Alia tempora

— И на вас он ее опробовал? Действительно — выглядите чуть лучше, чем те солдаты, которых живым мясом сбрасывали на поле боя — прямо под пули. И как демоненок, что на всю жизнь останется куклой — благодаря твоему хозяину. Ты бы умер ради него?

Смущенный такой сменой темы, маг кивнул. Кивнул обреченно, поскольку больше ничего ответить не мог.

— Он приказал поджечь окраинные кварталы, и мы не посмели ослушаться, мы встали и пошли. Ни одного из нас не мучил страх, и это было словно… откровение. Разве возможно жить вовсе без сомнений? Но это мне подарило кольцо, оно освободило… Теперь я боюсь, но тогда…

— В следующий раз, — презрительно бросил Инквизитор, — пробуй наркотики.

— Ты ведь бежал, — напомнил Вирен, несмело подавая голос из-за его спины. — Улепетывал от гвардейцев, сейчас дрожишь. Хочешь сказать, это не страх?

— Милорд Мархосиас приказал вернуться к нему как можно скорее, едва мы покончим с делом. Все препятствия должно устранять.

Со смесью брезгливости и злости Вирен наблюдал за поспешным допросом остальных, но все они твердили одно, никто не выдавал Мархосиаса, и угрозы не помогли бы: магия крепко связала их клятвой, через которую невозможно переступить. Жги их, пытай — ничего не вымолвят.

— Увести, — приказал Ян — уже Ян, меняясь в лице, с трудом удерживая ровный голос. — Оттащите их куда-нибудь, где они будут под надзором… Старые арены на краю города. Колизей. Отрядите демонов из поддержки, возьмите свободных, пусть не спускают с них глаз и ружей. Решим позже.

Отходя в сторону, Ян покачивался, как тяжелобольной, едва способный волочить ноги из-за съедающей лихорадки. Вжавшись в стену, он сначала постоял так, а потом сполз, сел, опираясь на нее, вытянул из кармана сигареты и дрожащими руками прикуривал, а потом долго не мог прикусить сигарету — все попадал мимо. Подходить к нему не стали, но по взгляду Яна, устремленному куда-то вперед, они поняли, что его не оставят одного. Влад подобрал бы слова лучше их всех. А Вирен растерянно наблюдал, как наемников ведут прочь, к той арке, за которой начинались дикие течения магии.

Глядя им вслед, он не верил, что видит вживую кого-то, одурманенного заклинанием Соломона, и боялся их. Потому что тот маг счастлив был служить демону, что жег их город. Уничтожать все выстроенное, словно сам он не жил в Аду, словно у него не было никаких связей с ним, семьи, товарищей, даже случайных знакомых, что, конечно, не заслуживали новой войны.

На Восьмой уходили другим порталом, который с трудом выстроили уставшие маги. Им не хватало Высших, способных тягать такие заклинания десятками, а те, что были, куда лучше управляли не тонкими разломами в пространстве, а смертоносными чарами. Подойдя, Вирен поддержал Кость, у которого хлестала черная густая кровь из носа, и поразился, какой он легкий — будто сила выгрызла из него все внутренности.

А Ян поднялся, двинул плечами — похожим движением Кара распахивала крылья. Удивительно быстро он пришел в себя и принялся их строить, и от сердца у Вирена отлегло. Он остался подольше, пока улица не опустела, чтобы отправиться порталом с ним.

Между мирами Вирену никогда не нравилось, но тут он остановился, прекрасно сознавая, что так можно спокойно разлететься в разные стороны: ноги останутся тут стоять, а все остальное свалится в Ад. Но Ян схватил его за плечо, удерживая и выравнивая, и вот их было двое — Вирен не ощущал более чужого дыхания, тепла их тел. Вокруг с любопытством сомкнулась густая Бездна, но Ян приструнил ее одним повелительным взмахом руки.

Они стояли на чем-то твердом, но вокруг была темнота — лишь над ними, отбрасывая на лица пляшущие тени, горело подобие света. Вниз Вирен боялся глянуть.

— Не снимай амулет ни за что, — попросил Ян, и тут уж нельзя было сбежать и своевольно надеяться на судьбу.

— Не сниму, — согласился Вирен: на него неизгладимое впечатление произвели наемники Мархосиаса, подобострастно выполняющие его приказы, — даже если от этого будет зависеть моя жизнь! Лучше погибнуть, чем доживать век верным слугой с промытыми мозгами!

— Ты все-таки сын Гвардии, ничего другого я и не ожидал услышать… — с легкой тоской произнес Ян.

Пока они говорили, Вирену вдруг пришла в голову опасная мысль, что умирать-то и не страшно. Здесь, в нутре Бездны, было тепло, хотя обычно она шарахала холодным мраком; все равно что заснуть — как в детстве, устало приникнув головой к плечу Яна, надежному, чуть угловатому, конечно, но на родных не жалуются. Закрыть глаза, зная, что на него накинут что-нибудь тяжелое, согревающее: куртку или плед. Но вслух он этого не стал говорить, зная, что Ян ударит за такое.

— Ты бы убил его? — порывисто спросил Вирен, а потом уставился на свои ботинки, почему-то испугавшись взглянуть Яну в лицо. Он и не понимал, что сделал бы, ответь Ян твердое «да».

— Я не знаю, — честно произнес Ян, и сейчас он ни капельки не походил на то существо из мрака, а в голосе его слышалась мальчишечья неуверенность, отчего Вирену стало теплее на душе: он чувствовал в себе то же. — Все зависело от его ответов, и я надеялся, что мне не придется. Мы довольно погубили, не хочу лишней крови. Я могу этим управлять, поверь, мрак — часть меня.

— Я испугался за тебя.

— Потому обычно я и не пользуюсь магией. Но времена вынуждают…

Снова обняв Яна, Вирен глубоко вдохнул, наполняя легкие этим пугающим морозцем, к которому примешивались и ноты сигаретного дыма, горького кофе, и чего-то своего, родного, что свойственно было ему и Владу. И хотелось сохранить это подольше, затаить в памяти.

— На секунду я поверил, что остался в огне один. Я вас предал, — признался Вирен. — Прости, что сомневался. Я знал, что Гвардия не оставит, но…

— Я тоже преодолевал свои страхи, я знаю, как это трудно, — шепнул Ян. — Мы всегда будем рядом.

В этот миг Вирен верил, что они бессмертны, хотя это, конечно, было детским воодушевлением. Он до конца не понимал, что вокруг неумолимо рушится его мир. А потом Ян аккуратно вытолкнул его на Восьмой круг.

***

Ни секунды они не сомневались, что народ нужно укрыть во Дворце — за надежными, пропитанными магией стенами из черного мрамора. Это место жило, дышало и могло сражаться само, даже если все его защитники падут бездыханно; внутри было достаточно места: винтовая лестница уходила ввысь, а шпили башен вонзались в небо, выстроенные почти до самых облаков — так казалось при взгляде на Дворец. Нужно было освободить место, расчистить площадь, а то там магам, силами которых они могли спастись, воздуха не хватало.

Пока солдаты указывали перепуганным демонам, куда можно пройти, Кара ускользнула в укромный угол, за портьеру, где никому не могла помешать и где ее саму бы не затоптали. Громкие призывы к порядку сработали: толпа понемногу выстроилась, выпрямилась и потекла мерно, спокойно. В ней легко можно было разглядеть мундиры гвардейцев, которые Кара с облегчением распознавала издалека. Она вцеплялась в амулет и пыталась контролировать все и сразу.

Им нужно было отрезать город, запереться здесь. Пресечь телепортации снаружи, и Мархосиас не сможет привести армию — если она есть у него, — не явится сам: Кара тешилась надеждой, что он на Восьмом, а не затаился по-змеиному где-нибудь под боком. Маги справлялись понемногу, а от Влада разило беспокойством, которое мешало сосредоточиться и самой Каре, но она и помыслить не могла оторвать хрупкую связь, перекинутую случайным заклинанием. Потом накатило от Яна — страх, а после сосредоточенность, ледяное пугающее спокойствие, дымящееся мраком.

Ее мир горел, разрушался; ее семья снова страдала. А Кара могла отдавать приказы. Да если б это было поле битвы, она бы нашла применение сабле, висящей на поясе, она кинулась бы в самую гущу, сминая конем солдат, рубила бы и секла, вымещая злость, страдание, которое сейчас, невыпущенное, драло ей душу.

Прибывали демоны, и они держали двери открытыми, впуская всех. Ишим сама бегала там, пусть и сопровождаемая по приказу Кары парой мордоворотистых стражников. Подле нее вертелась и маленькая фрейлина Мерил — сестра Рыжего. Сам он, на буксире уволакиваемый Ринкой, был высоко, чудом разминулся. Постоянно оглядывался, то ли боясь с ней столкнуться нос к носу, то ли желая этого…