Страница 16 из 42
Оказалось, что настолько.
Нас ждут у Бродсманов. Новый год все-таки, но что-то мне подсказывает, что поездка отменяется.
— Это че такое?
Обернувшись, смотрю на отца. Положив на пояс руки, смотрит на пол.
— Это для кота, — поясняю, доставая из холодильника колбасу.
— Для какого кота? — озадачивается он.
— Для черного.
— У нас кот есть? — удивленно.
— Уже нет, — успокаиваю, пока у него диссонанса не случилось.
— Уже?
— Ага…
— Я что-то пропустил?
— Видимо да.
Я думаю, даже если бы у нас в доме жила немецкая овчарка, он бы не сразу заметил.
Многозначительно молчит, глядя в стену.
Там у стены стоит плюшевая фиговина, обмотанная шпагатом. Называет «когтеточка». Но что-то я уже насчёт подарка Алене не уверен. Она из вредности может мне эту штуковину в задницу затолкать, а это неудобно.
«Давай, злюка», — обращаюсь к ней ментально. — «Сдавайся и не выделывайся, все равно ты моя».
Мысль созрела окончательно не так давно, буквально на прошлой неделе, а сегодня укоренилась окончательно.
Кто бы мне сказал, что мое воображение будет покорено Аленой Морозовой, я бы в лицо того человека долго смеялся, а сейчас не смешно.
Мне совершенно не смешно. Вопросов больше, чем ответов.
Что мне с ней делать?
Взять себе или не взять?
Если возьму, что дальше?
Не знаю я, что дальше.
Что мне, расклад на десять лет вперёд дать?
Хочу ее себе, и все, а дальше разберёмся.
Хуже, чем полгода ловить на себе ее эти взгляды и психовать, потому что хочется ее поцеловать до одури, но не можется, не бывает. И если я увижу рядом с ней Колесова, я сверну ему шею. В этот раз сверну.
От злости рука сжимается в кулак.
Мне вроде не десять лет, и мы не в пятом классе, но реакция на этого дебила у меня всегда одна и та же. И это злит, потому что все это дерьмо я давно должен был перерасти.
— К Бродсманам поедем? — спрашивает отец, бросая на стул свой пиджак.
Мы у них уже лет десять Новый год встречаем. Не вдвоем же его встречать?
— Подарки же не покупали, — напоминаю я.
Ослабив галстук, он смотри на обеденный стол, в центре которого какое-то елочно-игрушечное украшение.
— Что с сессией у тебя? — спрашивает, усаживаясь на стул и закатывая рукава рубашки.
— Да вроде как обычно.
Как у меня может быть? Я ни одного экзамена кроме программирования в универе не сдавал, все автоматами. А вот по программированию у меня трояк, потому что…
В задницу.
Я привык кому-то не нравится. Так в школе было, и кто сказал, что в универе по-другому будет? Когда люди видят, что я умнее, они разбиваются на две категории — на тех, кто смиряется, и на тех, кто бесится. Я привык, что у меня кроме отца поддержки в жизни нет.
— Ладно, — вскрывает отец упаковку с сырной нарезкой. — Может игру посмотрим?
— Можно, — киваю, включая телек на кухне.
Достаю из кармана телефон и читаю сообщение от Леры: «Можешь приехать? Давай поговорим. Барков, я скучаю»
Делаю глубокий вдох, протирая глаз.
Я знаю, что она скучает.
Я знаю, что у нас «тяжелый» разрыв.
Я знаю, что мы оба не ожидали, что это случится, но это случилось.
«Лер, уже поговорили вроде», — пишу ей. — «Зачем встречаться? Только хуже будет»
В Лерку я, можно сказать, влюбился два года назад. С ней сразу было легко. Она никогда не ковыряла мне мозг, мы даже не ссорились никогда, потому что она как-то быстро под меня подстроилась, а это дело нелегкое.
Она мне дорога. Как человек, как девушка, как друг. Но я просто блин не могу больше с ней, потому что, как пубертатник, хочу себе другую.
Хотела меня? Получай.
Не знаю, что из этого выйдет.
Может вообще одуматься?
«Пожалуйста, Никит», — читаю я.
Твою мать.
«Ладно, подъеду», — отвечаю Лере, вставая.
— Отъеду на полчаса, — говорю отцу.
— Пульт дай, — просит, откидываясь на стуле.
Набрасываю пуховик и завязываю кроссы, забирая с полки ключи от машины. Оказавшись в салоне, отмеряю три минуты на прогрев двигателя.
Уже начало одиннадцатого.
Достаю телефон и стучу им по бедру, глядя на то, как из соседского двора выстреливает фейерверк.
Одуматься или нет?
Ладно, на фиг.
Снимаю блокировку и быстро пишу, прежде чем тронутся с места:
«Привет»
Глава 16
Никита
Во дворе Леркиного дома столпотворение. Повсеместные взрывы фейерверков нервируют нежную сигнализацию моей машины, а меня нервирует колея, которую цепляю днищем.
— Твою мать…
Торможу у подъезда, делая Лере дозвон. Идея снова встретиться совершенно тупая, но в нашу последнюю встречу она ревела, и я немного растерялся. Я не склонен к нежности. Она сказала, что меня любит. Я не смог сказать того же. Даже не смотря на это меня с ней все устраивало. До недавнего времени. До того момента, пока мне не стало критически необходимо быть уверенным в том, что Алена не отморозит свой тощий зад, когда стопроцентно застрянет в городе из-за мороза и своей глупости. И это помимо того, что мне, блин, бесконечно интересно — что творится в ее голове. Там у нее очень много розовых пони, но мне уже и на это пофиг.
Блин.
Закрыв глаза, делаю вдох.
Просто хочу, чтобы она была моей.
И даже перспектива того, что можно на веки вечные забыть о сексе, меня не парит. Я не сомневаюсь в том, что мой Олененок чистый неисписанный лист. Я не хочу ее напугать. Не хочу… черт.
Я не знаю, как с ней общаться. У нее бесячая потребность во всем мне перечить, и у нее всегда хватает на это ресурса. Кроме того случая неделю назад. Она плакала, и меня это до кишок пробрало.
В очередной раз велю себе одуматься, но на экране всплывает ответ на мое сообщение: «Привет».
Вздохнув, пишу: «Чем занимаешься?».
«А кто это?», — пишет она.
Чтобы не ходить вокруг да около, отвечаю: «Я».
Ответ неопределенный ровно настолько, чтобы у нее не осталось никаких вопросов.
Тем не менее, немного напрягаюсь в ожидании ответа.
Если она примет меня за кого-то другого, будет фигово. Будет фигово, если она примет меня за капитана универской футбольной команды. В восьмом классе меня выперли из футбольной команды школы, потому что у этого говна Колесова рот, как помойка. Целью его жизни на тот момент было испортить мою. Желающих и без него хватало. И до сих пор хватает. Как ни странно, единственный человек, с которым я могу общаться без запаров — это сын нашего мэра, Дубцов. Мы не друзья. Друзей у меня кроме отца нет. Но он единственный посторонний за последние годы человек, который не бесит меня после трех минут общения.
Когда получаю ответ от Алены, понимаю, что мы просто, мать его, на одной волне:
«У тебя проблемы со слухом? Я сказала, с тобой никуда не поеду. Не пиши мне, и не звони».
Протираю ладонью лицо и печатаю: «Боишься меня?»
Она молчит, а я думаю о том, что хочу увидеть ее прямо сейчас.
— Привет… — материализуется в салоне Лера, заполняя его знакомыми запахами.
Не заметил, как она вышла из подъезда.
— Привет, — говорю, убирая телефон в карман.
На ней длинный пуховик и мигающие рожки на голове.
Забавно.
Смотрим друг на друга, и я молчу, потому что «поговорить» хотела она, а не я. Я уже и так все сказал.
— С Наступающим, — говорит тихо.
— И тебя, — киваю, заводя мотор.
Тараня бампером колею, сваливаю со двора, отъезжая на двадцать метров вперед, чтобы не блокировать проезд.
В кармане вибрация, и я очень хочу прочесть сообщение.
Перед капотом косяками проплывают люди. Все фасуются по гостям. В салоне тишина, и она затянулась.
Откинувшись на сиденье, просто жду. Телефон вибрирует и вибрирует. Что она там строчит?
— У тебя кто-то есть? — получаю я вопрос.
— Лер… — тяну, предостерегающе.
— Значит есть. Кто?
Посмотрев на нее, поясняю раз и навсегда:
— У меня два года была только ты одна. Это честно и без брехни. Ты и сама знаешь. Все что дальше — это уже мое личное.