Arcana

— Нет, Джонни, — вдруг улыбается Ви, просветленная. — Я уверена; мне не жаль. Смерть в лучах славы, помнишь? А что может быть лучше, чем спасти то, что тебе дороже всего?

Он отступает, словно сбежать пытается. Трясет головой, загнанно смеется, отмахивается от нее как-то.

— Это все чип, Ви, ты сама не понимаешь, что ты…

— Да почему ты думаешь, что я не могу сама разобраться? — взрывается Ви. — Почему думаешь, что тебя нельзя любить просто так, без всякой технонекромантии, просто за то, что ты есть, невозможный придурок? Потому что ты все портишь? — надвигается она на него, с трудом складывая свою выжигающую ярость в слова. — Потому что ты проебал свою жизнь и наказываешь себя, скрывая все за иронией и сарказмом? А я хочу, чтобы понимал, каково быть человеком, расплачиваться за свои грехи. Ты не сбежишь от этого. Я не позволю. Не отпущу.

Он устало падает, и киберпространство перекраивается в подобие длинной лавки на глазах; Джонни откидывается назад. Смеется обреченно, переводит взгляд то на Альт, то на Ви. Она протягивает руку. Ладонь Джонни дрожит.

— Должен быть выход, — говорит он. — Что-нибудь…

— Даже если вероятность успеха — доля процента? — вдруг спрашивает Альт, спокойно наблюдавшая за их ссорой. Словно это не касается ее. Сор, шелуха — человеческие чувства. Как же Ви это злит.

Она смотрит прямо ей в глаза и чувствует, что на губах играет совершенно сильверхендовская усмешка. Ей уже плевать. Все или ничего; Джонни, если они выживут, оценит.

— Доля процента — это еще не ноль, правда?

========== 21; мир ==========

Комментарий к 21; мир

финал игры, ау, потому что я так хочу

осуждайте меня, бейте меня камнями, но мне нравится представлять, что у любимых героев все хорошо (или близко к этому)

значения аркана: конец пути, исполнение желаний, успех, свобода

я очень напряженно думаю над тем, не продолжить ли это ау в отдельным мидике про дальнейшие путешествия ребят, хотя у меня не так много сюжета для него; если кому-то это интересно, черкните в комментариях, пожалуйста!

Ви чувствует себя распятой. Вымученной, разодранной на куски и потом снова кое-как собранной. Ребра сдавливают сердце, ноют — перебитые, что ли?.. Волна жара прокатывается по ней, и Ви сдавленно стонет сквозь сон, не желая пробуждаться и возвращаться в грязный город, надрывающийся громкими голосами и гудками машин, когда в темноте ночных видений она улавливает… что-то. Краешек мечты, хрупкой и светлой, где все хорошо.

Реальность встречает ее адской болью в затылке. Классика.

— Ви, блядь, просыпайся! — настойчиво врывается хрипловатый прокуренный голос; ее треплют за плечо, немилосердно дергают, что чуть не прикусывается язык. — Ви!

— Еще пять минут, Джонни, иди нахер, день даже не начался, — сдавленно бурчит она, отворачиваясь на другой бок, выдергиваясь из цепкой хватки Сильверхенда. — Я не пойду никуда в такую рань, ты охуел, слишком рано для заказов — и для твоих тупых затей тоже…

— Ви, мы живые!

Что?

Она с трудом разлепляет глаза. Ощущения уже подсказывают ей, что они не дома, в каком-то непонятном месте — при ближайшем рассмотрении оно оказывается обычной палаткой в лагере кочевников, пропыленной и не спасающей от палящего солнца. Ви хочет спросить что-то важное, но срывается на кровавый кашель. Все наваливается сразу: «Альдекальдо», улыбка Сола, куртка, тяжелящая плечи, нервный голос Панам, самоотверженная смелость Митча, бур, злобно вгрызающийся в бетон и железо… «Микоши».

Пахнет пронзительно — песком и кровью.

— Джонни! — она резко вскакивает, едва не сталкивается с ним лбом. — Ты… Что, бля, с тобой…

Растерянно рассматривает сидящего у койки человека — черт с ней, с одеждой, явно шмотки кого-то из кочевников спиздил, авиаторы зацепил за ворот майки; у него знакомое хищное лицо, еще более острое теперь, когда он без щетины; волосы короткие, как будто обкусанные, неаккуратно растрепанные. Но глаза никогда не обманут: узкий разрез, нагловатый прищур, теплота карих радужек — взгляд, предназначенный только для Ви. И серебряная рука…

— Сюрприз, ебать, — как-то неуверенно протягивает он и достает из кармана сигарету — как нормальный человек, а не воплощает ее из ниоткуда в свете синих пикселей.

Ви очень близка к тому, чтобы грохнуться в обморок. Перехватывает дыхание, она напрочь забывает, как это вообще — дышать, хватается за горло рукой. Потом, неловко соскакивая с постели, чуть не путаясь в ногах, бешено осматривается. Они у «Альдекальдо», снаружи доносятся смутно знакомые голоса, наигрывает музыка по радио, ревет двигатель чьей-то машины. Все реально до боли. Боже, блядь, пожалуйста, пусть будет не сон…

Джонни необычно молчалив, но позволяет напасть на себя, едва не поваливая со стулом вместе, устало посмеивается, когда Ви зарывается пальцами в волосы, придирчиво заглядывает в блестящие глаза. Натыкается пальцами на нечто железное на затылке, в любопытстве заглядывает ему за спину, видит переплетение проводов и железок, какие-то разъемы — похоже на импланты Горо, только у него шею перебрали, а Джонни — затылок. Понятно теперь, что за смена имиджа…

— Пиздец, у тебя теперь на затылке написано «Арасака», — хрипит Ви.

— Ага, знаю. Закрашу потом как-нибудь.

То, что он не въебался головой в какую-нибудь стену, — это уже прогресс.

— Они нехило во мне покопались, Вик сказал, — как будто бы беззаботно говорит Джонни; Ви больше не чувствует его эмоции, как раньше, но видит его взгляд — будто бы пьяный, эйфорический. Каково это — ожить спустя столько лет?

Она еще не верит. Держит его за руку, дрожит от радости и страха одновременно. Джонни предлагает ей сигарету, и Ви поспешно закуривает, садясь напротив, отражением. Едкий табак неплохо прочищает мозги.

Слыша тихое мявканье, Ви искренне верит, что у нее съехала кукуха, но потом видит просочившегося в палатку кота. Джонни почесывает его за ушком, и кот лезет к нему гладиться, довольный, тарахтит оглушительно — а ведь обычно чужих не подпускает… Довольный кот запрыгивает Ви на колени.

— Приве-ет, — шепчет Ви, тянет руку, чтобы почесать ему шею. Этот ушлый усатый тип чувствует себя в лагере кочевников как на своем месте. — Джонни, ты что, совсем? Куда ты кошака приволок?

— А что его, оставлять, что ли? — возмущается он. — Бля, ты же не… Мы уезжаем, Ви, — решительно говорит он. — Все, пиздец. Лучше убираться побыстрее, потому что — ну, сама представляешь, что мы натворили. Корпы такое не прощают. Надо затаиться. Да и осточертел мне этот город, — негромко добавляет он.

Ви некоторое время осмысливает услышанное. Перед штурмом она и сама подумывала, что неплохо уехать с семьей куда-нибудь за горизонт, что это ее шанс освободиться. Но действительно ли она готова сорваться с места?.. Она вспоминает о Джуди, о друзьях и чувствует распахивающуюся пустоту в груди.

— Что последнее ты помнишь? — негромко спрашивает Джонни. Это странно — слышать его вне своей головы. Воющий снаружи ветер делает его голос почти неразличимым в какие-то моменты, и это так странно и жутко…

— Я подключилась к «Микоши», — прикидывает Ви. — И все. Перегрузка системы. А до этого… Черт, Сол…

Ее голос дрожит; Ви украдкой вытирает слезы.

— Ну, и не надо тебе об этом помнить, — решает Джонни. — В общем, они заморозили мою тушку, а Альт провела туда Панам. Им нужен был идеальный носитель для сравнения данных, опытный образец. Они ж хотели вживлять чипы в будущем. Вот и издевались надо мной, как могли… А мы еще думали, почему на могиле ничего нет…

— Как… как ты вообще? — неверным голосом спрашивает Ви.

Воскреснуть из мертвых — это же пиздец. Она тоже восставала, но в случае Ви и нескольких часов не прошло, а Джонни пробыл мертвым почти полсотни лет, и об этом жутко даже думать.

— Пока не понял, — честно говорит Джонни. — Вик сказал, прогнозы утешительные. А это при том, что я ему типа не нравлюсь. Тело меня все еще помнит, слушается… Руку Вик починил, работает. Ну, иногда меня заносит, это похуй. Может, это вообще от того, что я накатил под колесами от твоего рипера.