Voluntate Dei

Влад умер так, как и хотел. В бою с Господом Богом, будь прокляты они оба. Оставил его одного.

Он мог бы остаться в Петербурге, но вместо этого он бросился в Прагу. Решение пришло ночью, внезапно, когда он смотрел в окно, видя занимающийся рассвет, и, возможно, был слегка пьян. Уехать куда угодно, только не оставаться на месте. Яну требовалось куда-нибудь бежать, что-нибудь делать, заниматься делами, окунаться в чужую боль и чужие проблемы, вершить, мать его, правосудие. Всю сознательную жизнь он так и забивал свои переживания, безжалостно топтал любую слабость и засыпал бумагами отчетов.

Сейчас Ян, словно поддавшись искушению, упрямо требует себе квартиру Войцека; на счастье, она не занята, люди еще боятся проклятия черной магии. Он знает, что Влад ничем таким не занимался, и складывается странное впечатление: он среди людей, которые его знали, он в его городе, живет в его доме, а все равно кажется, что Влада тут нет. Его вообще нигде нет, его стерло из этого мира, удалило, вырезало, изничтожило.

Ян живет в его доме, но за три года здесь уже все убрали, от Влада ничего не осталось. Ни единой вещи, никаких фотографий, потрепанного томика стихов, обгрызанного карандаша, совершенно ничего! Он не может найти ничего, за что можно держаться, он оголтело вцепляется в любое дело. Ему в помощь пытаются впихнуть какого-то неудачника из новеньких и молодых, но Ян смотрит зверем, почти что рычит.

Он обещает себе ни к кому не привыкать. Он всегда один.

Новая жизнь, минимум привязанностей. Глухое одиночество как вечный спутник жизни.

Он почему-то жутко мерзнет всю зиму, но это совсем не тот призрачный холодок, который он привык ощущать в Петербурге. Это кажется таким далеким, словно увлекательный давний сон, осколки которого еще удается уловить краем глаза. Но никогда — почувствовать снова.

Он не обращает внимание на то, как вяло течет весна, как расползается под ногами снег, открывая грязь. Лед на реке вскрывается с треском — в Яне уже вскрываться нечему, старые раны страшно зарубцевались яркими алыми полосами через всю душу. Он бесцельно бродит по городу, натыкаясь на людей. Тихо сходит с ума, потому что обычных дел инквизиторских не хватает.

Уже давно он ничего не писал, пальцы аж сводит от желания излить что-нибудь на бумагу, но он держится. Не пишет ни слова, потому что знает, с чего начнет. Начнет заново рассказывать историю, которая закончится в несуществующем Раю, завершится его полнейшим бессилием.

В Ад живому нельзя, Кара молчит. Да он ей никто, в конце-то концов, и у нее наверняка куча своих проблем с Высшими демонами и всем прочим. Ей не до того, не до Яна…

Ян учится жить, устраивается в квартире Влада так, как, должно быть, жил бы он. Курит «Парламент», носит косуху из толстой черной кожи и военные ботинки, носит волчью усмешку и звериный взгляд, учится изящно огрызаться на людей, чувствовать собственное превосходство. Словно однажды он решил: раз уж Влада в этом мире нет, кто-то должен занять его место. Зияющую черную дыру, от которой веет холодом.

Волосы отросли, он все хочет их обрезать, но рука не поднимается, стягивает в хвост. Он все меньше узнает в зеркале наивного доброго мальчика Яна, проскакивает в зеркале что-то определенно войцековское. Властно-нагловатое. И Яну это нравится.

До могилы он доходит только в позднем мае, когда убеждается, что больше не чувствует настойчивой боли. Рядом с черным мраморным надгробием кладет лохматый букет пестрых полевых цветов. Он молчит и не знает, что говорить. С кем говорить.

— Я подумал, тебе не понравились бы эти пафосные венки, — неловко улыбается Ян. Переводит дыхание, отстраненно замечая, что голос дрожит. — Знаешь, а у меня все по-прежнему. Живу один. Хотел кота завести, а потом подумал, что он оголодает совсем, пока меня дома нет. Работаю днями и ночами, недавно серийника накрыли… Скоро капитана дадут!

Он улыбается наигранно.

— Хоть бы раз кто сказал: «Ты молодец, инквизиторство». Капитан Войцек, а? Красиво же звучит, тебе ли не знать. Вот и я буду… Ты бы гордился, Влад?.. — вдруг спрашивает он.

Ян прекрасно знает, что ничего не услышит.

Даже ветер в кустах не шуршит.

========== история с платьем ==========

Комментарий к история с платьем

несколько бессмысленная история про маньяков, инквизиторов и Кару в платье, но у автора хорошее весеннее настроение; таймлайн - лето после “Инквизиции”

Кара мрачно усмехается и исподлобья смотрит на Влада. Вид у нее такой, будто с секунды на секунду случится помутнение, и она кинется рвать ему глотку зубами, но Войцек расслабленно улыбается. В залитом летним солнцем Петербурге он — всего лишь дух, и угрожают ему только пронизывающие насквозь взгляды.

И, возможно, пара лишних дежурств в Гвардии потом.

— Тебе идет, — неуверенно предполагает Ян, наблюдающий за Карой. В поиске какой-нибудь поддержки оглядывается на Войцека, но тот благоразумно молчит. Смотрит.

На тонкую ткань вишневого цвета, развевающуюся на ветру, на неловко сложенные на груди руки. На капоте стоящей рядом машины — черная рубаха и посеревшие от времени джинсы.

— Это вы идете, — сквозь зубы предлагает Кара. — Прямо нахуй.

Постоянно пытаясь поправить короткую легкую юбку, на ладонь выше колена, Кара буквально исходит ядом, глядя на них. Нервно оглядывается по сторонам, хоть дворик возле офиса Инквизиции как обычно пуст. Только пара ведьмочек выпархивает в сторону ближайшей кофейни, не обратив на их троицу внимания.

Она скалится, пытается закурить, но Влад заклинанием ловко отбирает у нее пачку.

— Ты же леди, — укоризненно замечает он, едва не подвывая от смеха.

— Я тебе нос сломаю, урод.

Ян вежливо не вмешивается, ждет, пока они оба успокоятся. До вечера времени еще достаточно, пусть ругаются, сколько им влезет. Поправляя воротник рубашки, он устало прислоняется к капоту машины — в тени стояла, нормально. Но воздух все еще вязкий, жгучий и тяжелый.

— Это плохая идея, — чуть более трезво заявляет Кара спустя долгую паузу.

Прекрасно понимая, что переубедить ей уже никого не удастся.

Маньяка ловить, по сути, должна человеческая полиция, но, раз уж у них не получалось, подключили и изнывающую от жары Инквизицию. Никаких особых дел у них все равно не было, разве что пара мелких краж и незаконная торговля какими-то амулетами от домашних насекомых. В пострадавших отравленный кошак, которого, впрочем, быстро откачали.

Расположившись на столе, Влад размахивает руками, в чем-то стараясь убедить невысокого парнишку из полиции с погонами лейтенанта. Мрачно наблюдая за ними краем глаза, Ян не отвлекается от отчета, но прекрасно знает этот блеск в глазах Войцека. Что-то он определенно придумал.

— Доброго, — бодро приветствует Кара, заваливаясь в офис, как обычно — с ноги, блестя улыбкой и отсвечивая красноватыми стеклами солнечных очков. — Чем занимаетесь, старушек без регистрации на ворожбу гоняете?

Как только Кара появляется, сразу становится шумно и суетно. Она мелькает буквально везде, громкая и радостная: посветлевший наконец после продолжительных дождей Петербург явно улучшает настроение командора. Салютуя выглянувшему на шум Огневу от виска, Кара усмехается, когда перехватывает его недобрый взгляд. Кивает паре знакомых, ненадолго приостанавливается возле Влада.

— Так что тут у вас? — ничуть не запыхавшись, спрашивает она. Прикусывает дужку очков, склоняясь над раскинутыми по столу фотографиями. На них — девушки, залитые кровью.

— Маньяка ловим, — нервно улыбается парнишка-лейтенант.

— Серия из трех убийств, будет больше, — тут же рапортует Влад, по привычке приосаниваясь перед командором; Ян замечает это, тихо улыбается. — Все девушки от восемнадцати до двадцати шести, человечки, худые брюнетки, светлые глаза. Нет, Паш, это не совпадение, ты где-нибудь учился вообще, не? Тебе вот какие нравятся, рыженькие?

— Я…

— Не суть, — отмахивается Влад, не давая ему ответить. — Парня вот на брюнетках заклинило. Что мы, не люди, что ли, не понимаем? Да и вообще лето, жара, девочки в платьишках. Красоте-ень…