Возвышение Королевы

— Дай мне знать, если будут какие-то изменения.

— Дайте мне знать, когда решите наконец вернуться.

— В ближайшее время этого не произойдет. У тебя есть что-нибудь на Джейка?

— Почти.

— Хорошо. Мне нужно, чтобы он заплатил. Мне все равно, какие методы ты используешь.

Бухгалтер, который украл деньги Авроры, заработанные тяжелым трудом, не может жить своей жизнью, будто ничего не произошло.

Быть может, он дал мне возможность пробраться в ее жизнь, но он, как и любой, кто причинит ей боль, не сбежит от моего гнева.

Дверь открывается, и я замираю со стаканом на полпути ко рту. Аврора входит внутрь в светло-голубом летнем платье. Ее волосы распущены и ниспадают на плечи и спину. Судя по пикам ее сосков, на ней нет бюстгальтера.

К такому зрелищу я могу привыкнуть.

В последнее время она стала более свободной, носит как можно меньше одежды и избавляется от нее, когда считает нужным.

Не то чтобы я жаловался.

За последние несколько дней я трахал ее во всех возможных позах. Неважно, пытается ли она читать книгу, готовить или заниматься спортом, когда бы мне ни представился шанс, я им пользуюсь.

Иногда она берет меня за руку, и мы отправляемся на долгие прогулки в сумерках или на рассвете. Она возвращается к своей страсти — походам и открытиям. Я никогда не смогу привыкнуть к тому, как сияют ее глаза, когда она видит живописный пейзаж. Она, словно перестает дышать и погружается в этот момент.

Я никогда не считала вещи красивыми, как таковыми. Первое и единственное, о чем я думаю, касаясь внешнего мира — полезен ли он для моей конечной цели или нет.

Аврора другая. Она останавливается и смотрит. Она ценит мелочи и ничего не принимает как должное. И в каком-то смысле ее сильное стремление жить полной жизнью передалось и мне.

Черты, которые не потускнели от ее прошлого.

Противоречия в ее личности восхитительны. С одной стороны, она настолько уверена в себе, что открыла собственный бизнес. Но с другой стороны, кажется, что она все еще ребенок, когда речь заходит о мире.

Количество вещей, о которых она говорит, что они ее первые, выше, чем я мог бы предположить. Но я использую это в своих интересах и делаю все эти первые вещи такими, чтобы видеть, как ее лицо светится от удивления.

Например, самолет, остров и все, что между ними. Я повезу эту женщину в любой уголок мира, чтобы она могла прожить свою жизнь так, как ей всегда было предназначено.

Но пока что я занимаю ее здесь экзотическими видами и пешими прогулками. Аврора также любит плавать по ночам, но она держится за меня, боясь, что в темноте ее что–нибудь поймает.

Несмотря на свой авантюрный характер, Аврора по-прежнему ворочается во сне. Она все еще вздрагивает, когда я прикасаюсь к ее шраму и татуировке. Она все еще не может выкинуть прошлое из головы, как бы ни старалась.

— В ближайшем будущем этого не произойдёт, — говорю я Харрису и вешаю трубку.

Аврора останавливается передо мной, и я поворачиваю кресло так, чтобы оказаться лицом к ней.

— Чего не произойдет?

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться.

Если сокрытие правды временно обезопасит ее, то я готов выиграть время.

— Скажи мне.

— Я лучше займусь чем-нибудь получше разговоров. — я обхватываю рукой ее задницу и тяну ее так, чтобы она встала между моих ног.

На ее полных губах появляется улыбка, и она обнимает меня за плечи.

— Джонатан, прекрати.

— Ты надела пробку?

Последние несколько дней я заставлял ее носить разные пробки, и хотя она хныкала, она не вынимала ни один из них, пока я не сказал ей об этом.

Она прикусила нижнюю губу.

— А если нет?

— Тогда я тебя накажу.

— Накажешь меня?

Едва уловимое возбуждение в ее голосе при слове — накажу — заставляет мой член упираться в брюки.

— Непослушание грозит тебе неприятностями, так что да, Аврора. Накажу.

— Как?

— Как ты думаешь?

— Отшлепаешь меня?

— Помимо всего прочего. — мой голос падает. — К тому времени, когда я закончу с тобой, ты будешь кричать на весь дом.

Ее дыхание заметно сбивается, а соски становятся твердыми, как камешки под платьем. Я впиваюсь зубами в один из них поверх ткани и дергаю. Ногти Авроры впиваются в мои плечи, она стонет, ее грудь упирается мне в лицо.

— Наклонись, — приказываю я.

Она отстраняется и делает несколько вдохов.

— Джонатан, подожди...

— Ждать не придется. Наклонись и покажи мне свою задницу. Дай мне посмотреть, была ли ты сегодня хорошей девочкой.

— Джонатан. Пожалуйста. — ее ногти глубже впиваются в мою кожу, и очевидно, что она борется со своим возбуждением.

Отчаяние и тревога в ее темно-синем взгляде останавливают меня. Это выражение, которое я не хочу больше видеть на ее лице.

Потребность опустошить ее медленно рассеивается, сменяясь желанием стереть это выражение.

— В чем дело?

— О чем ты говорил до того, как я вошла?

Хотя она все еще прикасается ко мне, взгляд ее оцепенел как тот, что был у нее на кадрах суда над Максимом одиннадцать лет назад. Я недавно просмотрел их после того, как Харрис прислал их, и не могу стереть это выражение из своего мозга. Она выглядела как человек, настолько поврежденный, что с жизнью покончено.

— Это касается моего отца, не так ли? — спрашивает она тоненьким голоском.

— У него нет доказательств. Это его слово против твоего, и все улики указывают на него.

— То, что я не совершала убийства этих женщин, не означает, что я не являюсь соучастником.

Я поднимаю руки, чтобы они лежали на ее талии.

— О чем ты говоришь?

Огонек, который всегда сиял на ее лице, медленно тускнеет, пока не исчезает.

— Мы охотились вместе, папа и я. Мне это нравилось, и я с нетерпением ждала этого. В тот день я поехала за ним, потому что думала, что он охотится без меня. Правда, мне не нравилось убивать животных, но преследовать, идти по следу и блокировать их выходы? Я любила все это. Возможно, я любила это слишком сильно. И что с того, что я не причинила вреда тем женщинам? У меня садистская натура отца, и я... такой же монстр, как и он. Просто у меня никогда не было возможности полностью раскрыть свой характер. Так что, возможно, я заслужила это — суд, СМИ, нежелательное внимание. Это давно назревало.

— Ерунда.

Аврора сморгнула влагу, собравшуюся на ее веках.

— Ч-что?

— Ты не убийца. Охота разрешена законом. То, что ты думаешь, что ты такая же, как Максим, потому что тебе нравилось охотиться с ним, не делает тебя монстром, это делает тебя дочерью. Он был твоим единственным родителем, и вполне естественно, что ты была привязана к нему и переняла его увлечения. Тот факт, что ты не получала удовольствия от убийства животных и что ты сообщила о нем, означает, что ты сделана из другой ткани, чем он. Не позволяй его медийным играм запудрить тебе мозги. Именно для этого он и затеял весь этот маскарад.

Она снова моргает, и на этот раз свет медленно возвращается. Эти темные голубые глаза, которые не должны были потерять свою искру. Не одиннадцать лет назад, и уж точно не сейчас.

Мои пальцы проводят по ткани там, где, как я знаю, находятся ее шрам и татуировка. Она вздрагивает, ее веки слегка опускаются.

— Почему у тебя тату с закрытым глазом над раной?

— Когда меня ударили ножом, я упала в восьмую могилу — ту самую, из которой ты меня вытащил. Я была в бреду, когда наконец пришла в сознание и вылезла. Когда я впервые посмотрела на рану, мне показалось, что я смотрю на глаза Мари Джейн — на ту, которую я видела, как ее тащили. Рана была похожа на ее глаза, как и глаза всех остальных жертв. В то время я не могла заснуть, потому что их пустые взгляды постоянно посещали меня. Я и сейчас иногда не могу.

Так вот в чем причина ее кошмаров. Я не перестаю гладить ее шрам, и Аврора наклоняется ко мне, ее ногти снова впиваются в мое плечо, как будто она боится, что потеряет равновесие.