Мой Черный Князь

– Нет.

– Вопрос! – копируя ее интонацию, произнесла я. – А что же станет двигателем моих усилий?

Этот вопрос, видимо, оказался риторическим. Ответа на него я не получила. Будда церемонно пропела:

– У каждого человека должно быть внутреннее понимание, ради чего и зачем он что-то делает. Человек должен сам заставлять себя двигаться в соответствии с внутренним стимулом. Должен сам себе отвечать на вопрос.

Да уж. Следуя ее собственной же логике, мне давно пора свалить отсюда. Ибо мой внутренний голос плачет навзрыд оттого, что меня эксплуатируют и мучают. Я никак не могу забыть случай двухмесячной давности, когда Будда показала мне свое истинное лицо. Суть печального дела такова: ей было жаль дать мне премию в обычном размере и она выбирала между тысячей рублей и тысячей пятьюстами. В итоге она подписала служебную записку на тысячу рублей, сославшись на то, что я не выучила закон о рекламе. И даже не стала слушать мои доводы о том, что в плане текущего месяца эта задача не стояла, а все указанные задания я выполнила в тройном объеме. Меня жутко разозлило, унизило и оскорбило такое отношение. Но я ничего не могу поделать. Жаловаться некому. Воплощение самодурства и безумия на почве неограниченной власти меня не поймет.

В тот день мне было так нестерпимо горько от своего вечного невезения, постоянных страданий, бедности, безысходности, одиночества, что я не знала, как мне успокоиться. Шла по улице и плакала. Даже не стала садиться в автобус, так и дошла до самого дома. Плелась два с половиной часа по заснеженным тротуарам, скользким обочинам, получая жгучие удары ветра в лицо. Еще эта дурацкая зима никак не кончается, добавляя печали.

Так и тянется моя жизнь. В известном сериале про непутевых пацанов последние сокрушались, что их папы не работают в банках. А я работаю в банке. Только что толку от этого?! В начале каждого месяца мне ставят миллиард заданий, а в конце я должна сдать отчет на восьми страницах, чтобы начальство смогло решить, заслужила ли я премию или нет. Премия – двадцать процентов от оклада. Оклад – десять тысяч российских рублей. Все вместе с вычетом налогов я получаю за месяц своего адского труда десять тысяч четыреста сорок рублей. Недавно я была на пресс-конференции, где председатель Законодательного собрания Ростовской области печалился по поводу низких зарплат в Ростове: «Бедные люди, получают в месяц двадцать тысяч. Как же они живут?» А я себя кем чувствую, получая свои жалкие гроши? Я поведала ему свою грустную историю, а он поулыбался и пожал плечами. Власть нынче далека от проблем простых людей. Я и так об этом знала, просто хотелось увидеть еще одно доказательство.

До полудня я прострадала в поиске тем и написании новых текстов и бегом убежала на важное дело. Сегодня моя вахта в банке с утра. А, я еще не объяснила вам свою сложную трудовую ситуацию. В банке я работаю полдня. А полдня пытаюсь доказать пресс-службе главного милицейского ведомства Ростовской области, что сотрудника лучше меня не найти от Калининграда до Камчатки и от Южного до Северного полюса.

Я хочу погоны

Мне с детства нравились две вещи – справедливость и люди в погонах. Справедливость я видела только в книгах и по телевизору, а люди в погонах были реальностью. И, судя по книгам и фильмам, именно они и должны «интегрировать» в мир справедливость. Поскольку настоящие люди в погонах не спешили исполнять свои обязанности, я решила, что им просто не хватает того, кто мог бы их воодушевлять на подвиги. Я была уверена, что не хватает им именно меня.

Итак, я училась в пятом классе и мне захотелось надеть милицейские погоны. Но работа следователя, участкового или инспектора по делам несовершеннолетних предполагает обязательное наличие юридического образования, жесткие рамки, регламент работы, непонимание со стороны граждан, в итоге – жалобы и взыскания. Слишком много минусов. Хотя и плюс вполне себе весомый – ведь речь идет о погонах. А это не просто две картонки, обтянутые тканью и ленточками, проколотые гвоздиками-звездочками. Погоны – это статус, возможности, льготы и завистливые взгляды. Ох, выходит, что я уже с десятилетнего возраста тяготею к демоверсиям? Ужас. Кого из меня вылепил этот мир?!

Юридические науки и строгие рамки меня не привлекали. Зато я всегда обожала сочинять и выдавать желаемое за действительное. И у меня неплохо получалось. Поэтому я стала грезить о должности сотрудника пресс-службы главного милицейского ведомства Ростовской области. Потому что он носит погоны, вдохновляет правоохранителей на справедливые поступки, купается в завистливых взглядах, но при этом кто на него пожалуется? Все довольны: сотрудники, которые рассказали приукрашенную историю о своих напряженных трудовых буднях; начальство радуется положительной статистике, представленной широкой общественности; и сам сочинитель-летописец на седьмом небе от общественного признания и всеобщего ликования. Да и поводов для угрызения совести у сотрудника пресс-службы нет. Он видит работу правоохранительной системы с парадной стороны и честно пишет о том, что видит, и о том, на что ему разрешают посмотреть. Получается, что даже врать не приходится. Со всех сторон прекрасная работа.

После окончания школы я поступила на факультет филологии и журналистики Ростовского государственного университета. Все производственные практики я проходила в местной газете. Во-первых, летом очень хотелось побыть дома с родителями в родном селе. Во-вторых, в пресс-службе главного милицейского ведомства мне почему-то были не рады. Грубый голос, неизменно отвечавший на мои регулярные звонки (а я звонила каждый месяц двадцать второго числа), убеждал меня в том, что в практикантах подразделение не нуждается. Я, в то время романтичная и фанатично-оптимистичная, не расстраивалась. Я была твердо убеждена в том, что обязательно буду там работать. Когда я помашу перед ними своим дипломом самого лучшего вуза области, они не отвертятся. А пока буду тренировать нервы и упражняться в общении и письме в доступных условиях – в стенах районной газеты и напрашиваться в рейды и на дежурства к местным милиционерам.

Я бесстрашно входила в полумрак наркопритонов, видела опустившихся людей, выпытывала у них подробности их извилистых жизненных дорог, посещала неблагополучные семьи, присутствовала на беседах с непутевыми родителями. Расспрашивала стражей порядка об их подвигах, к которым сами они уже давно привыкли и не считают подвигом свою ежедневную напряженную работу, связанную с риском для жизни, отнимающую свободное время, заставляющую жертвовать личной жизнью. Да-да, нередко жены устают мириться с недостатком внимания мужей-милиционеров (теперь они называются полицейскими, но проблемы те же), сначала пытаются реанимировать отношения скандалами и претензиями, а потом прощаются.

Мне очень нравилось воспевать подвиги людей в погонах. Мир на стороне закона увлекал меня своим разнообразием, движением, борьбой с несправедливостью, самопожертвованием, благородством. Ни одна гражданская профессия не сравнится со службой в полиции. Жизнь так устроена, что нам мучительно необходимо чем-то заполнить время, скоротать день до вечера, неделю до выходных или две – до зарплаты, месяц до отпуска, полгода до новогодних каникул, год до совершеннолетия… Мы все время чего-то ждем, делим жизнь на отрезки, заполняем их какими-то занятиями, чтобы легче было находиться на этой земле. Ремесла без погон – это скучный и нудный способ скоротать жизнь. Работая на гражданке, ты с самого утра жаждешь скорого наступления вечера, чтобы поскорее вытянуть на диване обе ноги, сжимая телевизионный пульт. А жизнь в погонах – совершенно иная. Ты не сидишь под колпаком, ты видишь безграничные просторы человеческих судеб, узнаешь такие сюжеты, такие тайны, которые не прочтешь в книгах и не увидишь в кино.

Однажды вместе с инспекторами по делам несовершеннолетних посетила дом в глухом хуторе, километров за пятьдесят от районного центра. В неухоженном доме проживают пожилые супруги и две их дочери, двадцати двух и двадцати семи лет. Ни одна из них никогда не была замужем, но у них на двоих пятеро детей разных возрастов. Во дворе нас встретили две запуганные, костлявые и неопрятные девчушки и столько же мальчишек, похожих на армян и таджиков (мамаши имеют русскую национальность). А в грязной комнате с ободранными стенами и пыльным полом в грязной коляске лежал младенец. По нему ползала толстая черная муха, и он недовольно мычал. Мамаши нигде не работали, в школе осилили только по девять классов. По их словам, девочке в коляске недавно исполнилось четыре месяца, имя ей они пока не придумали. Мы заглянули в холодильник и увидели, чем мамаши кормят малышей: посреди полной пустоты стояла трехлитровая банка скисшего молока, вокруг лежало несколько болгарских перцев с подсохшими и сморщенными носами. Мне сложно объяснить пользу моего личного присутствия в том доме, но полицейские смогли убедить мамаш завязать с блудом и выпивкой и устроиться на работу. Через полгода мы вернулись в этот дом, и там были чистота и порядок.