Страница 19 из 26
— Желаю тебе удачи, — сказала ему берегиня напоследок.
И подтолкнула к кругу древних мшистых камней.
========== 21. грибы ==========
— Ты правда уверен, что это не отрава?
Вольга закатил глаза и тихо заворчал — звериным утробным звуком, но его попытки изображать злого страшного волк перестали впечатлять мальчишку уже давно. А Вольга быстро понял, что, несмотря на годы, проведенные в ордынском лагере, княжескую кровь ничем не вытравить — Кощей любил, чтобы его беспрекословно слушались. Сейчас он, сидя у небольшого костерка, мрачно наблюдал за Вольгиным уловом — обычные лесные грибы.
У Кощея все получалось мрачно, а сгущавшаяся темнота лишь усиливала впечатление. Если бы кто наткнулся на него в ночи, точно принял бы за проклятого Чернобогова волхва. Словом, выглядел он жутко, однако в душе по-прежнему был княжеским мальчишкой, не умеющем выживать в лесу. Без Вольги он бы точно сгинул — и не только потому что ноги его не слушались.
— Я слышал, твои родственники с севера после таких грибов бросаются в бой, как звери. Берсеркеры, — зловеще протянул Кощей, подбираясь ближе к огню.
— Не после таких, — проворчал Вольга. — И мне не нужны эти мнимые превращения, когда я сам могу обернуться хоть драконом.
Кощей бросил на него удивленный настороженный взгляд, как будто Вольга сейчас станет чешуйчатым гадом и откусит ему голову, но не замолк:
— Ну, в таком случае, тебе еще меньше доверия! Я слышал, что некоторых зверей яд не берет, они и мухоморы спокойно едят…
— Раз такой умный — иди сам поищи, — отмахнулся Вольга.
Как он и предсказывал, Кощей даже не пошевелился, не попытался выскользнуть из теплого светлого круга от костра. Будь у тебя хоть сколько колдовских сил лично от Черного Бога, ты всего лишь человек, а ночь внушает ужас. В этом Вольге виделась какая-то справедливость.
— Я сам-то не умею, — признался Кощей, — меня стряпать не учили — только как сражаться… И то у меня ужасно получалось.
— Я тоже не умею, — чистосердечно сказал Вольга, строгая грибы над котелком с водой, которую он загодя набрал. — Мне-то проще задрать кого-нибудь и наесться волком, но ты, как я понимаю, сырое не будешь…
Кощей вдруг рассмеялся, тряхнул головой. Отросшие патлы лезли ему в глаза, но мальчишка этого не замечал. Пододвинулся ближе к костру — ночь обещала быть холодной; внимательно наблюдал, как посверкивает лезвие ножа. Вольга пощипал немного хлеба, тоже закинул в нехитрый суп, нашел в сумках морковь… Скоро будет город и постоялый двор с нормальной едой, а пока предстояло перебиваться такой стряпней.
— Голодным ложиться точно не дело, еще и мерзло так, ночью околеем! — поучительно сказал Вольга, вдруг почувствовал себя очень старым и занудным.
— А ты не боишься костер жечь? — вдруг спросил Кощей, нервно оглянулся на темноту.
— Кого же мне тут бояться? — Вольга хищно оскалился.
— Не знаю… Разбойников каких-нибудь. Ну, или нечисть — она же по ночам выходит.
Ордынцев он боялся, Вольга мальчишку видел насквозь. И после всего, что тот пережил, пожалуй, никак не мог обвинять его в позорной трусливости. Только ордынцы в русские земли так глубоко давно уже не заходили. Вольга снисходительно ухмыльнулся и напомнил:
— Мы для нечисти свои, не забывай. Не думаю, что кто-то из них нападет. Они же не люди, в конце концов. А от разбойников я смогу как-нибудь избавиться.
Кощей помрачнел. Так в молчании и дожидался, пока приготовится суп, а потом с сомнением принял в руки миску. Впрочем, голод быстро пересилил его подозрительность, и он последовал за Вольгой, видя, как тот без страха пробует грибную похлебку. Получилось не слишком сытно, но все же лучше, чем ничего.
— Надеюсь, я умру без мучений, — скорбно заявил Кощей, когда похлебка кончилась. — Спасибо.
Вольга фыркнул. Он потянулся, а потом без предупреждения встряхнулся, перекидываясь в большого волка — пожалуй, хотел поглядеть на испуганного мальчишку, шарахнувшегося прочь. Вполне достойная расплата за его жалобы.
С удовольствием Вольга сейчас кинулся бы в лес, взвыл бы, предвещая добрую охоту. Ветер шумел бы в ушах, земля била по мощным лапам, а дикая погоня горячила кровь… Уж точно — чтобы накормить зверя, грибов не хватит. Но Вольга широко зевнул зубастой пастью и улегся рядом с костром, почти свернувшись уютным серым клубком. После долгого дня пути сон смаривал быстро.
По ту сторону костра завозился, устраиваясь, сердитый Кощей.
========== 22. оберег ==========
Комментарий к 22. оберег
мой небольшой отдых закончился, продолжаем в прежнем темпе!
Когда мать попыталась всунуть в руку оберег, Руслав лишь вздохнул. Вокруг шумели такие же, как он, юноши, вдалеке прохаживался священник, зычным голосом благословляя их, и Руслав постарался половчее спрятать деревянную подвеску за шиворот, чтобы никто не увидел, как та там болтается рядом с Белобоговым крестом. За такое не сожгут, конечно, пожалеют мать, однако высечь могут.
Мать говорила, старые боги их семью берегут, потому как в роду у них были могущественные жрецы и знахарки, и Руслав не спорил. Он понимал, что иногда нужно во что-то верить — особенно если их род уже несколько поколений терпел неудачи. Вот как дед его на войне погиб — так все и началось.
Потому мать едва не обезумела, когда услышала, что Руслав хочет на войну идти, как другие парни из слободы. В ноги она не бросалась, понимая, что он не отступит, однако Руслав услышал случайно, как мать по ночам тихо всхлипывала, а днем она делала вид, что все прекрасно. Находиться в доме уже невозможно было, и Руслав дни считал, хотя и мучила его совесть — это не то, о чем следовало думать хорошему сыну.
Он вырос из этого дома, из их тихой семьи — мать да двое младших сестренок, которых он помогал растить. Хотелось свободы, какой-то вседозволенности, и Руслав здраво рассудил, что только война может сделать его мужчиной. А войны шли постоянно, нечего было бояться — случай тут же подвернулся. Старики ворчали, что это не настоящая битва, а какая-то соседская свара, однако Руслав почувствовал надежду…
Проверив, надежно ли спрятан оберег, Руслав поспешил к остальным. Несколько самоуверенных юнцов с отцовскими клинками, один с луком — рыжий, тощий и заморенный, из тех, что так отчаиваются заработать себе на хлеб, что идут сражаться. Руслав оказался выше остальных, широкоплечий и хорошо сложенный. Ему кивнул дядька, который осмотрел каждого и потом повел их небольшой отряд прочь из слободы — в стан княжеского воинства.
Руслав обернулся в последний раз на мать и помахал ей рукой.
***
Войско оказалось тем еще сбродом, и Руслав, привыкший к спокойствию родного дома, растерялся, когда оказался в центре столпотворения — отряды прибывали из разных уголков княжества. Было громко, отчаянно вопил кто-то, вспыхивали короткие драки, потому что, когда в одном месте собирается так много молодых воинов, никогда не пробовавших себя в драке, неизбежно начинают чесаться кулаки. Ржали лошади, визжала какая-то скотина, которую волокли с собой ради пропитания. Было грязно, пахло мерзко, еда была дрянная, и Руслав часто задумывался, стоит ли этого свобода… Но потом вспоминал каждодневный заунывный труд по хозяйству, рубку дров. И радовался, что он сумел найти новый путь.
К удивлению Руслава, тут были и пьяные, и какие-то проходимцы, которые, судя по их виду, не могли бы удержать в руках меч. По сравнению с ними он казался благородным воином, и эта гордая мысль ему льстила. Он держался чуть отстраненно, не желая признаваться себе, что немного боится. Однако, увлеченный воинской жизнью, Руслав почти не думал о матери, которая осталась дома одна — он мог представлять свое блистательное возвращение, добытые в походе деньги, которые он, конечно, отдаст в приданое сестер… И об обереге он тоже почти не вспоминал, и, уж конечно, никому не молился.
***
Битва началась как-то лениво. Сначала они долго шли, месили грязь, и Руслав в тяжелом непривычном доспехе готов был свалиться и больше не вставать. Вдалеке показалась небольшая крепость — впрочем, по приближении она оказалась куда более грозной, ощетинившейся частоколом на наступавших. Войско заволновалось и остановилось. Где-то вдалеке выехал князь и стал говорить… однако его голоса не хватало, и в той части войска, где Руслав стоял, военачальника не слышно было.