Enchanté

— Может быть, поискать его заклинанием? — все-таки предложил он. — Куда-то он ведь пошел после похорон.

— Те чары разве показывают не только следы волшебников? — встревожилась Винда, и Тесей поморщился, тоже это вспомнив. Значит, Риччи было не отыскать никак. В отличие от Кэрроу.

Они вышли на какой-то бульвар, и Тесей решительно зашагал навстречу первому встретившемуся им мужчине.

— Простите, мсье, нам бы кондитерскую!.. Самую лучшую.

Они оба взглянули на Винду, этот неоспоримый аргумент: все кондитерские, бриллианты и цветы существуют в мире единственно ради нее!

Думал их собеседник недолго:

— «À la Mère de Famille», конечно! Это здесь, на Монмартре, вперед и вон туда.

Вон туда они и направились.

Если Кэрроу бедствует, то жить по соседству с этой кондитерской она могла едва ли: дома здесь были однозначно дорогие, подумал Тесей, оглядывая нарядные фасады по сторонам. Впрочем, кто помешал бы ей наложить на магла-домовладельца Конфундус? Узнать точно, бывала ли Кэрроу неподалеку, они могли единственным способом: прийти сюда ночью и с помощью заклинаний поискать следы. Но даже в нужной им кондитерской Кэрроу гарантированно появлялась почти полгода назад, с тех пор она могла найти другое жилье, а может, убийство двух человек отбило у нее аппетит к круассанам и конфетам, и она сидит сейчас за одним из вот этих самых окон, но они не узнают об этом, потому что в «Мер де фамий» ее больше не тянет.

Мерлин, да как вообще работает полиция у маглов? Есть хоть что-то, что без магии можно выяснить наверняка?

Они все же заглянули в «Ла мер» и купили там коробку фиалок, столкнувшись на выходе с парой американских солдат, живописно вспоминающих бабушкины пышки перед здешней сказочной витриной. Конфеты на вкус оказались дрянь, все равно что есть мыло (в ответ на такую оценку Винда назвала его варваром и забрала сладости себе), но зато хоть одна возможная кондитерская была найдена. Таким образом план действий утвердился: они разделили карту Парижа на множество районов и трансгрессировали в каждый по очереди, а там спрашивали у кого-нибудь из прохожих, где здесь ближайшая кондитерская. Засахаренные фиалки в самом деле имелись далеко не везде: после визита в дюжину лавок они обзавелись коробочками с лиловыми леденцами только из трех. Найденные места Винда отмечала на карте милым карандашным цветочком, и ночью предстояло сюда вернуться и без лишних глаз проверить, нет ли поблизости следов волшебника, заклинанием Ньюта.

Уже стемнело, когда на южной стороне города их отправили «к тому бельгийцу, за углом». Нужное место можно было обнаружить по запаху: встречный ветер нес вниз по улице густой и теплый аромат шоколада.

Винда даже закрыла глаза, вдыхая этот запах.

— Мне кажется, я еще никогда не была такой голодной!

Владения бельгийца оказались популярным местечком, но Тесей все же высмотрел в глубине залы незанятый столик, и Винда безо всяких кокетливых тревог за дюймы в талии пробовала бесчисленные пирожные с таким дурашливым удовольствием, что за этим зрелищем он забывал сам есть. Засахаренных фиалок здесь не имелось, но барышня за прилавком сказала, что такие конфеты были до самых недавних пор, просто запасы кончились. Это место Винда тоже отметила на карте. Очень хотелось проверить следы прямо сейчас, но несколько беззаботно столующихся здесь несмотря на поздний час гостей не позволяли.

Тоже оглядывая зал, Винда сердито кривила губы.

— Наложить бы на них разгоняющие чары!.. — прошептала она.

Раньше Тесей не успевал об этом толком подумать и сказать, но теперь было самое время.

— Если не успеем найти Кэрроу до завтра, придется оставить все как есть,— сказал он. — Через два дня я должен быть в лагере. Мне дали отпуск на неделю.

Винда отнеслась к этому как к шутке.

— Ты правда должен их слушаться? — спросила она, заранее с улыбкой.

— Пока не вернусь, я больше магл, чем волшебник.

Она вздохнула, снова оглядела зал и решительно расстелила на столике карту.

— Значит, нельзя терять время!

Они трансгрессировали еще куда-то — названия улиц и площадей давно спутались у Тесея в голове в один красиво-французский клубок — снова справились у первой встречной пары, где поблизости искать кондитерскую, а затем снова… К ним неизменно относились благосклонно и отвечали с охотой, и Тесей догадывался почему. Они были ведь сейчас самым несказочно-прекрасным зрелищем: солдат, неотрывно причастный ко всемирному празднику возвращения нормальной жизни, и улыбающаяся ему девушка… Не было больше никакой войны, чтобы не дать им вновь встретиться через неделю, но сейчас и здесь время все равно кончалось, наверное поэтому каждая минута ощущалась переполненной до треска: звук их шагов, узкие переулки вдали от глаз маглов, головокружение от слишком частых трансгрессий и поцелуи со сладко-мыльным фиалковым вкусом, запах палых листьев, кофе и дыма, мокрый завиток волос у Винды на щеке, гомон птиц, шум машин и чужой смех, дробь ливня по стеклу его номера: нужно ведь дождаться ночи, чтобы вернуться на улицы и колдовать… Кажется, там был и сон, даже несколько снов, а между ними — сжимающие его бедра ноги Винды, и даже узор на сбившемся одеяле под ней стал драгоценным воспоминанием.

— Это после войны?

Она гладила его плечо и грудь, и кожа шрамов там была слишком новорожденной и неопытной для прикосновения этих сладких белых пальцев.

— Да.

— Как?..

Она смотрела осторожно, но вопросительно, и Тесей почувствовал себя вдруг слишком раздетым, готовым не к этому — как будто к сонно-разогретой после ванны коже она прикоснулась холодной рукой. Он до смешного боялся вида крови, помнил это ощущение протестующего содрогания, как будто душа хочет выдернуть себя из тела и убежать, не смотреть. Волшебная жизнь не приучила его к такому, даже непростительные чары соблюдали приличия и не оголяли жизнь так бесстыдно: смотри, вот что у меня внутри! Он сам не знал, что было сильнее: протест против этого — или желание самому это делать и делать. Чтобы это принять.

— Я не заметил того немца, — пробормотал он. — Думал, окоп уже брошенный.

Он хотел и боялся, что Винда спросит еще, но вместо слов она прижалась к этим шрамам губами.

У него не было по-настоящему тела до этой войны, он никогда так много не чувствовал.

— Загадай еще загадку. Про преступление.

Розовая горечь ее духов ослабела от дождя, но не исчезла, и Тесей спросил:

— Как можно убить с помощью Амортенции?

Вариантов у Винды оказалось много:

— Влюбить человека в самого себя, чтобы он умер от голода перед зеркалом?

Он засмеялся ей в волосы.

— Нет.

Это было реальное дело, не его, но реальное, реальная смерть, и было что-то дикое и чудесное в том, что они держали эту смерть рядом и смеялись, и целовались, и грудь Винды льнула к его ладони.

— М-м… Подмешать в зелье яд? Чтобы отрава хорошо пахла.

— Зелье никто не выпил.

Ее догадки чередовались с его прикосновениями, и он сам не знал, кто кого дразнит.

— Убили мужчину?

— Да. Убила женщина, — добавил он и подсказал ее животу: — Но не сама.

— Она-а-ах… мстила?

— Да.

— И зелье было не для него?

— Да. Для нее самой.

Она долго не отвечала, но не молчала, и он уже забыл свою загадку, когда она выдохнула:

— У него был зверь, да?

— Да!..

Винда улыбалась, путаясь пальцами в его волосах.

— Она пахла… как хозяин…

Его последнее «да» пропало между их слившимися губами, в горячем нетихом молчании.

— У парня был грифон,— объяснил Тесей, когда снова смог говорить. — Сторожил его дом, а у зверей любимый запах — запах хозяина. Та девица использовала Амортенцию вместо духов, пахла больше как он, чем он сам. И приказала грифону напасть на него.

Винда довольно засмеялась и откинулась на подушку.

— Так я могла бы стать мракоборцем! У вас есть женщины-мракоборцы?

— Есть, немного.

— Красивые?