Необратимый процесс

А потом Ви на всех парах летит к тому месту, где датчик последний раз засек Панам — и очень боится не успеть, остаться слишком далеко, когда она так нужна. Безмолвие в приемнике пугает Ви больше всего, эта мутная неопределенность, выводящая ее из себя, и перед глазами тоже страшно темнеет, и она начинает задыхаться, но упрямо втапливает педаль газа в пол, до упора.

Она всегда была одна, с самого детства, не считая всяких приятелей и подельников, которые отваливались сами собой. Джеки — первый, кого Ви так близко подпустила, кто врос надежно, стал настоящей семьей… А потом у нее с корнем вырвали это теплое уютное чувство, выбили опору, разрушили все грохотом взрывов и автоматных очередей, одна из которых уничтожила все, что она любила. Но теперь у Ви есть друзья, настоящие, верные друзья, которым не наплевать, если она загнется от кровавого кашля и от вредоносной программы, кислотой разъедающей мозг. И она не готова терять еще кого-то, да еще так обыденно, посреди солнечного дня в Пустошах.

Она видит на горизонте машину Панам и резко дергается, останавливаясь. Вываливается наружу, забыв захлопнуть дверцу, и бежит к ней, на ходу выхватывая «Малориан» — Джонни беспокойной россыпью пикселей роится следом. Но Ви чуть не влетает в Панам, которая воюет с чем-то под капотом машины — тачка угрюмо рычит и огрызается, не поддаваясь на ее потуги. Ви тоже хочется заорать — и погромче.

— А-а, Ви, — ворчит Панам, отрываясь от своих кабелей, переплетающихся дикими змеями. — Тут что-то сдохло… И связь наебнулась, прости.

Все — как Джонни и говорил. От облегчения Ви хочется рухнуть рядом на пыльную землю — и, возможно, отключиться. Но она бешено оглядывается, сканирует горизонт.

— Никаких «стилетов» сегодня?

— Ага, похоже на то. Ложная тревога, — поясняет Панам раздраженно, но в то же время довольно. — Думаю, мы смогли неплохо их отпугнуть в прошлый раз. Да и они теперь знают, что у семьи есть «Василиск», зря не полезут.

Пока Панам чинит машину, Ви отходит покурить. Она-то не слишком хороша в технике, едет — и ладно, но то, с какой сноровкой Панам справляется со своей тачкой, подсказывает, что такое случается чаще, чем хотелось бы. Да машина того и гляди развалится, особенно турель — Ви уже успела это на себе испытать.

— Ну что, успокоилась? — ехидно возникает Сильверхенд.

— Завали ебало, Джонни. Если бы с ней что-то случилось, я не знаю, что б со мной было, — огрызается Ви, уже смутившаяся своего бешеного порыва. — Просто… я не так часто кого-то теряю, как ты мог заметить.

Она ожидает, что Джонни уйдет в молчанку, как и обычно, когда Ви старательно посылает ему сигналы о том, что не хочет сейчас болтать. Слишком она взвинчена, слишком ненавидит себя, свою зависимость от ставших вдруг такими близкими, неотделимыми людей…

— Я тоже, — неожиданно говорит он. — Мне тоже было тяжело. Я думаю… это тебя ебануло моими страхами, ну, с того раза, когда я пытался вытащить Альт из арасачьей башни. Тогда я не успел…

— Ты же не мог туда телепортироваться, — вздыхает Ви. — Я думаю, она тебя не винит.

— Она уже никого теперь не винит. Потому что она ебанутый искин с удаленной человечностью, — цинично парирует Джонни. — Но в тот момент, когда она умирала у меня на руках, я не знал, как все обернется. И все это было… таким настоящим.

Это одно из тех воспоминаний, что сохранились в его оцифрованном сознании такими яркими и настоящими, жалящими ядом. И Ви сейчас совсем не хочется вникать, какие из чувств принадлежат ей, а какие — полвека как мертвому рокеру, который конкретно так поехал по фазе, когда потерял кого-то важного. Конечно, Панам не из тех, кого Ви могла бы назвать любовью своей жизни, у них крепкая женская дружба, ничего лишнего (что, впрочем, не мешает Панам иногда нагло закидывать на нее ноги, когда они отдыхают), но Ви слишком вцепляется в людей, что ее окружают. Как ебучий репейник, который она отдирает от одежды, когда возвращается из особенно тяжелых рейдов в Пустоши.

— Разговоры с самой собой? — спрашивает Панам, подходя. Цепко оглядывается — как обычно, пытается угадать, где стоит Джонни. И в который раз промахивается.

Хозяйски отряхивая джинсы, Панам командует, что можно ехать обратно. Ее радары не уловили никакого присутствия «стилетов», да и приемник в машине Ви молчит, не выдает чужие переговоры, так что эта тишина успокаивает. Вообще-то Ви стоит вернуться в город и заняться своими делами: наконец-то внести плату за квартиру, разобраться с дельцем от Вакако и заглянуть к Джуди с каким-нибудь приятным подарком… но Ви все же следует за Панам к кочевничьему лагерю. Там можно рассчитывать на теплую компанию на вечер, какую-нибудь похлебку на ужин (Ви не хочет знать, из чего… или из кого ее готовят), а также на песни у костра, доносящиеся до самых звезд.

Пока машина медленно тащится, она чувствует со стороны Джонни что-то вроде скребущей ревности. От того ли, что Ви настолько предана Панам и всей остальной семье, что с ужасом представляет их смерти?..

За Джонни труднее переживать, потому что он, блядь, неживой уже. Но Ви с тоской думает о том, что будет с ним, если ей не повезет нарваться на вооруженный до зубов отряд «стилетов». Сдохнуть за компанию — такое себе.

— Лучше, чем в прошлый раз, — с коротким смешком говорит он. — Когда я подыхал в одиночестве, в ужасе. Может быть, это мой гребаный эгоизм, про который ты мне так втолковываешь, но… с тобой было бы легче.

— Спасибо, — вздыхает Ви. — Правда — спасибо.

Она ненавидит себя за то, что ничем не помогла Джеки, когда тот погиб у нее на глазах. Но — в каком-то смысле это и правда легче. Не погибнуть в удушающем безмолвии, когда не за кого цепляться.

И ей это, похоже, никогда уже не грозит.

========== 30. финал ==========

Вот, кажется, и все.

Ви чудится, что она проводит на этой крыше вечность. Что она попадает сюда снова и снова, куда бы ни пошла, как в ебучем дне сурка — они с Джонни смотрели старое кинцо и смеялись, а тут вон оно как, оказывается. Опять на краю, в голове совсем мутно, того и гляди — кувыркнешься вниз, и надо на что-то решаться, а все мысли идут со скрипом.

Откашливаясь, Ви вытирает окровавленную ладонь о темные джинсы. Обреченно откидывается на пластиковую спинку стула. Город шумит и грохочет, возится, как сонная огромная тварь, перебирает клешнями, перемигивается светящимися глазами, и на Ви вдруг накатывает острая волна отвращения — но это всего лишь снова лающий кашель.

«Арасака» ждет их, снова и снова, по кругу. Для Джонни это третий раз, для нее — первый, но все это не важно, потому что все пути ведут в ебучую «Арасаку». Чтобы или победить, или сдохнуть, все или ничего — вполне в их стиле. Нужно встать и решиться, едко усмехнуться, проверяя патроны в «Малориане», накинуть на плечи кожанку с рожей самурайского демона — и побыть героиней дня. Но Ви чувствует себя слишком разбитой и несчастной.

— Ви, нам надо что-то решать, мы не можем просидеть тут вечность… пока ты не истечешь кровью, — нервно говорит Джонни, стискивая зубы. Переживает тоже, тревожно оглядывается и, слава всем кибербогам, не отпускает ехидные комментарии. Просто молчит, дожидаясь ее решения.

Даже если Ви решит шмальнуть себе в голову, он сейчас, вопреки обыкновению, не будет спорить. Момент небывалого единения ощущается так остро и невыносимо, что Ви хочется плакать — и она правда чувствует горячие, как расплавленный воск, слезы на своих щеках.

Как же не хочется умирать.

— Если хочешь с кем-то попрощаться, звони сейчас, — предлагает Джонни.

— Ты настолько в нас не веришь? — сипло смеется Ви, утирая слезы. — Где твой боевой настрой, Сильверхенд?

— Я просто… это большой риск, Ви. И если у нас не получится…

От него, такого правильного и разумного, такого похожего на нее саму, делается еще хуже.

— Короче, че будем сиськи мять, звони давай, если есть кому, — уловив ее мысли, с показным цинизмом скалится Джонни, но глаза у него темные и тоскливые, и смотрит он на Ви так, как, наверное, родственники смотрят на смертельно больных, для которых не осталось надежды.