Страница 121 из 138
— Если мы начнем без тебя, Инквизицию вызовут соседи! Мы уже домой, — улыбнулся Влад, хотя Ян, конечно, не видел его торжествующе-веселый оскал. — Рак, обними елку!
— Иди нахуй, она колючая, сам с ней обнимайся! — обиженно брыкнулся Корак.
— Меня Ян не поймет, — рассмеялся Влад. — Ладно, иди сюда.
И ловко уронил вопящего Корака прямо в смолянисто пахнущую ель; рухнули с хохотом оба — и в то же мгновение загорелся амулет, перенесший их прямиком домой, в тепло и свет.
========== аспиринчику? ==========
Комментарий к аспиринчику?
пост Alia tempora; инквизиторы встречают утро 1 января
— Войцек, скажи мне всего одну вещь, — послышался где-то рядом мученический вздох, — вчера был очередной Апокалипсис? Война? Древние жрецы Майя пророчили что-нибудь на ближайшие выходные?
Влад открыл глаза, застонал, закрыл обратно. Голос Яна страшно выворачивал мозг наизнанку; в висках стучало отбойным молотком. Он потянулся помассировать виски, но с координацией все было очень плохо, поэтому он что-то перепутал и едва не исцарапал руки о рога.
— Вчера был корпоратив, — прохрипел он кое-как. — А ты че такой бодрый, ин… инкв… тьфу, блять, кто вообще это выдумал, Янушка?
— Ты. Ты вообще протрезвел?
— Не зна-аю… — протянул Влад.
Он с трудом сполз с дивана, пошатнулся, привалился плечом к стене, чтобы не рухнуть обратно. Ноги заплетались, голова была жутко тяжелой; все-таки в том, чтобы быть живым, находились и свои минусы.
Ян молча размешивал что-то в двух высоких граненых стаканах. Лицо у него было помятое, заспанное, но определенно более собранное и сосредоточенное, чем у самого Влада; вокруг шеи оказалась обмотана елочная гирлянда, на рубашке определенно не хватало пуговиц. Всех.
— Аспиринчику хочешь? — жалостливо предложил Ян, протягивая ему стакан.
Влад осушил его в пару глотков, но лучше, похоже, не стало. Хуже, впрочем, тоже, поэтому он был не особо расстроен: во всем нужно искать положительные стороны, особенно в таких плачевных ситуациях… Нахмурившись, Влад тщетно пытался вспомнить, что было вчера, но в голове все расплывалось, искажалось, точно в калейдоскопе.
— Я помню, мы пили.
— Разумеется, — кивнул Ян.
— И танцевали.
— Ты. На столе. Спасибо, что одетым. Но Аннушке понравилось и так, мне кажется.
Влад изумленно почесал шрамик, пересекающий правую бровь.
— Чего это спасибо? Я вообще-то ничего так…
— Я знаю, — ледяным тоном уверил Ян. — Ты пей, пей. Горло, наверно, болит?
— Я?..
— Ты пел на морозе, — успокоил Ян.
— И даже не приставал к гордым инквизиторам?
— Это я к тебе приставал, чтобы ты перестал вести себя как пьяный олень, — обреченно рассказывал Ян, несильно стукнув его по рожкам.
— Я, кажется, тебя целовал… Как это, блять… Омела?
— Это была рябина.
— Ты не был против.
Ян пожал плечами:
— Знаешь, это был единственный способ тебя заткнуть. Ты пел Сектор Газа, я бы даже связал тебя и кляпом рот заткнул, лишь бы заново эту гадость не слушать…
— Связал? — уточнил Влад, потирая чуть ноющие запястья.
— Ты не был против, — ехидно передразнил Ян. — По-моему, тебя все полностью устраивало. Особенно в тот момент, когда на моей рубашке кончились пуговицы. Все. Теперь пришивай.
Он кивнул, сосредоточенно копаясь в памяти.
— Ко мне недавно Ишимка подкатывала с какими-то странными просьбами, это не ты ее случайно надоумил? Как-то подозрительно выглядит, боюсь я за Кару, как бы ее этой гирляндой не связали… тоже.
— Ишимка? — от изумления с Яна окончательно спало похмелье. — Да не-ет, как ты себе это представляешь-то… Она до такого не додумалась бы. А что она сказала?..
— Елочку наряжать.
— Иногда елочка — это просто елочка, Войцек, — философски вздохнул Ян.
— Надо позвонить, поздравить с праздником, — встрепенулся Влад. — Жалко, мы не вместе отмечали, мы тогда как приличные люди себя ведем, а не это вот все…
— Я думаю, им и так было весело, судя по тому, что ты про гирлянды рассказываешь.
— Нам тоже весело, инквизиторство, — вздохнул Влад. Потер виски — на этот раз удачнее. — О, выговорил. Я молодец?
— Ты моя умница, — умилился Ян. — Еще аспиринчику?
— Наливай.
Они молча чокнулись стаканами.
========== apocalyptic ==========
Комментарий к apocalyptic
! перевыкладываю с дополнениями
внезапно ау по pacific rim, он же тихоокеанский рубеж; не знаю, насколько читается без знания фэндома. есть неведомая хрень кайдзю, смахивающая на Годзиллу, есть “егеря” - роботы, чтобы их убивать. и на каждого “егеря” приходится по два пилота, которые должны объединить сознание, чтобы это работало.
осторожно, болечка.
0.
«И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва…»
Старые страницы потрепанной Библии почти сыплются под неровно дрожащими пальцами. Самая страшная книга, что создало человечество, безнадежно проигрывает перед реальностью. Господь прогневался на своих неразумных детей и послал им из моря Зверя. Господь испробовал все казни египетские и всемирный потоп; Господь мог бы бросить на них саранчу, окрасить моря в кармин, но ему почему-то приглянулись мощные твари из глубин, возвышающиеся над небоскребами. Рейнджер Войцек тихо подсказывает, что у Господа явно какие-то комплексы.
1.
Когда мир разламывается на глазах и тонет в концентрированной кислоте насыщенного синего цвета, что течет в громадных тушах, начинаешь ценить свою жизнь чуточку меньше — жизнь солдата в безнадежной войне. Они видят лежащие в руинах города, в которых несколько лет назад счастливо жили миллионы; чудовища терзают коробки из стекла и бетона, давят их игрушечные машинки, размазывают людей в кровавую кашу. В дрифте молниями мелькают детские воспоминания, а снаружи кабины вовсю разворачиваются сцены, напоминающие голливудский боевик, с громким воем сирен и зловещим ревом кайдзю в небе. Еще немного — и небеса рухнут на них, раздавят, прогневавшись. Они не боятся неба. Море печали куда страшней.
Свою жизнь рейнджер Ян Зарницкий готов отдать за забившееся глубже в материк человечество. У него нет ничего; нет ни семьи, ни дома, нечем жертвовать. Пустота, прорастающая в грудной клетке, делает его слишком легким. Готовым на все, отчаянно кидающимся на амбразуру по приказу. Шаттердом заменяет ему все и дает конуру, чтобы пережить пару недель между битвами, урывками, сливающихся в одно полотно. Он не хочет признаваться, что только битва окрашивается для него реальными цветами. Насыщенно-синий — чудовищный, красный — человеческий. Кровь его напарников, покрывающая его липкой пленкой и не дающая вздохнуть.
В дрифте нет ничего своего. Общие воспоминания, общие чувства, общая боль. И жизнь — одна на двоих. Ян ценит груду металла больше, чем себя; Ян жертвует собой ради напарников, а они мрут. Подыхают, что бы они ни делал. Он не позволяет отчаянию убить надежду. Даже самую призрачную.
2.
Судьба подкидывает ему ебнутого рейнджера Войцека и почти списанного «егеря». «Инквизитор» — невероятно красивая черно-стальная машина для убийства, и Ян смотрит издалека, затаив дыхание, на переливы солнца на зазубринах брони. Никогда такие не водил, и его собственная старенькая машина с латанным корпусом кажется ему уродливой и тяжеловесной. На мгновение он разрешает себе помечтать — роскошь, непозволительная солдату.
Он еще не знает, что «егерь» достанется ему, не знает, что вот-вот на него свалится брат-близнец маршала Войцек, лохматый, блестящий глазами, оживленно размахивающий руками, на которых расцветают разноцветные морды скалящихся кайдзю. Он вваливается в кабину для теста совместимости, от него неуловимо пахнет чем-то дразняще-ядреным — виски.
— Я попытаюсь понежнее, — подмигивает он.