Возвышение Королевы

— Ты хочешь снова стать с ним другом.

Я не произношу это как вопрос, потому что почти уверена, что так оно и есть.

— Другом? — он усмехается. — Мы говорим об одном и том же Джонатане?

— Он не камень, и ты это знаешь.

— Но у него прекрасно получается имитировать.

— Это потому, что ты постоянно провоцируешь его.

— Только так он даёт реакцию.

— Да, ты прав. — я улыбаюсь. — Но не думаю, что он настолько невосприимчив к эмоциям. Он может не чувствовать их, как все остальные, но они есть, и я уверена, что он также помнит о вашей дружбе.

— Я бы на это не ставил.

— Я бы хотела, и знаешь что? Я собираюсь помочь.

Он приподнял бровь.

— И как ты собираешься это сделать?

Машина останавливается на заправке, чтобы заправиться. Моя ухмылка исчезает, когда я смотрю в окно на очень знакомое лицо на экране телевизора внутри магазина.

Итан говорит, но я не слушаю. Как мотылек, которого тянет к смертельному пламени, я дрожащими пальцами открываю дверь и выхожу.

В ушах гудит, и чем ближе я к магазину, тем больше все остальное стирается из моего окружения. Как будто нет никого и ничего. Ни запахов, ни достопримечательностей.

Просто ничего.

Я плыву по воздуху, не чувствуя ног. Когда я дохожу до прилавка, где кассир и несколько покупателей сосредоточены на новостях, я думаю, что могу упасть.

Но не падаю.

Мои ноги удерживают меня на месте, когда гул в ушах уступает место мужскому голосу ведущего новостей.

— Сегодня в судебной системе произошел переполох, когда судья Хантингтон одобрил слушания по условно-досрочному освобождению Максима Гриффина.

Изображение мелькает от ведущего к архивной записи, когда полиция впервые арестовала отца. Он возвращался домой после того звонка, который сделал мне, когда его схватили полицейские. Когда они вели его к машине, на его губах играла самодовольная ухмылка.

— Самый известный серийный убийца в новейшей истории Великобритании убил семь идентифицированных женщин и еще десять остаются под подозрением. Возраст его жертв варьировался от девятнадцати до тридцати лет, и все они имели одинаковое физическое описание. Гриффина прозвали убийцей с клейкой лентой, потому что он похищал своих жертв и душил их с помощью серебряной клейкой ленты в течение длительного времени — от нескольких часов до суток, после чего закапывал их за своим коттеджом. Его дочь, которой в то время было шестнадцать, была единственной, кто сообщил, что видел, как ее отец тащил труп из их охотничьего домика. Судебный процесс был грязным и привлек большое внимание общественности, как в Великобритании, так и за ее пределами.

На экране снова мелькает изображение отца во время его недавнего интервью.

— Несколько недель назад Гриффин впервые дал интервью и обвинил свою дочь в соучастии. Он утверждает, что полиция поймала его только потому, что его предал партнер по преступлению. Королевская прокурорская служба объявила, что возобновит расследование в отношении Клариссы Гриффин, которая также является единственным предполагаемым свидетелем преступлений Максима Гриффина. Дочери серийного убийцы сейчас должно быть двадцать семь лет. В эксклюзивном заявлении адвокат ее отца, Стефан Уэйн, говорит, что она приняла новую личность и в настоящее время живет в Лондоне. Примечательно, что Кларисса исчезла сразу после вынесения приговора своему отцу, сбежав из программы защиты свидетелей.

На экране появляется моя фотография одиннадцатилетней давности. Несмотря на то, что она старая, если кто-то посмотрит на нее достаточно пристально, то узнает меня. Вопрос остается открытым. Жертва или нападавший?

Мои ноги дрожат, не в силах нести меня, когда экран переключается на заявление адвоката Стефана.

Я пытаюсь сосредоточиться, но мир смыкается вокруг меня, и все, что я слышу это стук в ушах и замирание сердца.

Внимание кассира переключается на меня, и я отшатываюсь назад. Боже. Они узнают меня. Кошмар начнется снова.

— Могу я вам помочь, мисс? — кассир внимательно наблюдает за мной.

Я опускаю голову, когда из телевизора доносится голос отца.

— За время, проведенное в заключении, я начал верить в справедливость, ее правила и то, как она должна применяться. Я люблю свою дочь, но она должна заплатить за то, что сделала. Справедливость, Кларисса. Я учил тебя этому.

Если кто-то ударил тебя один раз, ударь его десять раз.

Вот чему он меня учил. Именно эти слова отец сказал шестилетней мне, когда я пришла в слезах из-за девочки, которая украла мои ручки в школе. Он повторял их до тех пор, пока они не стали моей мантрой.

Кассир все еще смотрит на меня, но прежде чем он успевает меня узнать, я разворачиваюсь и выбегаю из маленького магазина. Теперь они узнают, кто я, и все начнется сначала.

Обзывательства, суды, плохое обращение полиции, обвиняющие взгляды.

Все.

Меня хватают за руку, и я вскрикиваю, останавливаясь.

Итан.

Его брови нахмурены.

— Ты в порядке?

Нет. Абсолютно нет.

Он держит мой телефон, который я оставила в машине, на нем пять пропущенных звонков.

— Джонатан звонит без остановки. — его взгляд скользит позади меня. — И еще, почему все на тебя пялятся?

Нет, нет...

Агнус выходит на улицу и как бы подталкивает меня к машине.

— Что происходит? — спрашивает Итан, но все равно идет следом.

— Ей нужно уйти из поля зрения общественности. — черты лица Агнуса остаются неподвижными.— Сейчас.

Мы с Итаном уже были внутри, когда на улице послышался звук мотора машины. Затем отец Эльзы спрашивает:

— Ты собираешься рассказать подробнее, Агнус?

— Она участвует в публичном судебном процессе.

Опять. Я снова участвую в публичном суде.

Я едва выжила после первого. Я не могу пройти через этот кошмар снова.

Глава 18

Аврора

Меня трясет, когда машина останавливается. У меня нет ни малейшего представления о месте назначения. Все, что я знаю, это то, что я должна держаться подальше от этого места, от этих людей.

От всего.

Итан не пытался заговорить со мной, и я рада этому. Я бы не смогла поговорить с ним, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Я снова стала той девочкой подростком, которая сидела в темном углу в убежищах, куда меня приводила полиция. Я подтянула колени к груди и дрожала всю ночь, не в силах выбросить из головы лица жертв.

На каждый суд их семьи приносили счастливые фотографии, альбомы малышей, воспоминания об окончании школы — все то, что делало их людьми.

Они бросали их мне в лицо и требовали, чтобы я увидела, как их жизни были украдены и никогда не смогут быть возвращены.

В этом темном углу я молилась за их души. Я даже просила прощения у отца, но со временем все прекратилось.

Думаю, часть меня умерла в те мучительно долгие недели. С каждым испытанием, с каждым побегом от СМИ, с каждым взглядом в опустошенные глаза отца частички моей души медленно откалывались, а затем рассеивались.

Одиннадцать лет я пыталась собрать их воедино, и только я подумала, что наконец-то смогла, кошмар ворвался обратно.

Дверь открывается, и я вздрагиваю, вжимаясь в бок Итана. Что, если они нашли меня так быстро и теперь закончат то, что начали одиннадцать лет назад?

Может, мой нападавший вернулся и снова утащит меня в ту восьмую могилу?

Дыхание покидает меня, когда я оказываюсь в ловушке этих серых глаз. Это странное чувство облегчения, то, что я никогда не думала, что почувствую, увидев Джонатана.

Посередине его лба пролегла складка, будто он не одобряет эту сцену. В доказательство он берет меня за локоть и вытаскивает из машины. Я спотыкаюсь, но он прижимает меня к себе, его рука крепко обхватывает мою талию.

Он откинулся назад в машину и посмотрел на Итана.

— Убирайся с моей территории и больше не показывайся здесь.