Я Распутин

Глава 13

Разговор с Филипповым не сложился. Вроде все правильно организовал, со всем уважением позвал в «Палкинъ» — лучший ресторан Питера. Отдельный кабинет, все дела…

— Я тебя, Гришка, насквозь вижу! — погрозил мне пальцем Филиппов, засовывая белоснежную салфетку за отворот пиджака — Купить меня хочешь? И Лауниц уже телефонировал, из дворца прислали приглашение на званый обед.

Я молча встал, кинул свою салфетку на стол, вышел прочь. Надо было властному сыскарю показать свой характер. Без этого работа не сложится.

В гардеробе, оттолкнув бежавшего официанта, поймал метрдотеля, одетого во фрачный костюм, сунул сотку — Господину Филиппову лучшей еды и шампанского. Французского! Чтобы с собой собрал також хорошую посылку. Понял?

— Как не понять, Григорий Ефимович — залебезил метрдотель — Все сделаем в лучшем виде. А что же вы?

— Во дворец вызывают — соврал я — Цесаревич посмурнел

Завтра весь Питер будет обсуждать, как я опять спасал Алексея. Которому на самом деле становилось все лучше и лучше — мальчик набрал вес, активно играл с Деревянко, с сестрами.

Тем временем Николай продолжал стрелять ворон, его жена — молиться и поститься, а Россия словно скоростной поезд — летела под откос.

В самом гнусном расположении духа, я приехал на Обводной. Перед общинным домом стояла неслабая очередь. Начиналась она у самого канала, стояла в ней как “чистая” публика, так и мужики в поддевках и бабы в платках.

Это была очередь в нашу лавку, в которой продавали Мироеда.

А раз так, надо срочно использовать конъюнктуру и запустить другие игры. Сейчас-то нормальных настолок только два типа — ходилки “брось кубик и пройди на столько-то шагов вперед” и разного рода “осада крепости”. Есть еще крайне хитровыдуманные творения с такими замысловатыми правилами, что о них стараются забыть после первой же игры. А надо простое, понятное. Во что я играл сам — “Каркассон”, “Эрудит”, “Билет на поезд”, “Риск”… Во, последняя вообще на ура, там в основе наполеоновские войны, Бонапарт же фигура популярная. А из “Каркассона” вполне можно сделать исконно-посконное “Княжество”. А из “Эрудита”… тут большинству слово будет непонятно… так “Слово” же! Прямо под маркой газеты и выпускать!

И пошел я вспоминать правила и оформление. Очень непростая задача оказалась — вроде все помнишь, все как перед глазами стоит, а детали ускользают. Сколько карточек в игре? Сколько фишек? Какие? А там точно больше ничего нет?

До головной боли прямо. Сидел в кабинете, марал бумагу, на пытавшихся войти рычал. Потом пришло озарение, что точность не нужна, тут ведь никто эти игры и не видел еще, будет просто некий вариант. Разве что проверить, насколько все стыкуется. Сосредоточился на “Каркасоне”, тьфу, на “Княжестве”, там карточки четырех типов и фишки-человечки и все. А правила подсчета не так важны, в конце концов, никто не мешает выпускать варианты игры, даже лучше будет.

Спустился вниз, озадачил художника карточками, а сам пошел искать боцмана.

— Мефодий Акинфич, резчик нужен.

— Чего резать?

— Вот такие фигурки, — показал я свои каракули.

— И много?

— В каждую игру по сорок штук.

— Так это, — с сомнением глянул на меня дед, — тут резчик не нужон. Тут надо в столярной мастерской фигурный штапик заказать, а потом напилить его на дольки и всех делов.

Точно! Напилить, покрасить, собрать в комплект — вот как раз работа для колонии, не фотоаппараты же им собирать.

Илья и Николай приехали из Ораниенбаума задумчивые. И привезли с собой двух мужичков, их пока определили в общинную столовую, налили чайку и насыпали баранок. А Распопов с Ароновым сразу ко мне.

— Знаешь, Гриша, чудные они, — начал шурин. — Как мешком ударенные.

— Да какое мешком! Оглоблей! — перебил его Илья. — Двое так точно с глузду съехали, еще трое не пойми что, а вот Матрена ихняя это вообще беда, с ней точно никакой каши не сваришь.

Вот те на, там получается не секта, а собрание умалишенных? Жаль, очень жаль… Хотя не могут же быть чокнутыми все поголовно, кто-то наверняка под влиянием, кто-то от безысходности.

— Давай-ка поподробнее.

— Отца Иоанна Кронштадтского считают Христом, кругом его портреты и даже иконы, молятся ему. Матрену эту самую почитают Богородицей и тоже молитвы возносят.

О, так у нас всякие Белые братства и Последние Заветы вон когда появились. Так-то читаешь историю, а там только староверы, синодальная церковь и какие-нибудь хлысты. А тут вон какие дела творятся.

— Всем собранием управляет Матрена и человек пять ее помощников, в первую голову Назарий, его величают “старцем”. Есть еще Матфей, и с ним еще двое, точно на голову двинутые. Ну и по стране еще человек пять-шесть странствуют.

— Я так думаю, — влез Аронов, — если этот десяток с Матреной куда поглубже запихать, остальные разбегутся. Потому как порядки у них там хуже чем в армии — делай, что набольшие сказали и никакой воли. Слабому человечку самое то, думать не надо, бей поклоны да радуйся.

Даже хуже, чем предполагалось, тоталитарная секта по всем признакам.

— Мы там двоих привезли, Пустошкина Василия и Ксенофонта Виноградова, — продолжил Николай. — Первый из ближников Матрены, я так думаю, с ним дела не будет. А вот второй интересный, говорит хорошо, но проскакивает в нем нечто от мира сего, жизнь любит. Вот с ним бы наедине поговорить, но Пустошкин его прям за рукав все время держит.

— Понял. Ольга! — крикнул я Лохтиной. — У нас портрет отца Иоанна есть?

Через минуту она ответила что только если из “Нивы” вырезать.

— Годится. Вешайте его поближе к красному углу, этих двух ведите сюда, но только после того, как я выйду. Посмотрим, насколько они в своей вере крепки.

А как привели, выдал “Распутин-шоу” — налетел, очками сверкнул, громовым голосом поставил на молитву, а потом каждому в глаза посмотрел. Со значением.