Суд Счастья

Евгений Кузнецов

Суд Счастья

Глава первая

Не я ищу Бога – а Бог ищет меня!

Чтобы я помнил о Нём.

И уже нашёл.

Чтобы я помнил – только о Нём!

Уже, значит, нашёл.

-– У меня никого нет…

Впервые так сказалось.

Только сегодня, сейчас – решась идти просто прямо – и сказал себе так.

Сказалось, но не вполне понялось.

Хотя – хотя и в самом деле нет, нет у меня никого, – где вот мама? где вот папа? где братья? – и случись со мною что-нибудь, тут, здесь, неприятное – стыдиться, стыдиться по-настоящему было бы не перед кем… а всё-таки и теперь во мне настроение боязливого напряжения – то же.

Получается тогда – как? – А при них, при живых, – стыдно мне бывало… перед кем?!..

Стыдно – по моей теперешней неприятной ситуации – и сию минуту.

И стыд этот – реальный, реальный! – Живой, сегодняшний. – Ни убедить, ни убежать…

Так как же: «никого нет»?..

Шёл себе да шёл.

Лишь бы идти, идти…

Получилось же: иду из города вон!..

Сделалось волнительно и весело.

Жил несколько лет на этой улице… и не знал – куда она, куда.

Вон и столб с названием города.

Пройти разве ещё немного…

Жаль, что солнце непокрытую голову жгло.

Еле преодолел шоссе широкое, злящееся и воющее.

…А там был – лес!

Настоящий. С соснами. И даже кое-где с черничником.

Сердце забилось найденно. И уединённо, и открыто.

Лес был обновлённый, свежий, майский.

Тут и солнце было другое – словно обрызнутое.

Радостно думалось, что кроме города и забот городских, есть вот… нечто настоящее: стволы, кроны…

«Хвоя», «мох»… – Смешили по-детски сами слова.

Впереди загорелась полоса яркой поляны.

Она манила к себе как пробуждение!

На поляну вышел: за нею бежали всегда лёгкие, всегда свободные берёзы, берёзки!..

Тут на краю леса, под самым солнцем, – кое-где цветочки мелкие земляники.

Солнце, мягкое, усыпанное листьями, тоже, казалось, стало пахнуть земляникой.

А глянул право, влево – прямо ошалел…

…Ландыши!

Сочно-густые, тёмно-зелёные стаи – словно с заботливым усердием посаженные. – Острые, ровные, один к одному, листья… сахарные, крохотные, нежные бубенчики!..

Глаза заслезились… от оголённости правды – Правды.

Живая ценность эта – есть, есть!..

Ценность эта – живая; живость эта – ценная.

Я стоял… и почему-то оглянулся…

Никого вокруг не было и не могло быть – до грибного-то и ягодного урожая; пока, пока…

А под ногами была – роскошь. Бессмысленным казалось куда-либо двигаться…

Ландыши!.. – Мечта о каком-то ещё прекрасном вдруг взволновала меня.

Неужели я – уйду, просто уйду?..

И уже составлял букет, настоящий букет!

Как положено, ножку букета обкрутил и завязал длинной прочной травинкой.

Букет был готов. – Аромат! Холодок! Сон!..

Главное же, однако: если букет – сейчас, то он дар – в следующую минуту…

Букет не бывает просто букет.

А он – для кого-то.

Так – для кого?..

…Между тем уже шествовал к городу.

Торопил и ветер, порывистый и грозящий.

Букет держал – не мог иначе – перед собой у груди.

Но он становился – не предназначенный – явно тяжёлым… Он ощутимо просился обратно, в лес…

Ландыши, ландыши…

Я стал их, цветы, словно бы уговаривать…

…Прекрасное в жизни – есть. И надо его – переместить. Ведь мне хочется. С места на место. То есть – из души в душу.

А обо мне – то вот та моя обречённость: нельзя уйти без цветов – и есть счастье!

При-частность.

К чему?..

Если я шёл куда идётся… если я потом никуда не собирался…

Если у меня вообще (и в том, липко-сладком, смысле – тоже…) никого нет…

Так причастность – к чему?..

Запах белый, запах влажный…

…Только бы вот – ей.

Были мы школьники. Шестиклассники, что ли. Была зима. Был урок физкультуры. Мы катались на лыжах. Я, по лыжне, обгонял её, одноклассницу… И – так вышло – наедине… И – в пустом поле…

–– Голубцов, не упади!

–– Не бойся…

Почему не сказал ей тогда – о счастье?

Которое – уже во мне было.

Прошло, минуло…

Где?.. Как?..

Слышу!

Спасибо.

Не упал?..

Не знаю.

Знаю, что плачу.

Сентименты?..

А то, что мне сейчас – никуда не хочется идти и – никого не хочется видеть…

А то, что жизнь – одна… и кратка… и вздорна…

Тоже сентименты?!..

Знаю хоть то: что плачу от счастья – что могу плакать.

И вот: почему букет сейчас – прежде всего бы ей?

А потому что была она – прежде всех.

Почему-то же – именно она!

КТО или ЧТО так устроило?..

Может, к ЭТОМУ и есть моя и нынешняя, и постоянная причастность?..

Глава вторая

Молодые на остановке, заигрывая, дурачились. Целовались смачно-часто… на людях… – Как повелось нынче.

Я, проходя мимо, уже привычно порадовался: и хорошо, что так повелось.

И всё-таки сейчас – с букетом в руке – ощутил в себе грусть. И – странную, странную!..

Зачем они – такие?..

Ведь я таким – уже был!..

Разве они – и человек, да и всё человечество – не идут куда-то дальше?!..

А, пожалуй, и отвечу.

Они народились – и отрабатывают… какие-то проекты.

Притом хорошо ещё, если проекты – хоть сколько-то свои.

И вернее сказать – отрабатывают запоздало.

Так как… вовсе не завидую я им, молодым. – Я, мой дух, столь же юн и раскован.

Я не имею даже такого права – завидовать.

Ибо нарушу тот – о котором теперь всё себе толкую – проект: Проект.

Ведь они никогда не поймут того, что понял я: мы всегда будем на отдалении.

Вот они, например, не собирают же ландыши!

И отдаление между нами будет всё больше увеличиваться. – Как между двумя, по физике, предметами, начавшими падать с разницей хоть на самый малый миг…

Недавно в автобусе, в деревню, когда уже продвигался между креслами к выходу – женщина, тоже уже стоя, оглянулась… и посмотрела мне в лицо в упор… продолжительно…

Потом спросила просто:

–– Давно не был?

И я – в ту секунду ещё ничего не вспомнив – ответил, в тон ей, как бы озабоченно:

–– Впервые с осени.

И лишь в следующую секунду вспыхнул: она же – из соседней деревни!.. И учились мы, стало быть, в одной школе…

Не узнал…

А она – и старше меня всего-то года на два-три.

Не узнал. – И она поняла это сразу.

Хоть и редко она, как и я, на родину ездит, но знает, конечно, что я теперь – один…что в доме, куда еду, никто меня не ждёт…

Ей, и по внешности, сейчас за пятьдесят.

Но я виноват разве, что она… так изменилась?..

А каково ей!..

Что же: и она отрабатывает, как вот говорю, свой жизнь-проект.

…Теперь вдруг меня, что с букетом, пронзило: неужели… и – её?.. её бы не узнал?!..

«Голубцов, не упади»…

–– Не бойся!

Сказал сейчас вслух.

И в самом деле: чего ей бояться, раз её так помнят.

…Я, оказывается, не просто я, а – в каком-то возрасте!

И – каково мне?..

Давно не фотографировался. И вот, с месяц тому, смотрю на фото: да, пятьдесят.

(И солнце жжёт мою голову – лысеющую…)

Я же, лет с тридцати, ощутимо ощущаю себя абсолютно неизменным. – Силы… Любови… Склонности…

Почему, кстати, с тех тридцати? – А тогда, примерно в тридцать, я однажды вдруг понял, что… что мне нечего и не у кого спросить.

Вот каков мой возраст.

Пугала всё меня… минувшей весной… по тающему снегу…

Собака паршивая плешивая, трёхногая и с обрубленным хвостом, бегала – с лаем, с лаем, с лаем! – по улице в одном и том же месте… кругами, кругами… – Здесь ли ею когда-то какая-то сука ощенилась?.. люди ли тут подбросили?.. хозяева ли потеряли?..