Сближения

– А стейк здесь можно получить?

– Конечно.

– Ну тогда, стейк с картошкой, побольше пива и салат из овощей.

– Салат брать не стоит.

– Почему?

– Да потому что порции здесь огромные, к стейку тебе принесут целый стог всякого сена. Но если хочешь…

– Не надо. Попроси только, чтобы пиво сразу принесли, хорошо?

Зазвучала музыка, и на сцену поднялись парень и девушка. Девушка играла на скрипке, а парень на гитаре. Музыкантами они были неважными, но главным была не музыка, а слова, шуточный диалог на мальтийском, причём исполнители импровизировали. Ана взялась переводить.

– Это такая песня-дразнилка, называется ана, – пояснила она. – Ну да, звучит как моё имя, но пишется иначе. Аны очень популярны. В мальтийском языке нет жёстких рифм, как в русском, поэтому импровизировать легко. Парень и девушка из разных деревень, они подтрунивают друг над другом. Ну вот: «В вашей деревне доярки не моют вымя у коров и доят их грязными, – поёт девушка. – А в вашей деревне женщины не моют… гм… – тут Ана запнулась, – в общем, не моются, и тоже ложатся в постель грязными» Ну ты понял… Знаешь, дальше, пожалуй, я переводить не буду, там совсем неприлично.

Каждый новый куплет посетители встречали взрывами хохота, а раскрасневшиеся исполнители, похоже, не собирались останавливаться. Ана поморщилась:

– Что-то их сегодня совсем разобрало…

– И долго они будут на музыке играть?

– Не очень, скоро закончат, потому что здесь принято рано ложиться спать.

И правда, скоро исполнители сошли со сцены и, выпив по кружке пива, ушли. Постепенно ресторанчик пустел, и вскоре в зале остались только мы и ещё одна парочка, но нас никто не гнал. Бармен и официант уселись смотреть футбол. Ана расправилась со своей рыбой и потягивала кини, а я с трудом одолел огромный стейк и наслаждался превосходным кофе, сваренным по-арабски, с кардамоном. Наконец, соседняя парочка расплатилась и ушла, мы остались одни.

– Пожалуй, и нам пора, – сказала Ана, вставая и надевая куртку. – Не будем злоупотреблять терпением хозяев. Они-то не скажут ни слова и будут ждать хоть до утра, но всё хорошее когда-нибудь кончается.

Я расплатился, и мы вышли. На улице было совсем темно, сырая и беззвёздная ночь глотала любые звуки. По дороге в Валлетту я с грустью думал, что такой славный и уютный вечер слишком быстро закончился, и вскоре я вновь окажусь в своём пансионе, но вскоре заметил, что мы едем другой дорогой. Значит, Ана что-то задумала! Наконец, она остановилась у тёмного дома и достала из кармана брелок. Роль-ставня пошла вверх.

– Слезай, – сказала она. – Сейчас загоню байк, и пойдём. Жди меня здесь.

В подъезде Ана нажала кнопку на стене, загорелся тусклый свет. Лестница была крутой, с коваными перилами.

– Нам на самый верх, – сказала она. – Не торопись, здесь довольно круто.

– Да ладно, я что, больной?

– Ну извини, пожалуйста, ты всё-таки после больницы… Если свет погаснет, на каждом этаже кнопка, вот здесь. Пошли.

Ана стала подниматься первой, а я шёл за ней, разглядывая соблазнительно обтянутую чёрной кожей фигуру и волнуясь всё больше и больше.

На каждом этаже было по три двери, а наверху только одна.

– Вот здесь я и живу, – сказала Ана, открыв дверь магнитной карточкой. – Входи.

Квартира представляла собой одну большую комнату. Кухонный уголок, в котором стояла маленькая плита, микроволновка и холодильник, был отделён чем-то вроде барной стойки. Стол с ноутбуком, низкая кровать, пара кресел, этажерка с книгами и платяной шкаф, вот и всё убранство. Кремовые стены, светлая мебель, на полу плетёные циновки и пёстрые подушки.

– Мне надо переодеться, – сказала Ана, – подыши пока за балконе, там есть шезлонг.

Я вышел из комнаты и застыл от неожиданности: под ногами плескалось море! Ну не совсем под ногами, но дом стоял на крутом берегу, и с высоченного третьего этажа казалось, что с балкона можно прыгнуть в воду.

Погода, как это часто бывает на море, резко изменилась. Облака разошлись, сияли звёзды, отражаясь в спокойном море, покачивались огоньки на мачтах яхт и корабликов. Пахло водорослями и свежестью, волны ударялись в каменный берег и с тихим шелестом откатывались. Я опустился в шезлонг и закрыл глаза.

– Нравится? – весело спросила Ана, выйдя на балкон. Она успела переодеться в шорты и топик.

– Век бы так сидел! Это просто чудо.

– Вот и я так решила. Квартира была для меня дороговата, но хозяйка сказала: «Деточка, ты поднимись и посмотри, а потом будем говорить о деньгах». Я вышла на балкон и поняла, что пропала.

– Так ты снимаешь эту студию?

– Что ты, нет, она моя. Снимать страшно дорого и невыгодно. Пришлось ужаться, взяла кредит, но оно того стоит, разве нет?

– Чудесная квартира, и она похожа на тебя.

– Как это? – округлила глаза Ана.

– Не знаю, как лучше сказать… Такая же светлая и уютная. У нас говорят, что хороший дом всегда похож на своего хозяина.

– Спасибо, – улыбнулась Ана. – Знаешь, я отвыкла от таких слов. Здесь это не принято… Что будешь пить?

– А ты?

– Я – мартини с соком и льдом.

– А я и не знаю…

– Что за мужчины пошли?! Всё за них приходится решать! Ты будешь пить коньяк! Бар вон там.

Я сходил за бутылкой и бокалами, Ана включила на балконе светильник, стилизованный под кованый фонарь, накрыла стол салфеткой, принесла какие-то закуски и свой мартини.

Я обратил внимание, что балкон снизу закрыт не решёткой, а сплошным каменным парапетом.

– Здесь тебе, наверное, можно загорать без купальника, – заметил я, – с моря ничего не видно.

– Бывает, что я в этом шезлонге вообще ночую, – ответила Ана. – Устану, завернусь в плед, и сижу, морем дышу. А потом раз – и уже утро.

– Очень устаёшь на работе?

– По-всякому бывает. Иногда очень, а иногда мои палаты почти пусты. Но платят хорошо, дома я такой работы бы не нашла. Мне здорово повезло: я караулила это место года полтора, ну и берут сюда не всякого, нужны хорошие рекомендации. Правда, в больших клиниках практика разнообразнее, но тут уж выбирать не приходится.

Ана отпила из бокала, поболтала в нём льдинки и спросила:

– Скажи, вот ты был лётчиком, а теперь не летаешь, так?

– Да.

– Не скучаешь по небу?

– Нет, нисколько.

– А в книжках пишут…

– Врут. Работа лётчика – это просто работа. Иногда бывали моменты, да… Но чаще это всё-таки труд. Тяжёлый и однообразный. В лётные училища приходят романтичные мальчишки, но это быстро проходит. Помню, ушёл в свой последний полёт перед увольнением один старый лётчик. Нет-нет, ничего такого, он нормально отлетал, а после посадки, как положено, доложил: «Такой-то полосу освободил, – потом помолчал и добавил: – навсегда».

– Скажи, а какое оно – море сверху?

– Я над морем мало летал, хотя должен был стрелять противокорабельными ракетами. Однажды был смешной случай. Я должен был потопить баржу-мишень, она стояла на якорях на мелководье. Баржа была старой, латаной-перелатаной. Если бы в неё угодила хоть одна боевая ракета, её разнесло бы в пыль, но мы стреляли учебными. Ракета пробивала дыру в борту, но не взрывалась, а баржа ложилась на дно, потом её чинили.

Ну и вот, лечу я, уже скоро цель должна появиться, и вдруг вижу: под водой какие-то чёрные тени, не то дельфины, не то подводные лодки. Глаза протёр, нет, вижу их. «Ну, – думаю, – война, что ли началась? Откуда столько подлодок? И что теперь делать?» Докладываю руководителю полётов, а тот смеётся: «Да это тени от облаков на воде, приглядись получше!» И точно, тени оказались. И сразу мне спокойно стало.

– А баржа? – серьёзно спросила Ана.

– Что баржа?

– Ну как же, с баржей что было?

– Да ничего, – пожал плечами я, – всадил в неё ракету и пошёл домой.

– Жалко баржу… – печально сказала Ана, потом взглянула мне в глаза, не выдержала и прыснула.

Я тоже рассмеялся, потом неожиданно, повинуясь порыву, привлёк Ану к себе и стал целовать. Она закрыла глаза и положила мне руки на плечи…