Рога и хвосты

— Да ты смотри, Мыкола, одежка на нем приличная, чистая, — бормотнул второй стражник, почесывая затылок. Он был постарше и поумнее — ровно настолько, чтобы прочесть в исподлобья глядящих глазенках нечто необычное. — Не ровен час какого-нибудь графенка схватишь, тьфу, пусти от греха подальше. Проблем не оберешься.

— Вы, дядька, разве видели, чтоб графенки без слуг гуляли? — упрямо заспорил Мыкола, поглощенный азартом. Много с мальчонки не стрясешь, но все какое-то развлечение. — Дак я вам истинно говорю, шмыгал тут, на воротах, вынюхивал. Небось карманник.

Угрюмо молчал пойманный, только носом шмыгал. Чувствовалось — хотел разреветься. От унизительной боли в захваченном ухе, от обиды и бессильной злости. Стражник в нечищеных доспехах возвышался над ним горой; несло от него дешевым пивом и кислым потом. А еще у него был меч — не абы какой, но наверняка заточенный, иначе бы не поставили его в дозор к воротам.

Мимо в эти самые ворота протолкалась тяжело груженная телега. На козлах сидел облезлый мужичок, нетерпеливо погонял лошаденку. Другие стражники подошли к нему, проверили грамотку и мирно пустили в город. Следом, возвращаясь от реки, прошмыгнула мощная баба с коромыслом…

— Мальчика отпустите, это мой сын, — раздался тихий, немного вкрадчивый голос. Кто-то мог бы произнести эти несколько слов с угрозой, но сейчас они действительно звучали как вежливая просьба. Достаточно холодная, чтобы не подкреплять ее звоном клинка — обещание стали шуршало в нем самом.

Мыкола толком не заметил, как он подошел. С виду молодой, неприметный, высокий. Бледный, с неловко связанными льняными волосами… Но с правильного, немного нелюдского лица смотрели кошачьи глазищи, а за спиной торчали рукояти двух мечей. Стало как-то не по себе, и стражник невольно попятился.

— А? — ухнул дядька, почесывая засаленные усы. Уставился на пришельца нехорошим, уже сердитым взглядом. — Ты, ведьмак, нам голову не морочь, у вас ублюдков не рождается, это все знают! — Тон явно говорил: «Ну и поделом!» — Или… А-а, ворованный, — осенило его. — Увел мальчишку из дома, а, нелюдь?

Ведьмак поморщился. За его спиной замаячила вторая тень, вынырнувшая из толпы. Что-то в этом человеке было такое: взъерошенный, как ворон, и такой же темноволосый, а пряди торчали, точно перышки. Со злой ухмылкой и саблей — если с ведьмаком еще можно было договориться, то этот явно привык рубиться прежде, чем думать.

— Значит, мой сын, — поправил второй. — Похож же? Отдавайте, и мы с миром разойдемся.

Вокруг собралась небольшая толпа. Люди всегда были охочи до зрелищ, а поглядеть, как ведьмак разделывает стражников, было страсть как интересно. Мыкола сразу понял, что расклад не в их пользу.

— И правда ж похож, — слабо выдавил, кивая на пацана.

Не ясно, чем бы дело кончилось, но тут послышалась сдавленная ругань, и через толпу, перегородившую дорогу, принялся протискиваться какой-то конный, обещая передавить, но почему-то не орудуя плетью. Оглянувшись на шум, Мыкола почувствовал, как сердце его окончательно сползает в пятки. Горожане загомонили.

— Войцек? — раздался усталый хрипловатый голос, и ехавший остановился, снимая капюшон плаща. Теперь еще лучше было видно белые волосы и янтарные глаза с узенькими зрачками. Этот ведьмак был стражнику знаком: часто шастал из Новиграда туда и обратно.

— Здравствуй, Геральт, — помахал рукой тот, что страшно напоминал разбойника с большой дороги. В руке его блеснула обнаженная сабля — и когда успел… — Давно не виделись! Погодь минуту, сейчас мы порешаем…

Геральт оглядел собравшихся, хмыкнул озадаченно. Когда же увидел второго — точнее, первого, — ведьмака, резко остановил лошадь. Его лицо приобрело настороженное и даже хищное выражение.

— Кот из Зарниц? — удивился Геральт.

— Белый Волк? — ответил любезностью ведьмак. — Удивительная встреча. Все дороги ведут в Новиград.

— Проблемы? — изрек Геральт многозначительно и потянулся к мечу.

Мыкола тихо взмолился богам и, кажется, услышал чей-то смех. Или это заржали в толпе — или небожители насмехались над ним, по собственной вине угодившим в переплет. Он мигом разжал руку, отпуская мальчишку, даже не спросив разрешения старшего. Ребенок, по-прежнему ругаясь, выкатился к тем двоим.

Кот из Зарниц притянул его к себе, мельком осматривая красное ухо, потрепал по волосам, по-прежнему не отпуская далеко. Едва ли на такой привычно-бережный, заботливый жест способен похититель детей, показалось Мыколе, но он поспешил отогнать эти мысли. Дядька всегда говорил, что с их работой лучше не задумываться.

***

Шли они медленно, топча пыльную сухую дорогу: уже почти месяц не было дождя. Встречая по пути таких же странников, стекавшихся в Новиград, с интересом провожали взглядами, упирались им в спины. Сами стремились подальше от тяжелого шумного города — в небольшое сельцо в его преддверье, где удалось недорого снять удобные комнаты.

Рядом шел Геральт уверенной твердой походкой человека, исходившего тысячи дорог. Вел, крепко держа за поводья, Плотву, а та вышагивала смирно, только иногда, волнуясь, пофыркивала и мотала головой, прядала ушами. Если приглядеться, можно было уловить, как амулет на груди Геральта мелко подрагивает, беспокойно мечется. Внимательные янтарные глаза пристально следили — впервые Ян в полной мере ощутил, как неприятен и неестественен их взгляд…

Новиград уже остался позади, но они все равно чувствовали город рядом. Даже запах был другой, а до чуткого ведьмачьего слуха долетали обрывки дальних разговоров. Много народа толклось в Новиграде, разнообразного, разношерстного, и в нем вполне можно было затеряться.

— Говорили тебе: не суйся один в город! Завтра бы пошли все вместе, и чего тебе на месте не сиделось! — беспомощно ругался Ян на Вирена. Его учили сражаться с восставшими покойниками, упырями и грифонами, но как вразумить любопытного мальчишку, почему-то никто не рассказал.

Идя рядом, Вирен досадливо пинал камушки, разлетавшиеся в разные стороны. Иногда потирал ухо, но не жаловался, понимал: сам виноват. Угрюмо кивая на все возмущения, Вирен внимательно слушал и, оставалось надеяться, запоминал.

— Прости, пап, — буркнул он.

— А передо мной извиниться? — требовательно влез Влад. Доселе молчавший, он немедленно очнулся, оторвался от созерцания особо яркого и рыжего заката, подкрасившего в алый городские башенки.

— А ты меня не ругал, — засопротивлялся Вирен, но, заглянув ему в глаза, повторил то же.

Оглянувшись на Геральта, Ян заметил едва заметную ухмылку. Как показалось, понимающую. Геральт двигался расслабленно, но упускать его из вида Ян себе не позволял, постоянно дрожа в напряжении. Видя повисающую между двумя ведьмаками неловкость, Влад под каким-то несерьезным предлогом отвел Вирена в сторону, в дикое поле, раскинувшееся за хлипкой оградкой. Когда-то здесь, может, что-то растили (наверняка — в войну, когда нечего было есть и горожане пухли от голода), но теперь все поросло быльем. Они остановились.

Геральт по-прежнему был спокоен. Подмечая каждое его движение, Ян готовился прыгнуть наперерез, выхлестнуть меч в один удар сердца. С утра он разминался с Карой, тело сладко ныло и просилось в бой. Что-то напряженно звенело в нем, прежние голоса шумно, тяжело шептались. Ведьмаки убивают чудовищ — иначе не бывает, это ты сломанный, ты неправильно скроенный, что сросся с ночными тварями намертво и зовешь их семьей… А этот убьет, покалечит, сотрет с этой гадкой земли нашего сына, нашего Влада, а потом — наших Кару и Ишимку…

Стараясь остудить разум, Ян дышал медленнее. Ладонь чесалась от желания ощутить приятный холодок рукояти, стиснуть. Ничего по умиротворенному лицу Геральта прочесть было невозможно, и захотелось взвыть от отчаяния. Нападай или милуй — нечего сомневаться!

Убей, — хрипело в голове, — первым напади, он тяжелее, сильнее, надо рвануться и полоснуть, влажно, глубоко — и все будет как прежде, место-то глухое, с концами — и в воду… И никто их у тебя не отнимет! — с жадным удовольствием тянули голоса. Никто не заберет нашу семью, нет, мы не позволим, сами ляжем костьми, сами обагрим руки по локоть…