Страница 2 из 9
Тогда я поднялся к себе и положил новые тетради, старые ручки, старые карандаши и старый отцовский калькулятор в свой рюкзак, а зеленый шарик – в передний карман, – все это, знаете ли, отняло много времени, – а потом вернулся на кухню, где мама заплетала Энни косы, Шарли, скрестив руки на груди, всхлипывала, а Эмили доедала «Сахарные звездочки Аса Роботроида» всухомятку. Мама спросила: «А где молоко?», и тут в дверь снова позвонили.
– Я открою, – сказал я.
Угадайте, кто пришел.
Его брюки вымокли почти доверху. Он вручил мне пакет. И сказал: – Молоко доставлено.
– По всей видимости, – сказал я. – Это однопроцентное?
– Определенно нет. А насмешка – низшая форма остроумия[2].
Он протянул мне еще один пакет.
– Что это? – спросил я.
– Кое-что для мисс Шарлотты, – сказал он. – Скажите ей, что ассортимент американских минимаркетов хоть и небогат по части пищевых продуктов, видевших свет солнца, но, на наше счастье, эклектичен.
– Это слово она вряд ли знает.
– Мозаичен.
– И это тоже.
Он вздохнул.
– Содержимое пакета говорит само за себя.
Я взял пакеты и закрыл перед ним дверь. Отнес молоко на кухню, поставил на стол. Второй пакет отдал Шарли.
– Что это? – спросила она.
– Почем я знаю?
– Суешь мне пакет, а сам говоришь, что не знаешь?
– Что-то электрическое, – сказал я.
– Электрическое?
– Как-то так. От дядьки, который стоит у нас на крыльце.
Мама отвлеклась от косичек Энни, вскинула голову.
– От дядьки, который стоит у нас на крыльце? Он все еще там?
Шарли открыла пакет и достала из него – знаю-знаю, в это трудно поверить – новенькие ярко-желтые носки. И завизжала – так она визжит от радости. Визжит так, что целая планета может со страху перестать вертеться.
Мама посмотрела на ярко-желтые носки, на пакет с молоком.
– Это не однопроцентное, – сказала она.
– Определенно нет, – сказал я.
Мама бросила заплетать Энни косы и пошла к двери.
2
Калитка
Она же «викет». Словом «калитка» в крикете называют либо сооружения из столбиков и перекладин, установленные на обоих концах питча – центральной игровой площадки, либо всю поверхность питча.
Когда мама открыла дверь, мы все столпились за ее спиной.
Дядька по-прежнему стоял на крыльце, укрывшись своей спутниковой тарелкой, но от нее больше не было проку, потому что австралийская тропическая гроза разбушевалась и лило уже не сверху, а сбоку.
– Кто вы такой? – спросила мама.
Он слегка поклонился, и с его зонта пролился водопадом дождь, совсем как в австралийских дождевых[3] лесах.
– Госпожа Джонс, я знаком с вашим свекром и с вашим супругом: первому я служил много лет, о втором заботился в его детские годы.
– С ним все в порядке?
– Полагаю, вы подразумеваете второго из них?
Мама уперла руки в боки. Из уголка ее рта торчала забытая шпилька, глаза засверкали – она включила свой Супервзгляд. Вид у нее был довольно грозный.
– Капитан Джонс при нашей последней беседе был в добром здравии. Десять дней назад я связался с ним по телефону, чтобы уведомить: его отец, господин Симор Джонс, ушел из жизни.
– Ушел из жизни? – переспросила Эмили.
Дядька наклонился к ней.
– Мне очень жаль, мисс Эмили, но я должен сообщить вам, что ваш дедушка умер.
– Она его не знала, – сказала мама. – Его никто из нас не знал. Что ж, входите.
– Благодарю, мадам. Боюсь, мой мокрый зонт создаст вам неудобства.
– Это всего лишь вода, – сказала мама.
– Благодарю, мадам.
Мы всей толпой попятились, и дядька вошел в нашу прихожую, и мокрый зонт действительно создал неудобства.
– Значит, вы приехали сообщить нам об отце моего мужа? – сказала мама. – Вы могли бы просто написать нам письмо.
– Кончина вашего свекра – лишь часть того, что я должен вам сообщить, мадам. Имею честь уведомить, что мистер Симор Джонс также завещал значительную сумму на оплату моей службы его семье в последующие годы.
– Не понимаю, – сказала мама.
– По-видимому, будет резонно предположить, что семье, где четверо малолетних детей, а отец семейства служит в Германии, была бы небесполезна определенная помощь человека моей профессии.
– Вы приехали нам на выручку?
Дядька опять слегка поклонился. Правда-правда.
– На время командировки Джека?
Дядька кивнул.
– Джек, – сказала она. – Вас прислал Джек.
– Можно и так сказать, – сказал он.
Мама отключила Супервзгляд. Улыбнулась. Закусила губу – а значит, она, наверное, вот-вот… В общем, не важно, не будем об этом.
– Могу заверить вас, мадам, что в своей профессии я считаюсь специалистом высокого класса. Охотно сообщу вам имена и адреса, если вы пожелаете получить рекомендации.
– Погодите, – сказал я. – Вы хотите сказать, мой дед вас нам завещал? Типа того?
– Формулировка неуклюжая, но приблизительно соответствует истине.
– Значит, вы теперь типа наша собственность?
Он сложил зонт и аккуратно застегнул все ремешки, которые не дают зонту развернуться.
– Молодой господин Джонс, временное закабаление[4] отменили даже в вашей стране. А следовательно, я никоим образом не «типа ваша собственность».
– Значит, – сказала Шарли, – вы няня?
Он вытаращил глаза.
– Нет, дурында. Он не няня, – сказал я.
– Джек прислал дворецкого, – сказала мама больше сама себе, чем кому-то.
Дядька откашлялся.
– В таких вопросах я чрезвычайно консервативен. Я решительно предпочел бы зваться «джентльменом при джентльмене».
Мама покачала головой.
– Джентльмен при джентльмене. Джек прислал джентльмена при джентльмене.
Дядька снова слегка поклонился, как у него заведено.
– Загвоздка лишь в одном, – сказала мама. – Тут нет ни одного джентльмена.
И тогда он посмотрел на меня в упор. Правда-правда. На меня.
– Возможно, пока еще нет. Пока еще, – сказал он и вручил мне свой зонт – спутниковую тарелку.
Так в наш дом вошел Дворецкий.
Должен сказать, у меня возникли сомнения. В смысле, он-то сказал, что он «джентльмен при джентльмене», – а это дурацкое выражение значит, по всей видимости, просто «дворецкий», – но, может, он замаскированный миссионер? Или торговец зонтами величиной со спутниковую тарелку. Или наводчик – вынюхивает, что в нашем доме можно украсть. Или серийный убийца. Он может оказаться кем угодно.
Я подметил: мама тоже в нем здорово засомневалась. Вот почему она надолго задумалась, когда Дворецкий вызвался отвезти нас в школу. Когда он это предложил, я шепнул маме: «Серийный убийца», а она ответила, тоже шепотом: «Топливный насос», а я ей шепотом: «Наверное, у него даже документов нет», а она мне шепотом: «Дождь сильный» – австралийская тропическая гроза не кончалась, – но я пожал плечами и шепнул: «А если ты больше никогда не увидишь нас живыми? Тебе что, все равно?» Ляпнул как дурак: мама изо всех сил закусила губу. Какой же я дурак – словно позабыл про те похороны.
Дурак я, дурак.
Мама зажмурилась и, кажется, целую минуту не открывала глаз, а потом открыла и сказала, что проводит нас до школы, и Дворецкий кивнул. Мама посмотрела на меня – и это был не Супервзгляд, а просто взгляд, но многозначительный, мол: «Не спускай глаз с этого типа – вдруг ты прав и он на самом деле серийный убийца», – и ушла наверх одеваться.
И потому я дышал ему в затылок, когда он открыл все четыре пакета с завтраками и положил в них свернутые салфетки, – я должен был точно знать, что он положил: просто салфетки, а не книжки про религию, не отравленный порошок или еще что-нибудь такое. И я дышал ему в затылок, пока он доплетал косы Энни, и вынимал скобы из новых носков Шарли, и заново закалывал волосы Эмили, потому что ее челка уже растрепалась.
2
Герой перефразирует в назидательных целях, меняя смысл, афоризм Оскара Уайльда: «Сарказм – низшая форма остроумия, но высшая форма ума».
3
Дождевые леса – научный термин, так принято называть леса, где выпадает от 2000 мм атмосферных осадков в год. Такие леса есть в тропиках, субтропиках и даже в умеренном климате (например, в Шотландии, Норвегии, Грузии и на Балканах). Австралийские дождевые леса – одни из самых обширных в тропиках на планете Земля, объект всемирного наследия ЮНЕСКО.
4
Дворецкий имеет в виду особый вид трудовых договоров: наниматель оплачивал переезд работника в Америку, а тот должен был отработать эти деньги. Обычно такой человек становился слугой нанимателя на определенный срок и не имел права уволиться. С европейцами договоры о временном закабалении заключали в XVII веке.