Voluntate Dei

— Хм, впервые за долгое время я почувствовала себя старой, — протянула Катарина, салютуя ей принесенной чашечкой кофе. — В ней нет ни капли магии, клан это подтвердил. Все эти старые перечницы повторяют мне, что я чуть ли не проклята, что я спуталась с кем-то не тем, ну, а я даже рада, что ей не придется мучиться с этой долгой жизнью, — усмехнулась она, — что она проживет ее как человек.

— Ты ее любишь? — спросила Ева.

Катарина пожала плечами. Она не до конца разобралась в тонкостях родительской любви, бывшей ей совсем в новинку. За свою долгую жизнь она даже не держала фамильяров, как многие другие магички из ее клана, избегала привязываться. Стоило хотя бы потренироваться на кошках…

Ей нравилось кафе, тут готовили вкусно и подавали лучший кофе в этом районе Праги. Здесь пока было тихо, можно отдохнуть. Шум войны до сих пор иногда слышался, особенно если забрести в пустынную улочку, прикоснуться к изнанке… Даже за десятилетие ничего не улеглось. Когда Катарина колдовала, оттоком из прошлого до нее еще доносилось ощущение, тревожившее ее. Но ради таких местечек стоило потерпеть.

— Я слышала, в университете возобновили алхимические эксперименты, — сказала Ева. — И не удивилась, когда нашла здесь твои следы. Что вы пытаетесь сотворить, неужели голема? — пошутила она и сама рассмеялась чарующим мелодичным смехом.

— Вечную жизнь, — улыбнулась Катарина беззаботно, словно речь шла о какой-то безделице, и мудрые глаза Евы мрачно прищурились. — Ну, раз уж ты не рассказываешь мне, как тебе удается прожить столько лет.

— Я одно из первых Творений. И играю по иным правилам.

Катарина вовсе не обижалась на нее за эти тайны и недомолвки.

Они шли по вечерней улице, разговаривали. И все было так хорошо, что Катарина вынуждена была признать: она ждала Еву. Сама уже пожалела, что сбежала в какой-то момент, спряталась в свою жизнь, попыталась воссоединиться с кланом, который тут же смертельно надоел ей… Она хотела, чтобы Ева появилась и освободила ее от чего-то. Как и она ее когда-то. Катарина была здесь одна, совсем одна; в ее возрасте маги уже привыкали к уединению, слишком древние для людей, оторванные от них — этими разрезами, отсекающими их от обычной жизни, были их родные и близкие, что старились и умирали на глазах… И Катарине просто нужен был друг, чтобы не потеряться в этом отчаянии.

Целуя Еву, Катарина забывала обо всем. Словно она опять была в прошлом, словно они только убили Адама и закопали его под кривым деревом, а руки у нее во влажной жирной земле… Интересно, как оно там, это дерево, стоит ли, не срубили его за столько лет? А она жива, счастлива, горит, вспыхивая и искря, снова чувствует себя молодой, сильной и красивой, и…

Ей было сладко. Ева на вкус как яблочный сидр, пьянящая, но оставляющая в сознании достаточно, чтобы чувствовать мир и помнить себя, чтобы восторгаться и восхищаться ей, превозносить ее.

Стало тихо, совсем тихо, только где-то вдалеке лаяла бездомная собака. В крохотной коморке под самой крышей, в доме Евы, было странно уютно, хотя обои слезали со стен, а половицы под босыми ногами страшно скрипели. Под окошком, приоткрытом, чтобы не задохнуться, шумели деревья. И все равно запах был дразнящий, сладковатый.

Выскользнувшая из постели Ева вернулась с открытой бутылкой мартини, и Катарина довольно оскалилась, наблюдая за ней. Густая тень гладила ее мраморную кожу; Ева торжествующе улыбалась. Приникнув, уткнулась Катарине в плечо, и они сидели молча, слушая летнюю пражскую ночь, знойную и густую, медовую.

— Я ужасная мать, — беззаботно заявила Катарина, отпивая мартини из горла и осторожно передавая еще тяжелую бутылку Еве.

— Что ты, — сладко протянула та. — Ты и не подозреваешь, что это значит. Посмотри, во что превратились мои дети. Алчность, гордыня, злоба. А ты… Ты страшно похожа на Лилит, мою сестру. Такая же свободная.

— М-м, дедушка Фрейд был бы в восторге, — ухмыльнулась Катарина, откидываясь на постель.

— Вы были знакомы?

— Вообще-то, нет. К слову пришлось.

С ней было так легко. Можно валяться в смятой постели, уютно теснясь, и не взвешивать каждое слово, не думать, как много на ней ответственности за магию, текущую в ее крови, за клан, который никогда не любил ее саму в отрыве от силы. Нет, все это осталось далеко, а сегодня Катарина спряталась и покорилась искушению — кто бы поверил, что Ева за долгие годы скитаний тоже научилась искушать.

— Какое-то время здесь будет тихо, — хмыкнула Катарина. — Но лучше вернусь в Варшаву… Если захочешь меня найти, спрашивай там.

Ей не хотелось покидать Прагу, если честно. Тут жили несколько из ее родственниц, наиболее приятных — потому что наивных и юных. Отчасти их считали отступницами, потому что они не чтили семейных традиций и оказались слишком обычными, приземленными, без привычных клану Войцеков зубастых амбиций. Катарина тепло жалела этих девочек, а они восторгались ей.

А еще она не надышалась летом и не заставила Еву попробовать ее любимое пирожное в кафе… Мир никогда не казался ей таким приятным местом, как в этот вечер.

— Я не могу предсказать твое будущее, — вдруг сказала Ева. Прошептала, испуганно взглянув, взяла ее за руку, как будто Катарина могла испариться. — Оно всегда было зыбко и изменчиво, но теперь я никак не могу ухватиться за нужную ниточку… Что происходит? Скажи мне, иначе я сойду с ума от беспокойства.

И Катарина торжествующе улыбнулась:

— Может быть, я нашла лазейку в Вечность.

========== майор гром ==========

Комментарий к майор гром

внезапный кроссовер с фильмом по Грому, потому что я могу… и потому что инквизиторы хорошо бы вписались в эту атмосферу готового вспыхнуть Петербурга. ау по миру Исхода, где ребята с Игорем как-то уживаются в одном времени и пространстве

— Игорь, блядь, будь человеком, отдай дело, — обреченно ругается Влад. Садится на край старого, прямо-таки древнего дивана и опасливо откидывается, чтоб не наебнуться. — С чего вы вообще взяли, что это ваша юрисдикция? Сидите вон, холодильники свои ищите…

— Потому что я не собираюсь ждать какие-то гребаные экспертизы, пока этот урод жжет город! — взвивается Гром, хмурится, смотрит на Влада так, как будто кинуться готов. Он всегда такой — добро с кулаками, без страха и упрека, как же. А Влад хищно скалится, провоцирует, как будто подначивает, с горящими голодными глазами…

— Вы еще подеритесь тут! — рявкает Ян, испепеляя взглядом обоих, и они синхронно оборачиваются. — Извини, Дим, они всегда такие…

Ошалевший стажер мотает головой, жмется в угол — если Влад с Игорем все-таки сцепятся, чтобы не прилетело ненароком. Хороший мальчик, осторожный, думает Ян, устало качая головой. Вот бы ему во все это не лезть никогда — целее будет.

— Там же огнеметы!

— Или огненные заклинания!

— Мы можем просто работать вместе, — безнадежно предлагает Ян, прислоняется возле приоткрытого окна и закуривает.

Грязнее у Игоря все равно не станет, поэтому он без зазрения совести сыплет пеплом на паркет. Пепел к пеплу, прах к праху. Есть такая заупокойная молитва. Ветер задувает в поскрипывающее окно, и пахнет от него не суровой солью Финского, а какой-то тяжелой гарью, оседающей на легкие. Кто-то разлил керосин, город вот-вот вспыхнет, и за годы службы Ян научился видеть такие моменты переломные, опасные. Если не вмешаться, будет уже поздно.

— Вид у тебя тут красивый, — говорит Ян, отворачиваясь от мрачнеющего Петербурга. Игорь ничего не отвечает — гордый.

Игорь Гром, как в крутых боевиках, работает один. Сами они с Владом не лучше, конечно, нечего привирать и притворяться, но Игорь особенно упрямый и ершистый, резкий. Может, Ян уже стареет, столько переживший, но ему Гром кажется таким же юным и ломким, как и мальчишка, которого тому навязали в помощники. А еще — потерянным и одиноким, ютящимся в огромной захламленной квартире с высоченными потолками.

— Игорь, подумай хорошо, это и наш город тоже, — медленно, чтоб дошло, выговаривает Ян. — И я тоже не хочу, чтобы он сгорел в руках какого-то психа, потому что справедливость нужно творить не так, иными путями. Но ты же убьешься, если полезешь напролом.