Страница 6 из 8
–– И вообще. Трагедия современности, уже больше века, в том, что один верует, а другой не верует. Ибо так не может быть. А кто-то из этих двоих сумасшедший.
Говорил я – как и завелось, отметил, при ней – всё тем же голосом – который из какого-то другого моего существа.
Так что перед которым не нужным было бы – то двоеточие.
Она…
Я, честно говоря, готов был ко всему…
Зрачки ярко-голубые… именно – нарисованные… трудно определимые… невыразимые…
…Другая, большая вчерашняя… где она тут?
Зачем она тебе?..
Да и – сам-то я… где?..
…А она – она в ответ – всё-таки в ответ! – остановила свой яркий взгляд… который всегда долгий и который всегда вдаль… остановила теперь собственно на мне… а именно – что ещё больше пугало и смущало – на моём лбе!..
Задел был вчерашний – спасительный: меня – узнали!.. меня – помнили!..
Я же, конечно, глаз с её глаз не сводил.
Что бы ни случилось…
–– И самое страшное, что наука и религия существуют одновременно. Когда наука о душе, что это просто серые клетки, а религия о той же душе, что она то откуда-то прилетит, то куда-то улетит. И уж самое-самое страшное, что соседство это никого не страшит.
Я – на что, опять же, и надеялся – не говорил: само говорилось. В бодром, то есть, смысле – говорилось. – Именно то, без чего мне – скучно вообще, в частности – общаться.
И – чуть было не вслух: дух, он – вот: говорит за меня!..
…Она – тут я заметил мельком – глянула… как бы это правдивее сказать?.. посмотрела на мой рот, на мои губы…
Но я доверялся ведь не им.
Будь что будет…
–– Сейчас равнодушие незнания. Стойкость равнодушия. Но сейчас равнодушие и знания. Учёные, казалось бы, первые, кому стенать. Но и тут стойкость. Стойкость равнодушия знания. А равнодушие знания то же равнодушие незнания.
…Тишина – оборвалась!..
Потому что, хоть я и говорил, вокруг, казалось, была одна тишина…
–– Сколько лишних слов.
Она!.. Сказала!..
(Мне, впрочем, самому-то понравилась моя последняя фраза.)
Так, почти перебив меня, сказала она – как, известно, знакомясь с мужчинами, говорят женщины… знакомые с мужчинами.
–– Это не вы говорите…
Так подхватил было я.
Не излишне ли сердечно?..
Но, вмиг одумавшись, – чуть не съехал на «общение»! – продолжил в изначальном стиле абсолютной искренности… правда, не оставив без внимания и её замечание.
–– Видите ли, какое дело… «С тех пор, как вечный судия мне дал всеведенье пророка…»
–– Ой ли?
Опять!.. Сказала!..
Но уж это-то словечко… было, так сказать, по существу.
Она – понятно окончательно стало! – и первую, и вторую реплику произнесла… не от себя лично… а – как знающая эти ходовые выражения…
(Да и в школе, похоже, была прилежная…)
Тут я – испугался… что у меня есть глаза!..
Она свой взгляд – по-женски знающий – теперь сосредоточила… где-то – во мне… где у меня рождаются любые мои – то решение, то решимость…
Наконец-то смотрела мне в глаза.
Я, вероятно, такого – открытого контакта глаз – долго бы не выдержал: да и вообще-то так продолжительно – можно лишь уж после поцелуя.
(Трусливый, мельком почувствовал, в такой миг… трус в этом положении мечется между двумя криками: примите меня таким, каков я есть!.. да вы сами так же, как я, считаете!..)
И точно, её верхние веки словно бы чуть надменно опали… не очень густо накрашенные… она как бы медленно узнавала моё лицо…
–– Да вы… кто?
О, это уж подлинное знакомство!
А если б она сейчас – вот бы ужас! – спросила: чего мне надо?..
Я, благодарный за эту искровую паузу между её словами, тоже ответил словно бы с некой паузой некоего смущения.
–– Я?.. Я читатель.
–– Ну, это не очень опасно.
Глазки! Глазищи!..
И я продолжал уже совсем легко.
Конечно же – само продолжалось…
–– Смотря какой читатель. Вот нескольким лицам предложили быстренько нарисовать, например, ракету. Потом любой посторонний, глянув на каждый из рисунков, сразу скажет: ракета и ракета… Но найдётся редкий некто, имеющий специальные знания, который вдруг заявит: из всех… вот этот рисунок… сделан конструктором космических кораблей… Не менее того. Значит, что. В нём, в рисунке том, нет каких-то мелочей, зато есть… какие-то мелочи… Так и читатели. И я вот тот редкий. Я читаю жизнь.
–– Вы легко ладите со всеми.
–– Всех, их много.
–– Много?
О, это уж чуть не ревность…
–– Я читаю суть и смысл жизни.
И это тоже была искренность.
И я был спокоен.
…Меня удручало лишь то, что её руки… её худые руки – были всё сложены на груди…
Одно наверняка: она отнюдь не скучает!..
Ни сейчас, ни вообще…
И теперь уж я – вовсе не играя – воздел глаза.
–– Для всех пение и порхание птиц это беспечность обитателей некоего рая. Для меня же их звуки это перекличка при продлении и упасении жизни. И всё их шастанье для того же.
А брови у неё всегда подняты… удивлённо?.. осуждающе?..
Она – будто забылась…
Смотрела – опять, как вчера: словно бы давно-давно меня видит… словно бы, сквозь меня, в какую-то даль…
Тут и я немного помолчал. Прежде чем сказать.
И сказал.
Я ответил – всё тем же как бы отвлечённым, но и как бы дружеским тоном – на её давешнюю реплику.
–– Таких, как вы, не много.
В лице её ничто ничуть не шевельнулось.
Я – прямо зарадовался этому.
Ведь она, значит, в поиске.
Как я и предчувствовал! – И в поиске ушла куда-то далеко…
…И тут она – наконец-то! – опустила руки.
И сказала. – Хотя, опять же, ничего и не сказав.
–– Надо жить сегодняшним днём.
О, да она – и усталая…
Я – молчанием повторив своё: это не ваши слова – вслух будто бы её поддержал.
–– Жить сегодняшним днём… это значит… втискивать в него… всё из прошедшего… да и из будущего.
Она… чуть заметно покивала…
Согласно!..
Или мне показалось?..
Если, однако, и покивала, то – для себя, всё ещё для одной себя…
Молчание её всё-таки выражало: это правда…
Я сделал вид, что слышал от неё это слово.
–– Правда нужна толпе. Личности нужна истина.
…Вдруг стало ясно, что надо уходить.
Достаточно на сегодня!
Дерзким словам – дерзкая и точка.
И ещё: понятно – главное! – что встреча будет и потом.
Приятно было – почему-то – отметить… что мы оба ни разу не улыбнулись.
Но комплименты, в меру, нужны.
–– Ваша душа грустная. Как авторская песня.
…Вышел – и голубь опахнул моё лицо взмахом крыла, пролетев возле моего уха.
В темноте проснулся…
Сердце билось.
Вчера – неужели было то, что было?!..
Позор!
Позор?..
Но такой слог дался мне с первой встречи… встречи, то есть, глазами.
И в ней, когда один перед одним, не чувствовалось – всерьёз-то – ни досады, ни иронии…
Наоборот. Она словно подзадоривала меня.
…И наконец – самая-самая, утренняя, ранне-утренняя искренность, само-искренность.
Ведь я ходил… к себе, к себе!
За вариантом-то…
…Милая, милая…
«Кто вы?» – В самом деле: я для всех, как тот исследователь для папуасов, – «человек с Луны».
Глава восьмая
…Глаза, глаза, глаза.
Передо мной – как бы глаза…
Одни глаза… без лиц!..
Много, много глаз…
И все – одинаковые!..
Я – им, глазам:
–– Поэт написал стихи. Во время государственного заседания. А уходя, листок со стихами так и оставил на столе. И кто-то уж другой листок этот подобрал и стихи те спас.
Глаза, все разом, на это мне – как бы хором пёстрым, но бодрым и требовательным:
–– Ну и что с того?
Я – глазам:
–– Не зря же он писал.
Глаза все:
–– Выходит, не зря, если ты так о том толкуешь.
Я – им:
–– Нет-нет! Я не об этом. Я сообщаю вам, собственно, не о том, где вот он писал, где оставил… А о том ставлю вас в известность, что он писал не для вас.