Собственность мажора

Мы друг другу не подходим, так? Вернее, он не подходит мне… а я ему…

Втянув носом воздух, он смотрит в сторону, пока я проговариваю быстро:

— Я… то есть… ты… мы не сможем… у нас ничего не получится…

— Кто тебе сказал? — обрывает он, глядя в мое лицо.

— Скажешь нет? — выдавливаю из себя.

— Я здесь стою, перед тобой. На фига по-твоему?

— Может, чтобы извиниться? — предполагаю я, сложив на груди руки.

— Извини, — без заминок произносит он. — Я хреново себя вел. Давай забудем. Я был дебилом.

— Барков… — вздыхаю, опуская глаза.

— Морозова, — зеркалит он.

Вывалить на него все свои страхи и сомнения самая дурацкая идея на свете.

Отвернувшись, смотрю в сторону, чтобы не наговорить с три короба. Это просто… азарт, уверена. Потому что ни одна из его телок его не посылала, вот и все. Именно это пугает меня больше всего. То, что он наиграется, и это произойдет даже быстрее, чем я могу себе представить.

— Алёна, — зовет он с нажимом. — Ты слишком много думаешь.

— Кто-то же должен… — говорю устало, глядя на носы своих ботинок.

— Ты у нас местный психоаналитик? — произносит над моей головой. — Не уморилась за всех думать?

Подняв глаза, смотрю на него и тихо говорю:

— Думать — это мое естественное состояние.

— Я заметил, — откашливается он, а потом делает шаг вперед, подходя вплотную так, что моя грудь упирается в его.

— Рада… — отзываюсь я, глядя на верхнюю пуговицу его короткой куртки.

Мы соприкасаемся одеждой, и к своему счастью, большего он себе не позволяет.

— Пошли со мной в кино? — понизив голос говорит Барков.

Так, будто боится спугнуть окружающую нас тишину и это… перемирие. Это оно? Но мои сомнения никуда не делись! Пойти с ним в кино?

— Ник… — говорю сокрушенно, продолжая глядеть на кругляш его пуговицы.

— Алёна, — с легкой угрозой тянет он. — Я, блин, никогда девушку не уламывал на кино. Мне что, на колени упасть?

Из меня вырывается смешок.

Вскинув глаза, смотрю в его каменное лицо и вижу, что он не разделяет моего веселья. Сжав губы в тонкую линию, ждет ответа.

О, да чтоб его!

— Ладно! — выпаливаю я, топнув ногой.

— Аллилуйя, — хрипло говорит он, после чего разворачивается и широким шагом идет к своей машине, объявив. — Заеду за тобой через полтора часа.

Через полтора часа?!

Невозможный! Невообразимый тип!

Без него мне мгновенно становится холодно, потому что под куртку пробирается ветер.

Мое сердце взволновано колотится. Я кажется сделала глупость. Ужасную глупость.

Глава 25

Никита

Меряю шагами площадку перед старой пятиэтажкой, рассматривая горящие окна.

Я не знаю номера Алёниной квартиры, но если использовать методику простых вычислений — это второе окно справа на третьем этаже. На самом деле ничего гениального, просто там на подоконнике сидит маленький черный кот.

Осмотрев освещенный фонарями двор, дую на свои ладони. Температура упала, и от холода немеет лицо. Прыгаю на месте, пытаясь разогнать кровь.

Мимо проходит толпа обвешанных мишурой людей. На небе луна, как белый диск. Больше всего в жизни я ненавижу дураков и ждать, но сегодня все терпимее.

Однажды лет в восемь я всю ночь просидел, глядя на дверь нашей с отцом съемной комнаты в муниципальном общежитии. Он не вернулся домой, и я понятия не имел, где он. Вернулся под утро, а я только года через три узнал, что в тот день он смотался в соседний город, чтобы купить стройматериалов в два раза дешевле, и застрял где-то на дороге. Была зима, прямо как сейчас. А я сидел и думал, что будет, если он вообще не вернётся…

Он примчался слегка бешеный, а я плакал, как девка. Это самое яркое воспоминание из детства, кажется, так страшно мне не было никогда. Я запомнил то ощущение на всю жизнь, и теперь просто не выходит печалиться по пустякам, потому что знаю — бывает что-то пострашнее кильки на завтрак, обед и ужин.

Отойдя в сторону, пропускаю пожилого соседа, который посмотрел на меня с подозрением. Смотрю на свои часы, а потом снова на окно.

— Наконец-то, — глядя на окна, вижу долгожданную темноту, но вселенский покой снисходит на меня только тогда, когда из подъездной двери появляется мой Олененок, закутанная в клетчатый шарф по самый нос.

Слава Богу, твою мать, я уж решил, что она передумает.

На ней короткая шуба, короткая юбка и коричневые ботинки. Ноги одеты в черные толстые колготки.

Юбки ей офигенски идут.

Мне нравятся ее ноги. Я от них еще полгода назад немного подвис, а потом это усугубилось. Теперь мне абсолютно все в ней нравится, даже новая прическа.

Мне хочется сжать ее всю в руках и сожрать, аж руки чешутся. Мне очень много чего хочется с ней сделать, если расскажу, у нее уши в трубочку свернутся.

Я не сомневаюсь, что буду у нее первым. Больше всего удивляет то, что это меня напрягает. Вдруг ей не понравится? Целуюсь-то я дерьмово.

Замерев в проходе, смотрит на меня, а я смотрю на неё. Выглядит так, будто решает убежать назад или не убежать.

Неужели я такой страшный?

Может Лера права, меня хрен вывезешь?

Что мне сделать?

Другим я быть не умею. Нежным не умею. Заботливым тоже не особо, как и внимательным. Плюс ко всему я ни фига не терпеливый.

Если она меня пошлет, будет права.

На фиг я ей сдался, такой придурошный?

Восемьдесят процентов людей, с которыми сводила меня жизнь, я бешу. Остальные двадцать — это мой золотой фонд. Я бешу всех по разным причинам, в основном потому что ни разу в жизни ни под кем не прогнулся, за это спасибо отцу. Сколько он намаялся с моими школами, я со счета сбился, но он давно смирился, что я у него «не такой как все».

Опустив руки вдоль тела, позволяю Алене сделать выбор самостоятельно.

Если уйдёт?

Если уйдёт, будет совсем фигово.

Черт.

У меня в ней потребность, нифига, блин, не могу с собой поделать.

Психую, как невменяемый. Но я провел мирные переговоры, чего нам с ней еще не хватает?

Затаившись в своем шарфе, хлопает глазами, проезжаясь ими по мне от макушки до пяток.

Я знаю, что нравлюсь ей. Да ее ко мне как магнитом тянет. Меня к ней тоже. Я даже готов рот не открывать, лишь бы просто пошла со мной в это гребаное кино.

— Я тебя не съем, Олененок, — говорю тихо, но убедительно. — Выходи уже.

— А может я тебя? — говорит приглушенно из своего шарфа.

— Что «ты меня»? — кладу руки на пояс, вздыхая, потому что она все еще между мной и путями отступления.

— Съем…

Чешу бровь, улыбаясь.

Ее глаза неотрывно следят за моим лицом, ноги топчутся на месте.

— Силенок не хватит, — тычу в нее подбородком. — Но можешь попробовать, я не против.

Твою мать, это самое муторное свидание в моей жизни. Если она вообще выйдет оттуда!

Поправив шапку обеими руками и одернув юбку, выскальзывает из двери и хрустит снегом, подходя ко мне и осматриваясь в поисках моей машины.

На ее шапке мохнатый помпон, который достает до моего подбородка. Спрятав руки в рукава шубы, прячет от меня глаза.

На ее щеке оседает снежинка. И на шапке тоже.

Сжимаю зубы, не решаюсь Алёну трогать, хотя посещает неконтролируемое желание взять ее руку в свою. Черт. Просто дико бешеное желание, твою мать.

Смотрю на ее склоненную голову и заталкиваю свои хотелки куда поглубже.

Не хочу получить по морде и вернуться домой даже ни разу ее не поцеловав. Не уверен, что долго так протяну. Она пугливая, как реальный Оленёнок, а это дико подстегивает мои инстинкты, что удивляет даже меня самого.

— Машину у магазина бросил, — поясняю, вдыхая запах ее духов.

— У какого? — тонкий голос из шарфа и взгляд на моем лице.

— У «Центрально», — натягиваю на руки перчатки.

— Это через три дома отсюда, — недоверчиво тянет Алёна.

Последний раз я здесь бампера гнул. В задницу эти дворы.

— Ага, — киваю, посмотрев по сторонам. — Пошли?

Глава 26