Л плюс Н

Рождественским утром Лита проснулась от того, что умерла. Зеленый свет дрожал в жидком холодном воздухе вокруг, и она тонула, падала спиной вперед в бездонную мертвую глубину и не могла дышать. Оказалось, это был всего лишь насморк. Переведя дух и потирая ладонью саднившее горло, она села на постели. Возле кровати ее ожидали подарки: неизменный гербовый конверт от отцовского поверенного с чеком и целых два больших свертка. Раньше она получала один. Лита развернула верхний: мадам Ирма желала ей Bon Noel и слала красивую темно-зеленую мантию для праздничного пира. Во втором свертке оказалась круглая коробка с серебряными узорами и роскошной эмалевой росписью, а внутри — бесчисленное множество самых разных конфет в кокетливых бумажных рюшах. Судя по коробке, Ньюту пришлось истратить на это карманные деньги за весь год. Лита благоговейно взяла одну конфету — пушащийся сахарными снежинками шоколадный шарик — надкусила и блаженно зажмурилась. О таком подарке и говорила мадам Ирма, наверное: недолговечно приятном, как раз таком, какой юная леди может позволить себе принять от джентльмена не из числа своей родни. Даже странно, что Ньют так старательно исполнил правила! Может, он тоже не знал, что ему делать, и отправлял домой письма в надежде на дельный совет? Улыбаясь, Лита съела еще одну конфету. Ароматная сладость стерла из ее памяти вчерашние печали лучше заклятия забвения. Однако наедаться шоколадом было некогда, ее собственный подарок до сих пор не был готов. Одевшись, Лита побежала в кабинет зельеварения.

Профессор Слизнорт, зевающий в кружевной платок и скрашивавший себе ранний подъем кусочками засахаренных ананасов, был восхищен ее энтузиазмом, а у самой Литы от холода и волнения тряслись руки. Если сейчас перелить настоя растопырника, все придется начинать сначала… Тринадцатая капля настоя упала в котел, и зелье начало густеть с каждым поворотом черпака. Получилось! Лита перелила зелье в хрустальный флакон из-под жасминового бандолина и своим самым красивым почерком написала этикетку. На каникулах разрешалось не носить школьную форму, и она переоделась из забрызганной жабьим экстрактом ученической робы в подаренную мадам Ирмой мантию, а потом поспешила в Большой зал на завтрак, благодарить Ньюта за подарок и вручить ему свой.

Но завтракать Ньют не пришел. Не нашелся он и в их потайном зверинце, и в совятне, и в кабинете ухода за волшебными существами. До обеда Лита ходила по замку, делая вид, что никого не ищет и просто гуляет, одна и этим довольная, а за окнами сверкали на солнце так и не слепленные в снежки и снеговиков рождественские сугробы. В конце концов это стало попросту глупо. Если бы Ньют хотел, то позвал бы ее с собой, куда бы он ни собрался, и раз нет, то и нечего навязываться.

А вдруг она злится, а с ним что-то случилось?..

Мгновенно раскаявшись, Лита сбегала в больничное крыло, но и там Ньюта не оказалось. Попросив у медсестры бодроперцевое зелье и в самом деле немного взбодрившись, Лита дождалась, пока пар перестанет сочиться из-под волос, и отправилась на праздничный ужин. Уж его-то Ньют точно не захочет пропустить.

Двенадцать великолепных елок переливались волшебным инеем и гирляндами золотых шаров, мигали порхающими блестками живых фей, над столами кружили чудесным образом не падающие на пирующих снежинки, а сами столы ломились от праздничных яств. Здесь был непременный ростбиф и индейка в крапинках перца на восхитительной медовой корочке, политые цветной глазурью кексы с сушеными фруктами и мясные пирожки, рождественский пудинг и имбирное печенье, золотые чаши и кувшины с горячим пуншем, горы конфет, карамельных яблок, засахаренных ананасов, булочек с тмином и хлопушек. Преподаватели трапезничали на своем возвышении, а для немногочисленных учеников вместо четырех столов накрыли один, и Ньюта за ним не было.

Гектор Гринграсс, староста Слизерина, любезно поднялся и подал Лите руку, помогая перешагнуть через скамью и устроиться за столом. Родной факультет единственный никогда не проявлял к ней враждебности.

— Спасибо, — несколько скованно поблагодарила она.

— О чем речь. Пунша?

Сияющие кувшины с восхитительно горячим пряным пуншем и сливочным пивом пустели, гора печенья на огромном блюде уже превратилась в жалкий холмик, а индейка — в лес косточек, Гринграсс чуть не подавился пудингом и деликатно откашлял в носовой платок попавшийся ему сикль, Лита вконец оглохла от взрываемых мелюзгой хлопушек, а Ньют так и не пришел. Она с деланным равнодушием спросила двух сидевших за столом пуффендуйцев, но те с утра его не видели.

— Он ушел с мистером Кетлберном, еще до завтрака, — сказал ей Гринграсс. — В Запретный лес. Я их видел.

А ее Ньют не позвал, с обидой подумала Лита и в следующую секунду испугалась. Запретный лес ведь не зря запретный! А профессор Кетлберн, весь в шрамах и с парой отсутствующих пальцев, явно не пример заботы о безопасности и успешной самообороны!

Очередная хлопушка грохнула совсем рядом, заставив Литу подскочить. Два гриффиндорских балбеса напротив вредно захихикали, а Гринграсс невозмутимо приманил к себе вылетевший из хлопушки шахматный набор и предложил ей:

— Сыграем?

На нем была безупречная мантия и нелепейший вышитый драконами и метлами шарф, явно подаренный какой-то неумелой, но старательной рукодельницей. Из-за этого шарфа Лита почти решила согласиться, но вместо «да» у нее вырвался кашель. Бодроперцевое зелье выветрилось, и пересилить эффект многодневных сидений в ледяном подземелье ему не удалось.

— Мне нездоровится, — сказала она, глядя в пол. — Прости.

— Ничего. Сходим в больничное крыло?

Литу разом и согрело, и покоробило то, как он объединил их этим «сходим». Как будто набрасывал сеть. Он очень мило вел себя с ней весь вечер, но она привыкла не опасаться этого только от Ньюта.

— Спасибо, но я лучше пойду спать, — ответила Лита и встала из-за стола.

Отправилась она не спать, конечно, а в больничное крыло, где не было ни медсестры, ни Ньюта. Куда он подевался? Неужели что-то случилось в Запретном лесу? Профессор Кеттлберн ведь тоже не был на пиру… Лита медленно спустилась по лестнице, ежась от холода и крутя в кармане мантии ледяной флакон со своим зельем. Шаги ее гулко отдавались от каменных стен, блестящих не то волшебным, не то самым обыкновенным инеем.

— Наконец-то ты пришла!

Лита даже вскрикнула от неожиданности, обернулась и увидела Ньюта, выглядывавшего из прикрытой гобеленом ниши.

— Я тебя жду тут весь вечер! — сказал он, выбравшись из своего укрытия в коридор.

Тут Лита смогла его рассмотреть и удивленно заморгала: под глазом у него темнел синяк, треснувшая губа сочилась кровью, под волосами на лбу багровел серьезный порез. А к груди он прижимал большой сверток в шуршащей праздничной бумаге.

— Что с тобой..?

— Я был в Запретном лесу. Профессор Кеттлберн не рискнул зарастить мне порезы, на лице с этим нужно осторожно, а то случайно глаза зарастут или рот, а в больничное крыло за зельем мне нельзя, мадам Винкль сразу поймет, где я был, и меня накажут. — Лита хотела сказать что-то встревоженное, но Ньют перебил. — На пир я в таком виде пойти не мог, ждал, пока ты соберешься к себе, и… Вот! — он протянул ей свой сверток. — Ты говорила, у вас в подземелье всегда холодно… То есть… С Рождеством!

Лита оторопело взяла у него сверток. Еще один подарок? Бумага зашуршала под ее пальцами, что-то мягкое и красное показалось из-под неуклюже завернутых краев. Это оказался шарф, огненно-алый и поблескивающий тут и там крошечными белыми искорками, похожими на раскаленные уголья в камине. Они как будто пульсировали и источали тепло.

— Это сброшенные чешуйки саламандры, они всегда теплые. Их собирают докси и нарлы для своих гнезд, пришлось с ними побороться! — Ньют развел руками, имея в виду свои порезы. — Еще там был один кентавр… Если бы профессор Кеттлберн не пошел со мной, меня бы затоптали! — Он неуверенно посмотрел на шарф, потом на Литу. — Ты можешь его увеличить заклинанием, тогда получится плед и можно будет спать под ним зимой.