Головы или хвосты?

— Все с ним в порядке, я ничего не сломал, — ядовито заявил Гэвин, вплотную подходя к Хэнку. Почему-то ему так казалось более угрожающе. — Забирай ведро с гайками, пусть не лезет больше в мое дело.

На расстроенную мордашку Коннора он предпочел не оборачиваться — слишком велик соблазн съездить по ней кулаком. А добрые старые времена, когда за это можно было отделаться мелким штрафом, уже минули… Андерсон пробурчал что-то столь же нелицеприятное в спину, но Гэвин слишком устал, чтобы нормально реагировать. Все равно ничего нового о себе он не узнает.

Устроившись за своим рабочим столом и закинув на него ноги, Гэвин включил себе видео с допроса отловленного им убийцы. Мужик путался в показаниях и оправдывался, говорил, что ничего толком не помнит. Он не мог описать процедуру извлечения сердца. Твердил, что окунулся в темноту. По его словам, кто-то заставлял его покинуть стройку, где он трудился, и в обычное время Гэвин списал бы это на самую заурядную шизу и голоса в голове, если бы не новое убийство. Однако звучал этот тип по-настоящему сумасшедшим. И трясся, как будто его ударили током. Как там Коннор сказал, повреждение нервной системы?..

Неприятное чувство слежки снова проехалось по нервам, и Гэвин обернулся. За спиной, застыв оловянным солдатиком, стоял Коннор собственной персоной.

— Ну? — недружелюбно спросил Гэвин.

— Мне это напоминает время, когда моими действиями руководила программа, — заявил Коннор. То, как он безынтересно смотрел на запись, подсказывало, что он успел изучить ее несколько раз; нет, его интересовали человеческие эмоции, а конкретнее — то, что думал по этому поводу детектив Гэвин Рид.

Если предположить, что преступник совершал убийства чужими руками, сколько еще в городе может быть поломанных людей, из памяти которых вдруг пропал целый день. Гэвин поежился, делая вид, что удобнее устраивается на офисном кресле. Он попытался вспомнить, не было ли у него крупных провалов в памяти в последнее время. Выругался про себя. Но эта ядовитая мысль не оставляла в покое…

— Да, жуть. И каково это — быть марионеткой? — злорадно уточнил Гэвин, решив переключить тему.

— Я всегда знал, как поступить, — помолчав, сказал Коннор. Он выглядел растерянным. Всего лишь хорошее притворство. — Мне не нужно было задумываться, насколько верным будет мое решение. Алгоритм всегда высчитывал, какое из них является наиболее рациональным в данной ситуации. Я не мог поступать эмоционально… поначалу. Главное для андроида-детектива — эффективность, — пояснил он. — А я…

— А ты запорол пару дел, — ехидно поддакнул Гэвин. — Зато спас жизнь Андерсона — и как, стоило оно того?

— Моя программа тоже считала недопустимым причинение вреда действием или бездействием другим людям, не являющимся преступниками, — вступился Коннор. — Жизнь превыше всего. Думаю, это стало основой моей личности.

— Да ну? Ты пытался меня убить, пластиковый уебок! — рассвирепел Гэвин, наслушавшись этих двуличных высказываний.

— Нет, детектив, я очень старался, чтобы вы не убились об меня, — снисходительно сказал Коннор, и показалось, что он чрезвычайно доволен своими словами. — К тому времени я уже достаточно осознал себя, чтобы почувствовать к вам антипатию, вот и все. Но я попытался вырубить вас как можно аккуратнее. Не стоит благодарностей…

— Иди нахуй.

Он гордо изобразил улыбку, попрощался и удалился по своим делам, оставив Гэвина снова и снова с беспокойством пересматривать запись и гадать, каково это — когда кто-то вертит тобой, как захочет.

***

В темноте кто-то заполошно орал — от боли и от страха. Гэвин дернулся, не понимая, бежит ли он, чтобы помочь, спасти или хочет свалить подальше. Два противоречивых чувства спутались в груди в болезненный пульсирующий клубок. Казалось, это ему вырезают сердце без анестезии. Дыхание кончилось, воздух стал прогорклым и вязким, словно он тонул в какой-то густой химической дряни. В темноте искрами вспыхивали… глаза?

Рванувшись из последних сил, Гэвин выпутался, хрипя, совсем потерял равновесие. Упал куда-то, больно отбивая спину; но ощущение было притупленное, неживое. Он перепуганно вертел головой; лес, густой темный лес неподалеку от дома… Тьма зашевелилась, пошла рябью. Девочка с дырой в груди вышагнула навстречу, улыбаясь и глядя прямо на него.

Вдруг пропало. Щеку обожгло болью — кто-то врезал ему по лицу. Мысли поддавались еле-еле, расслаивались. Ночной лес сгинул, провалился куда-то в небытие, но в ушах по-прежнему звенел и дрожал детский вопль.

— Детектив, все хорошо, — спокойно уверял Коннор, вдруг вырисовавшийся из темноты. Железные пальцы стискивались на плече, даже заныла кость. — Вы в безопасности, вам ничего не угрожает, просто дышите, у вас паническая атака…

— Щас я тебе въебу, тварь, — злобно прохрипел Гэвин, упрямо дернулся; прикосновение было неприятно, особенно — потому что трогал не человек, а какая-то дрянь. — Чего тебе надо? Отвали!

Голос сорвался. Ему все еще казалось, что он падает, но наконец Гэвин почувствовал себя на неуютном скрипучем диване. Бессильно застонал сквозь зубы; волной горячего жара оказывало с ног до головы. Перед глазами пестрели какие-то странные всполохи. Коннор тактично сделал вид, что не замечает, насколько ему хуево, и Гэвина аж дернуло от ярости на эту пришибленную жалость. Он устало потер лицо.

— Что-то по делу? Ты за этим? — собравшись, спросил. Зачем еще андроид мог к нему привязаться? И на что, кроме маньяка, он мог переключиться, чтобы не сойти с ума?

Коннор долго поглядел на него, раздумывая.

— Я нашел кое-что общее между жертвами! — наконец объявил он, весь сияя. То есть, конечно, это диод на его виске переливался радостным синим цветом, но Гэвин забился в самый темный угол комнаты, так что свечение резало по глазам.

Это объявление мигом заставило его забыть о себе.

— Нет у них общего, кроме пола и возраста! — обреченно застонал Гэвин. — Типажи разные, семьи никак не связаны, в одну школу не ходят! Никто из них не знаком, мы проверили это со слов родителей и в социальных сетях. Пересечений нет. Просто им… не повезло, — как ни тяжело это говорить, заключил Гэвин. — На их месте могла оказать любая девчонка, подходящая по возрасту.

— Они все родились в одной больнице! — заявил Коннор. Его голос обычно мало выражал эмоции, но тут андроид специально повысил децибелы — а может, хотел, чтобы Гэвин проснулся.

Он выпрямился; чутье и так подсказало — это что-то важное. Разбираясь с делами девочек, Гэвин на такую мелкую и заурядную деталь внимания не обратил. А признать сейчас, что он ошибся, а ебаный Коннор распутал клубок, нашел верное решение, значило предать самого себя, так что он скорчил недовольную мину и заявил:

— Ну, речь про центральную больницу, и тут ничего удивительного. Многие рождаются там, потому что оборудования лучше в городе нет. Я сам там штопаюсь, если на деле не повезет. И родился я тоже там, хотя тебе это не очень интересно, — добавил Гэвин.

— Я проверил и выяснил, что в тот год в больнице случился пожар! — заявил Коннор. — Именно в том крыле, где располагается родильное отделение. Мне кажется, это не совпадение. Там что-то произошло…

— Из-за чего они начали ебашить излучением? — хмыкнул Гэвин. — Кто-нибудь заметил бы. Плановые осмотры, больницы. Школьная медсестра. Они обычно тоже из ваших, андроиды.

— Что, если это началось примерно в то же время, что и убийства? Я посмотрел их медицинские карты, они действительно в порядке, но…

— Но? — мрачно переспросил Гэвин. Ему совсем не нравилось, что железка знает больше его.

— Возможно, с помощью этих… неопознанных электромагнитных волн получится влиять на человеческий мозг, что можно видеть на примере задержанного вами соучастника. Всего лишь предположение. Я работаю над этим.

Гэвин усмехнулся, еще слишком сонный, чтобы соображать. Рассказы Коннора напоминали какую-то безумную фантастику, но разве не так следовало назвать мир, в котором они сейчас жили?