Головы или хвосты?

Коннор всерьез засомневался. Он иногда рассматривал возможность смерти, строил на ней модели будущего, но чаще всего это была смерть кого-то другого, Хэнка ли, или подозреваемого, что необходимо было для продумывания операции. Своя гибель по-прежнему вызывала у него смешанные чувства, но теперь, в отличие от прошлого, он хотя бы находил смелость называть это «чувствами».

— Вам стоило отступать, — упрямо сказал Коннор. — Это наиболее безопасный и эффективный выход.

— Да мне плевать! — сорвался Гэвин, дергаясь на соседнем сидении — он как будто хотел врезать Коннору по лицу, но в машине было неудобно. — Ты хоть думал, что это значит для других людей? Что с Хэнком будет, если ты помрешь? Да старик сам на тот свет отправится, если второй раз сына потеряет, даже если… такого!

Это жгучее чувство, видимо, было… стыдом? Коннор знал, как много значит для одинокого Хэнка, но все равно согласился на самоубийственную операцию — более того, придумал ее по большей части. Из желания что-то доказать рисковал собой…

— А я не могу убегать, — пробормотал Гэвин. — Больше никогда…

— Что? — переспросил Коннор. Ему показалось, что это не было предназначено для его слуха, а сорвалось случайно. — Гэвин, вы…

— Ну, ты же наверняка хотел послушать мою слезливую историю о детстве? — уточнил Гэвин, но его голос звучал слишком истерически, надрывно-весело.

Коннор всегда знал, что есть какая-то тайна.

— Если вас это не затруднит…

Тем временем Коннор сдвинул щиток на безвольной правой руке, и пластина послушно отъехала, обнажая переплетение проводов. Он задумчиво поглядел на Гэвина, ожидая, что тот презрительно скривится и отвернется. Скин сполз наполовину, но Коннор старался контролировать его хотя бы так, чтобы сохранять человеческое лицо.

— Помочь чем? — спросил детектив, осматривая клубок из разноцветных проводов. — Я не шарю совсем, но, может…

Он сам неловко пытался оттереть кровь с лица, но не получалось. Засохшие потеки крошились, оседали на пальцах, но уродливая маска не смывалась.

— Нет, я в порядке, сам справлюсь, — терпеливо отрезал Коннор. — Вы лучше расскажите, если еще не передумали, мне было бы интересно.

— Что с рукой?

— Поломка с прошлого столкновения, — кратко отчитался он. — Все-таки требовался более глобальный ремонт, но я решил обойтись косметикой. Несколько проводов повреждены, сейчас я их переподключу, но подвижность остается под вопросом.

— Ты, блядь, совсем?! — прошипел Рид, стремительно вспыхивая. — Почему все сразу не починил? Никогда нельзя на себе экономить, иначе ты труп! Щенок…

— О, теперь вы будете говорить мне о заботе о себе? — сердито спросил Коннор. — Я… посчитал это нерациональным. Сейчас я понимаю свою ошибку.

— Вот жмотяра… А, постой, тебе правда не хватило? — догадался Гэвин. Коннор постарался сохранить ничего не выражающее лицо — для андроида это не так-то сложно. — Понятно… Сука, Коннор, занял бы, что ли! Что мне теперь с тобой делать?

— Я в состоянии произвести арест, — упрямо заявил Коннор.

Он мельком прислушивался в сообщения на полицейской частоте. Спецназ во главе с капитаном Алленом уже летел к месту назначения, даже подтянули вертолеты. Стоило Фаулеру намекнуть, в чем дело, как они сорвались незамедлительно; Коннор полагал, что силовым структурам тоже хотелось добраться до тайны управления людьми и андроидами.

Машина летела по трассе, свет в салоне горел неровно, но Коннор прекрасно видел в темноте и мог переподключить несколько кабелей, пытаясь вернуть жизнь руке. Она все сбоила, то покрывалась скином, то снова обнулялась до белого пластика. Гэвин минут пять наблюдал за этим светопреставлением без ожидаемого отвращения, абсолютно пустыми глазами, а потом неожиданно заговорил, и Коннор удивился тому, как мрачно и хрипло звучал голос:

— Ты же никому не расскажешь?

— Нет, детектив, — серьезно пообещал Коннор. — Если вас это обнадежит, я могу воспроизвести человеческий ритуал и поклясться на мизинцах.

Гэвин фыркнул, рассмеялся; в горле у него хлюпала кровь. Однако почему-то его эта шутка успокоила. А Коннор старался скрывать свой разгоревшийся интерес.

— В общем… У меня в детстве был друг со школы, ботаник страшный, — безнадежно начал Гэвин. — На тебя чутка похож. Тоже умные слова любил. Звали Томасом. Из Англии переехал, у него акцент еще был забавный. Мы как-то сразу поладили, я его там от пацанов защищал, которые карманные деньги стрясывали.

По избитому лицу Гэвина блуждала совсем туманная, рассеянная улыбка, как будто он был пьян.

— В то время у нас тут объявился маньяк, — мрачно продолжил Гэвин. — Аарон Кроуфорд. Никогда, блядь, не забуду. Хватал подростков, насиловал, глаза вырезал. Кидал где-нибудь на окраине. Нам в школе говорили по домам сидеть, родители провожали туда-обратно, как мелких. Моим похуй было, — жестоко ухмыльнулся он. — Отец пьяница, мать все время работала.

— Детектив, если это сложно, можете не вдаваться в подробности… — Коннор замолк, стыдясь, как быстро передумал. Не рассчитывал на такие откровения. Он видел, как волнуются показатели, как подскочил пульс. Его могло снова… накрыть, как говорил Гэвин.

— Не, я в норме. Так вот однажды я подговорил Тома погулять вечером, он выскользнул. Мне это казалось охуеть каким крутым! Тупой пиздюк… — безнадежно махнул рукой Гэвин. — В общем, мы не сразу поняли, что за нами кто-то увязался. Том притормозил шнурки завязать. Я оглянулся, увидел мужика с ножом…

Коннор тактично молчал.

— Я не знаю, что со мной такое случилось, — как будто оправдывался Гэвин. — Я побежал, что было сил. Сам не помню, как дома очутился. Заперся в комнате, тумбочку к двери, трясся всю ночь. Я трус, понимаешь? И сейчас я тоже должен был убежать, но я не смог. Просто… кем бы я был, если бы снова кого-то бросил?

— Гэвин, — мягко заметил Коннор, — вы были ребенком. Против взрослого мужчины с ножом у вас не было шансов… Спасти свою жизнь — это логичный порыв.

— Вот не надо мне про инстинкт самосохранения, — прорычал Гэвин, поднимая на него больной отчаянный взгляд. — Его у людей нет в полном смысле этого слова. Иначе бы самоубийц не существовало. И мы оба это знаем. Я предал его, Кон, понимаешь? Он, дурак, думал, что я могу его защитить, если что. Я же так делал в школе с хулиганами и все такое. Он мне верил, потому что я был его лучший друг… И сейчас я почему-то вспомнил это куда отчетливее, чем обычно. Хотя никогда и не забывал.

Гэвин презрительно зарычал, тряся головой. Ему… как будто противно было от себя самого. Словно все это стремление оказаться лучшим детективом в отделе с самой высокой раскрываемостью, все это минутное самолюбование — это всего лишь ширма, за которой кроется жгучая ненависть к себе.

Теперь Коннор понимал, из чего рождается такая одержимость.

— Меня потом приглашали… на опознание, — сухо кашлянул Гэвин. — Еще через месяц Кроуфорда поймали. А я решил, что пойду в полицию, да только… тоже не всегда успеваю всех спасти. Как с этими девочками. Вот почему меня так пришибло. И работаю я один, потому что, ну, люди ошибаются. Я могу полагаться только на себя, чтобы никого больше не убить.

— Я андроид, детектив, — напомнил Коннор. — Мы реже допускаем ошибки. И я хочу помочь. Если вы разрешите.

— Пути назад все равно нет, — негромко сказал Гэвин, отворачиваясь к окну, где мелькал Детройт. Они отъезжали от города.

========== На грани II ==========

Гэвин Рид поклялся, что, если выживет, ни за что больше не пустит за руль ебаную жестянку. Потому что встревоженный и раззадоренный Коннор, который предвещал окончание дела, вытягивавшего из них все жилы, и гнал так, как будто от этого зависели их жизни. На поворотах впору молиться, хотя Гэвин вот уже лет тридцать считал себя атеистом.

Это был бедный район, где рядом теснились низенькие дома; отдаленно место напоминало то, где Гэвин вырос, только, пожалуй, более заброшенное и пустое. Дом покосившийся, под снос, свет горел в нескольких узеньких окнах, но при виде такого скопления полицейских, ворвавшихся с воем и мигалками, жители свет благоразумно погасили. Гэвин был уверен: копни тут поглубже — и найдешь что-нибудь похуже убитых детей.