Л плюс Н

— Тщательнее, мисс, тщательнее! Привыкли, что дома, во дворце-то фамильном, все домовики делают? Думаете, вам и в школе чего хочешь можно? Слизняками кидаться! Это же надо!

Лита сжала губы. Подняв крышку парты, она принялась оттирать с нее надписи и отскабливать перочинным ножом оплавленные следы взрыв-тянучки. Тут были имена и послания друзьям с других курсов, рисунки каких-то немыслимых зверей и символы любимых команд по квиддичу, непонятные значки и руны… Мысли упрямо возвращались к вчерашним пророчествам. К их молчанию. Почему ей одной не удалось увидеть ничего? Лита вспомнила, как во все глаза смотрела на луну сквозь платок и знала ведь, что пытается не увидеть лицо, а узнать его, и что хочет потом краснеть и смеяться с подружками, как другие девчонки. Но у нее нет ни будущего, ни подруг. Только Ньют.

Лита перехватила ножик как будто для боя, надавила на лезвие, вырезая линию — одну, другую — поперек чужих рисунков, слов и имен, как будто могла зачеркнуть этим то, что в будущим ничего для нее не было. Плевать! Зато у нее есть сейчас.

Что-то звякнуло, по полу покатились монеты. Прингл сердито хлопнул себя по карману.

— Проклятье!..

Он потянулся собрать деньги, но не успел: в дверь юркнул невесть как пробравшийся в замок нюхль и ловко сцапал ближайший сикль.

— Ах ты!.. — вскрикнул Прингл и дернулся отобрать монету, но нюхль увернулся и припустил по коридору прочь.

— А ну стой! Зверюга жадная!

Прингл бегом бросился за нюхлем, а в кабинет заглянул Ньют. Лита захлопнула крышку парты так быстро, что прищемила палец, ахнула от боли, вспыхнула и только потом поняла, откуда и зачем взялся нюхль.

— Идем скорее! — позвал ее Ньют. — Пока он не вернулся! Если что, скажем, что ты все сделала и ушла, потому что его не дождалась.

Лита улыбнулась так благодарно и счастливо, как будто он спас ее не от завхоза и уборки, а от смерти в драконьих когтях. Да, у нее есть Ньют, и больше ей ничего не нужно.

Они до самой ночи прятались в роще на краю Запретного леса, перебрасываясь снежками и смеясь. Сверкали сугробы, и звезды, и даже воздух, взболтанный с мелкими колючими снежинками и паром от их дыхания, и Лита почти перестала думать о том злосчастном уроке предсказаний. В конце концов, разве человек не сам выбирает и создает свою судьбу? Если так, она выбрала то, что написала на парте.

========== Василиск и огневица ==========

«Никто не хочет целовать девушку в черном». — Аббатство Даунтон

— Рождественский спектакль? — Ньют с веселым удивлением поднял на нее глаза, а джарви демонстративно задрал когтистую заднюю лапу и прорычал: «Дрянь!». — Кем ты будешь?

— Аматой. Той, которую бросил жених, — пояснила Лита. — Это все профессор Бири! На прошлом занятии Пруэтт специально брызнула на меня гноем бубонтюбера, я наложила на нее Петрификус тоталус… И он сказал, что если мы не хотим получить наказание, то должны поучаствовать в пьесе. Он видит в нас «невероятный драматический потенциал».

— А дракон у вас будет? Там же есть дракон, да?

Лита возвела глаза к небу и засмеялась. Ну конечно, в любой истории Ньюта больше сюжета, персонажей и актеров заинтересует хоть какой, но зверь.

— Драконом могла бы быть Пруэтт, — сказала она. — Сделает себе змеиную голову из папье-маше — и готово, плеваться ядом она и так умеет.

Ньют усмехнулся, но без большого энтузиазма. Ее бесконечная война с Ребеккой всегда его удивляла. Еще бы: его-то не трогали даже самые отпетые школьные хулиганы. Лита нередко ломала над этим голову. По всему выходило, что Ньют вовсе не хищник, и агрессивной раскраски у него нет, чтобы отпугивать кретинов вроде Триса Кэрроу и его дружков. Как тогда он это делает, как защищается? Лита задавалась этими вопросами, пока однажды, разыскивая не пришедшего на завтрак Ньюта, не обнаружила его возле совятни одновременно с искавшим себе жертву Кэрроу.

— И что ж это наш зверомагистр отловил на этот раз? — глумливо обратился он к Ньюту. — Чинишь сове помявшиеся перышки?

Ньют поднял голову и посмотрел на Кэрроу так, как будто тот его разбудил.

— Что? — переспросил он, с поспешной вежливостью подавшись вперед, и стало ясно, что он не притворяется, а в самом деле не слышал. И не боялся, и думать не думал, что его собирались задеть.

Трис Кэрроу секунду помедлил, потом буркнул: «Ничего», и пошел отправлять свое письмо. И Лита поняла: Ньют просто был чистый, как полированное зеркало, и всех пытавшихся на него напасть ослепляло их собственное страхолюдное отражение. Она была другая. Всегда готовая к нападению настолько, что пройти мимо ее боевой стойки было невозможно.

Профессор Бири определил Ребекку Пруэтт на роль страдалицы-Аши. Алтедой-целительницей стала Этелинда Смит из Пуффендуя, любимица и лучшая ученица профессора Бири, мечтавшая поступить на работу в госпиталь святого Мунго и очень обрадовавшаяся возможности спасти кому-нибудь жизнь хотя бы в рамках школьной пьесы. Искусство должно объединять, и профессор Бири, руководствуясь этим принципом, решил рекрутировать на четыре роли в пьесе по одному юному дарованию с каждого факультета. С сиром Невезучим ему не везло в полном соответствии с именем персонажа. Поскольку три других факультета уже были представлены, исполнителя нужно было найти именно среди когтевранцев, но те оказались достойны звания самого умного факультета и наотрез отказались, сколько профессор ни соблазнял их обещаниями немеркнущей театральной славы.

Наибольший интерес у исполнительниц ролей трех чародеек (помимо поисков подходящего джентльмена на единственную мужскую роль) вызывали костюмы. Профессор Бири в амплуа постановщика не давал пощады ни себе, ни другим, и входил в каждую мелочь с въедливостью жгучей антенницы.

— Костюмы непременно должны быть грандиозны и экстраординарны, дабы одноклассники увидели в вас не своих соседей по парте, а совершенно других людей! Вся наша пьеса длится не более часа, и за это время мы должны донести до зрителей истории четырех жизней! Четырежды… — Тут он умолк и спешно произвел в уме некие вычисления. — Восемьдесят лет мы должны уместить в шестьдесят минут, друзья! Ничто не поможет нам в этом больше, чем костюмы. Приступим к обсуждению. Мисс Лестрейндж, что бы вы надели, если бы вам разбили сердце?

***

— И что ты ответила? — спросил Ньют следующим утром за завтраком, передав ей тарелку сэндвичей.

— Что потратила бы все свои деньги на самый шикарный наряд и драгоценности!

— Зачем?..

Лита и сама не знала, но не сомневалась, что так бы и поступила.

— Раз меня не любят, я должна хотя бы себя убедить, что заслуживаю лучшего… Потому что у меня красивая мантия, и бриллианты, и прическа.

Ньют вдруг чрезвычайно заинтересовался блестящим паркетом у них под столом.

— Ты в любой мантии заслуживаешь, — сказал он ее ботинкам.

Эти его слова согревали ее весь день, и даже перед репетицией, когда Ребекка Пруэтт сказала, что сира Невезучего никак не найти, потому что никто не хочет признаваться в любви «Амате Лестрейндж», Лита почти не обиделась. Как выяснилось, в этот раз им предстояло играть для аудитории: за репетицией наблюдал профессор Дамблдор. По просьбе режиссера он должен был сотворить волшебный холм и фонтан на премьере и хотел перед тем посмотреть, что будет происходить на сцене. Более доброжелательного зрителя трудно было себе вообразить, однако все три исполнительницы разнервничались донельзя. Когда они закончили, Дамблдор поднялся со своего места за дальней партой и любезно похлопал смущенным актрисам, выстроившимся возле изображавшего фонтан учительского стола.

— Очень надеюсь не подвести вас. — Он взмахнул палочкой, и очерченный ею воздух заискрился потоками иллюзорной воды, омывающей высокую белоснежную чашу. — Что-нибудь подобное, как вы считаете?

— Чудесно, — вздохнул профессор Бири. — Вот если бы вы наколдовали мне еще и сэра Невезучего!..

Тут в дверь громко стукнули, и в кабинет заглянул профессор Кеттлберн, а следом за ним, к удивлению Литы, Ньют. В руках у него была большая коробка, в которой что-то перекатывалось и шуршало.