Страница 8 из 14
К наступлению сумерек компания расправилась с едой и кувшином. Самогон оказался мягким на вкус и усыпляющим. Прокопий сдался раньше всех – старик вытащил из повозки старый выцветший солдатский мундир, накрылся им и свернулся калачиком под кустом. Воры тоже чувствовали себя не слишком бодро.
– Вась, давай завтра доедем, – с трудом выговаривая слова, произнес Анвар. – Меня рубит страшно.
– Да сколько можно, мы уже опаздываем, – лениво запротестовал Василий.
– Значит, утром рано встанем и поедем.
– Вот ведь… Ладно, я тоже не могу уже. Но ты первый в дозор.
– Почему я-то?!
– Мы уже обсуждали, забыл?
Анвар прошипел что-то на татарском, но все же занял наблюдательный пост у телеги. В поле шелестели колосья, воздух был тяжелым и сладким. Филька подпер голову кулаком и задумчиво посмотрел на Василия:
– Бросал бы ты это дело, пока не поздно.
– Какое?
– На Бориса Смехоченко шестерить.
Василий фыркнул. Так атамана Резчика уже давно никто не называл.
– Почему это?
– Времена уже не те. Нынче на государство наскакивать опасно. Помнишь Антона Пастуха?
– Помню, конечно. Давно его не видел.
– А вот уже и не увидишь. Он в феврале со своими завод на Урале почистил. Через пару дней всех его ребят солдаты взяли.
– Всех? – Василий даже вздрогнул от неожиданности. – Как так?
– Вот так. Подкараулили и одних перестреляли, других повязали. Сам Пастух еле смылся, попробовал у нас спрятаться, потом все равно схватили. – Филька нахмурился. – И так со всеми будет, рано или поздно. Даже полицейские другие стали: половина не хочет «совесть продавать», а другие начальников больше бедности боятся. За всеми следят, всех прищучат скоро. Прошли дни вольного разбойства в России.
– Поэт какой. И чего тогда делать?
– В городе осесть, там дела вести. Сейчас в городах все деньги. Ты ведь тоже московский, да? Останься тут, заведи свое предприятие – намного спокойнее, чем на дорогах гулять.
– Ага, пока еще один Каин не появится.
Филька возмущенно фыркнул и сплюнул.
Больше тридцати лет назад вор Ванька-Каин заставил московский сыск работать на себя. Он здорово перетряхнул лихой народ в городе, отправив сотни под арест или в бега. Но других он защитил и обогатил. Удача его длилась недолго – вскоре его самого отправили на каторгу. Но в Москве Ваньку до сих пор вспоминали либо как героя, который мастерски обманул закон, либо как последнего предателя, который сдавал своих.
– Нет уж, такие раз в сто лет случаются. Я вот еще с Прокопием поезжу – да и запишусь в третью гильдию.
– И чем торговать будешь?
– Какая разница?! Сейчас купцам хорошо – при дворе вдруг решили, что их больше нужно. Давай со мной? Я сейчас в Сыромятниках проживаю, у вдовы одной. Она богатая, с приличным домом, совсем по мужскому вниманию истосковалась… Смекаешь?
– Да хватит уже подлости говорить. – Василий ухмыльнулся. – Смекаю. Только я ведь ни продавать, ни товар выбирать не умею.
– Ну и ничего. Ты ведь молодой. Тебе сколько, годов двадцать пять? Научишься всему быстро.
Почему-то в этот момент Филька выглядел очень честным, с большой теплой улыбкой. На пару секунд Василий даже задумался – может, правда пора сменить работу? Но потом он вспомнил, почему не любит надолго оставаться в Москве.
– Не знаю, не сидится мне здесь, – уклончиво ответил он.
Филька разочарованно вздохнул и пожал плечами.
Солнце почти закатилось, воздух холодел. В темноте поле казалось совсем бесконечным и приобрело странный синеватый оттенок. Птицы постепенно затихали, вместо них заговорили сверчки.
– Костяной, а ты когда-нибудь про отставку думал?
– Про отставку? – озадаченно переспросил Филька, устраиваясь на повозке.
– Да, где старость хочешь закончить?
– Ого, какой вопрос… Не знаю, где-нибудь в своем доме. Может, с семьей, а может, просто сироту к себе возьму – я в жен как-то не очень верю. А, и лошадей хочу разводить.
Василий расстроенно свистнул. Даже у таких подлецов приличные планы на старость. Разводить лошадей… Хорошая мысль, нужно запомнить.
Вскоре вся компания заснула. Анвар забыл о своих обязанностях дозорного и тоже провалился в сон.
Через пару часов мимо прошел задержавшийся на лесорубке крестьянин. Заметив пухлые мешки на повозке и сравнительно приличную одежду спящих, он подумал рискнуть и что-нибудь стянуть. Когда он подкрался близко, Василий перевернулся во сне – из-под его куртки показались рукояти пистолета и ножа. Крестьянин подумал, расстроенно сплюнул и пошел дальше по дороге.
Предложение на балконе
На вид особняк Фонтерновых был очень приятным местом. Здание явно не раз ремонтировали и перекрашивали, поддерживая в образцовом порядке. Рокайльные барельефы украшали высокие голубые стены из камня, в маленьком саду перед дверью росли розы и маленькая береза. Именно так Марк представлял европейские резиденции: небольшие, но красивые, без излишеств и со вкусом.
Побольше бы таких в деревянной Москве. Авось весь город приличнее стал бы.
Дверь открыл коротко стриженный мужик с рваным шрамом на носу. С подозрением осмотрев Марка, он бросил:
– Работы нет, милостыню по воскресеньям подаем. Давай, иди.
– Да подожди ты. – Марк придержал дверь. – Меня хозяева на обед пригласили. Жан Жефро меня зовут.
Мужик прищурился, покачал головой и ругнулся:
– Что с миром-то делается – французы на русских похожи… Ладно, заходи.
Марка провели по светлому залу и лестнице из темного лакированного дерева. В вазах у окон стояли свежие букеты, на стенах висели скучноватые, но благовидные натюрморты и пейзажи в бронзовых рамках. Хозяева явно не бедствовали.
Тимофей и Дарья ждали его на балконе. Рядом сидели Кляйн и незнакомый мускулистый парень в ермолке. На столе стояли фарфоровая посуда, закуски и бутылка с красным. Хороший знак – за чаем интересные дела не обговаривают. Франт молча кивнул и указал Марку на свободный стул.
– А, мсье Жефро, вы наконец пришли! – радостно прощебетала Дарья. – Присаживайтесь, я за вами поухаживаю. Доктор нам как раз рассказывал о ваших приключениях. А это Петр, он к нам из Варшавы приехал. Вы же знакомы?
– Нет, не доводилось, хотя Дитрих мне рассказывал. – Петр заинтересованно приподнял бровь. – Француз, значит? А из какой части Франции?
– Отец был из южной, мать из северной. Дед вообще из центральной. А вы из какой части Польши?
– Из дальней.
– Шапка у вас интересная.
– По вере моей ее носить положено.
– А ты еврей, значит?
– Еврей. А что-то не так?
– Да все так. Евреев люблю, особенно если они люди талантливые.
Марк хмыкнул и повернулся к Кляйну. Тот улыбнулся и еле заметно кивнул. Значит, Петр тоже вор. Осталось раскусить хозяев.
– Вот ведь голова моя дырявая! Я же совсем про пирог забыла! – воскликнула Дарья. – Первый раз сама пеку – сразу же и сожгу все. Пойду проверю, вы пока о делах поговорите.
Девушка выпорхнула с балкона и закрыла за собой двери. Тимофей открыл бутылку и наполнил бокалы – гости с энтузиазмом выпили. Вино оказалось посредственным, почти приторным. Зато бесплатно.
– У вас очаровательная невеста, мсье, – сказал Марк. – Или уже жена?
– Ни то ни другое, – ответил франт. – Это сестра моя.
Дарья и Тимофей были похожи, как элитная гончая и арабский скакун: оба красивые, дорогие, но совершенно разные. Марк, впрочем, не стал задавать вопросов и просто вежливо кивнул.
– Господа, давайте будем говорить откровенно, – после короткой паузы продолжил Тимофей. – Во-первых, мы знаем, что вы не французский торговец Жан Жефро, а беглый дворовой и вор Марк Мохов. Не пытайтесь отбрехаться, мне это не важно.
– Ну что же… – Марк пожал плечами. – Хотя бы акцент изображать не придется. Впрочем, должен отметить, что купец я вполне себе настоящий. Даже документ имеется.
– Мне известна и ваша вторая профессия, дорогой доктор. Только ваше настоящее имя я так и не узнал.