— Я скажу им, что это я сделал!

Они не разговаривали с тех пор, как случайно подслушали беседу двух профессоров. После происшествия с джарви Лита спряталась в слизеринской гостиной от любых его слов — нет, кого она обманывает, не от слов, а от еще одной тишины. Она и сейчас бы с ним не заговорила, не смогла бы, если бы он не сказал такое…такую глупость.

— Это сделала я и не жалею, — ответила она, не глядя на Ньюта.

Ребекка наверняка уже раззвонила на всю школу, что эта Лестрейндж натравила на нее дикое чудовище и что она чудом осталась жива. Ньют тоже все уже знает, ее объяснения ему не нужны, ничего ему не нужно.