Чумные ночи

– Господа, наш остров не османский протекторат и не чья бы то ни было колония, – заявил Сами-паша. – Мингер, больше половины населения которого составляют мусульмане, является неотъемлемой частью Османской империи, и все мы, и христиане и мусульмане, бесконечно преданы его величеству.

Но на эти слова не обратили внимания, и некоторое время спор о том, насколько Мингер похож на Индию, продолжался. Затем доктор Нури рассказал, как три года назад во время паники, вызванной чумой, из почти миллионного Бомбея бежало более трети населения.

– Если вы не оградите кордоном текке в Герме и Кадирлере, эти рассадники заразы, то греческая община может и вовсе полностью покинуть остров, – предостерег настоятель собора Святой Троицы. – Исход греков с Мингера, увы, уже начался.

Глава 21

Заседание Карантинного комитета еще только подходило к концу, а в пароходных агентствах на Стамбульском проспекте и в окрестностях порта уже знали, что к пассажирам всех кораблей, которые покинут Мингер после воскресной полуночи, будет применяться пятидневный карантин. До этого срока было официально запланировано отбытие всего двух кораблей. Однако желающих уехать с острова в ближайшие три с половиной дня должно было набраться предостаточно. Поэтому многие пароходные компании поспешили отправить телеграммы с просьбой прислать еще несколько кораблей или же взяли в аренду судно-другое.

На набережной образовалась внушительная толпа. Одни кинулись за билетами или же сразу закрыли свой дом и приготовились к отбытию; другие желали сначала своими глазами увидеть, что происходит на берегу, а потом уж принимать решение; были и такие – их тоже набралось немало, – кто уже твердо решил не уезжать, а пришел просто из любопытства. Семейства, которые заперли свои дома и явились на набережную с чемоданами и коробками, словно надумав пораньше уехать на лето, были по большей части греческими. Среди них, например, оказались Алдони, разбогатевшие в золотую эпоху мингерского мрамора; Христо, недавно сколотившие капитал на торговле оливковым маслом; владелец магазина «Дафни» Томадис-эфенди, привозивший на остров из Салоник самые лучшие вышитые покрывала, нижние юбки и канву. (Свой магазин он закрыл, а товары, за сохранность которых после дезинфекции опасался, за одну ночь перевез в загородный дом.)

Затесалось сюда и несколько отпрысков богатых мусульманских семейств, например потомок Слепого Мехмеда-паши, таможенный чиновник Фехим-эфенди, и Феритзаде Джеляль, который, вообще-то, жил в Стамбуле, но приехал на Мингер проследить за ремонтом своего особняка. Однако основную часть мусульманского населения острова эта первоначальная суматоха никак не затронула. И мы не можем согласиться с историками-ориенталистами, которые полагали, будто мусульмане не боятся эпидемий в силу якобы присущего им «фатализма». Мусульмане Мингера просто были беднее христиан, хуже образованны и оторваны от мира.

Когда члены Карантинного комитета расходились с заседания, начался дождь с грозой, под которым все они промокли. Раскаты грома, сотрясавшие крепостные башни, напоминали зловещие проклятия. Зеленая молния, что ударила в море за Арабским маяком, показалась смотревшим сквозь тюремные бойницы узникам проблеском далекого воспоминания. А потом хлынул ливень, который впоследствии кое-кто назовет «потопом» и усмотрит в нем явление символическое.

Потоки дождевой воды неслись по водосточным трубам, вдоль стен и посреди улиц, сливаясь с нечистотами и унося их в море, а тем временем в редакции двух газет, одна из которых выходила на турецком языке, а другая – на греческом, доставили указ о карантинных мерах. В одной и той же типографии были отпечатаны объявления на двух языках с огромными словами ЧУМА и КАРАНТИН посредине; затем эти объявления расклеили на стенах домов по всему городу. Другие листки (снабженные даже картинкой) содержали заманчивое предложение: за каждую мертвую крысу будут платить по шесть серебряных курушей.

Начальнику карантинной службы Никосу и губернатору было известно от осведомителей, что очень многие лавочники вывезли свои товары, желая уберечь их от дезинфекции и уничтожения. Дамат Нури отправил в две лавки старьевщиков, что на Старом рынке, у Седельных ворот, отряд из самых умелых, рослых и решительных дезинфекторов. В этих лавках, складом которым служили свалки, выросшие на пожарищах неподалеку, продавались самые разные пожитки умерших от чумы: часы, иконы, курительные трубки, платья, брюки, простыни, зараженные чумными микробами матрасы и шерстяные ткани. Попадал в лавки товар и от мародеров, которые пробирались в лишившиеся хозяев дома и грабили их, порой вынося все подчистую, не брезгуя зараженной одеждой, циновками, одеялами и шерстяными вещами и снова запуская их в круговорот смерти. Продавалось это все очень дешево. Губернатор уже давно считал лавки тряпичников, оборотистых греков с Крита, рассадником болезней, грязи и нищеты и подумывал их закрыть, да боялся, что выйдет скандал.

Работники карантинной службы в масках и перчатках споро сгребли вещи и одежду, выставленные на продажу двумя старьевщиками, а также товар из других лавок неподалеку, погрузили все на телегу и отвезли вдоль берега речки на холм Дикили. Там по распоряжению городских властей рыли два больших колодца, чтобы сжигать и засыпать известью грязное, зараженное тряпье.

Такая тактика, заставлявшая вспомнить моровые поветрия стародавних времен, была вполне оправданна. Сжигать принадлежавшие покойным вещи, которые люди сами из страха отдавали карантинной службе, было куда проще и дешевле, чем долго обрабатывать их лизолом и карболовой кислотой, которых и так не хватало, а потом возвращать владельцам.

Сотрудники карантинной службы не обращали внимания на слезы сребролюбивых лавочников, но кое-кому все же пошли навстречу, о чем мы знаем из поданных властям жалоб. Порой люди из Комитета по возмещению убытков (чиновники Казначейства) выписывали обязательство о щедрой компенсации за изъятие товара и обработку помещений известью, и тогда никаких споров не возникало. В других местах, например в обувных и кожевенных лавках вокруг Старого моста, торговцы пытались сопротивляться, но ничего не могли поделать, только кричали и бранились. «Карантин используют против христиан! Да и чуму ведь мусульмане-хаджи завезли на остров!» – такое можно было услышать очень часто.

Дезинфекторы, в своих больших масках и непромокаемых плащах, с бидонами за плечами и шлангами в руках, выглядели жутковато. Эти двенадцать человек, которые долго будут являться детям Арказа в кошмарных снах, на самом деле были пожарными. Еще много лет назад, когда впервые возникла необходимость разбрызгивать дезинфицирующие средства, все первым делом вспомнили о мингерской пожарной бригаде, с ее насосами и шлангами, и после этого любую работу, связанную с распылением дезинфицирующих растворов, стали поручать пожарным. Напомним, что после открытия бактерий, в просторечии микробов, стало весьма модным при каждом случае, даже если в том и не было надобности, опрыскивать вещи чем-нибудь обеззараживающим и в продаже появились изящные пульверизаторы, они же «пшикалки». Когда поползли слухи о чуме, Кирьякос-эфенди, владелец роскошного магазина «Bazaar du Îsle»[90], заказал в Салониках партии пульверизаторов для домашнего хозяйства двух разных моделей.

С началом эпидемии у дверей многих государственных учреждений, по примеру отелей «Сплендид палас» и «Левант», появились слуги, распрыскивающие в воздух раствор карболовой кислоты, лизола или еще чего-нибудь бактерицидного. Эти первые, незамысловатые меры (сегодня мы знаем, что никакой сколько-нибудь существенной пользы они не приносят), с одной стороны, напоминали населению о необходимости быть острожными и соблюдать чистоту, а с другой – создавали у людей иллюзию, будто эпидемия не так уж страшна, если от нее можно уберечься с помощью химикатов, которыми прыскают из пульверизаторов, как духами. «Не бойтесь, ничего с нами не случится!» – говорили друг другу мингерцы.

90

«Универсальный магазин острова» (фр.).