Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13

Тут же зацепилась следующая мысль – надо вернуться в отель, прилечь, отоспаться. Маску себе сделать. В номере большущая джакузи, грех не воспользоваться. Первым делом, добравшись до отеля, развесила в ванной вещи на вечер. Пускай отпариваются – куда удобнее, чем возиться с утюгом. Залюбовалась ювелирными пуговицами на изумрудной шелковой блузке. Наслаждением будет надеть, побрызгаться любимыми духами, пройтись в туфлях на каблуке. Вытершись огромным гостиничным полотенцем, прилегла на двуспальную кровать, покрутилась, ища уютное положение, и незаметно задремала. Необходимости ставить будильник не было, времени до театра достаточно. Проснувшись, бросила взгляд на электронные часы у изголовья: половина пятого. Можно подниматься.

Перед оперой Марина собиралась поужинать – расслабиться, выпить коктейль. Принарядившись, покрутилась перед зеркалом: похудела за последние полгода заметно, есть повод себя похвалить. Не то чтобы специально старалась или сидела на диете, просто не переедала и чаще обычного заглядывала в спортзал. Сегодня можно будет дать себе волю.

Доехала до ресторана на такси, постояла под солнышком. Всем «ВинСент» хорош – жаль, террасы нет. Здорово бы сейчас посидеть на воздухе! Марина заказала себе, наконец, «Апероль», брускету на закуску, кофе и крем-брюле. Двери Мариинки буквально напротив, потом можно сразу заходить. Крем-брюле оказался хорош, и она с аппетитом его доела, разламывая ложкой корочку. Настроение уже стало радужным, музыка заиграла в голове. Вот-вот опера начнется, пора.

Расплатившись, Марина встала перед подъездом театра покурить. Посмотрела афиши: вот он, Олег Владимирович – Маэстро. Герман в «Пиковой даме» – самая знаменитая его роль. Блистает с ней и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Вене. Но поет, конечно, не только Чайковского – еще и Пуччини, и Верди. Для афиши взяли сцену из последнего действия, за карточным столом. «Что наша жизнь? Игра!» Тут он в мундире, но уже полусумасшедший; широко распахнутые глаза смотрят в пустоту. Драматического таланта Калугину не занимать. Марина знала, что его не раз приглашали сниматься в кино, но Маэстро хранил верность опере, ставя ее превыше всех искусств.

Благодаря теплой погоде в гардероб спускаться не пришлось. Марина поправила перед зеркалом волосы, прошлась по фойе. Исполнила обязательный ритуал с покупкой программки – она их коллекционировала. Складывала в нарядную коробку, временами перебирала, и сразу возникало желание пойти еще куда-нибудь. Получалось, что коллекция пополняет сама себя.

На новой сцене ей достались самые любимые места: в боковой части первого ряда партера. Оркестр, уже в полном составе, сидел в яме. Дали третий звонок – пора начинать. Плавно погас свет, вышел дирижер, поклонился аплодисментам. Дирижер маститый, знаменитость. Но все равно, главный сегодня Олег Владимирович. Вся публика пришла на него. Между прочим, еще Петя будет, молоденький баритон. Ну как молоденький – слегка за тридцать. Для оперы не возраст. Калугину около шестидесяти, а звучит всем на зависть.

С появлением Маэстро на сцене началась та самая магия. Марина, хоть и знала текст наизусть, прислушивалась к каждому слову. Ждала с дрожью любимого «Я болен, болен – я влюблен!» Из интернета ей было известно, что звездный тенор второй раз женат, от первого брака две взрослых дочки. Живет во Франции уже много лет. Вторая жена русская, тоже певица, сопрано. Выполняет при нем функции агента. Заключает контракты, договаривается об условиях. Карьера у Маэстро сложилась, жизнь удалась. Один из самых высокооплачиваемых оперных артистов в мире, между прочим. Внуки летом приезжают на французскую виллу погостить к знаменитому деду.

Пока Марина отвлеклась, декорации на сцене поменялись, и вместо Летнего сада за занавесом возник девичий будуар. Лиза, возлюбленная Германа, щеголяла в голубом неглиже. Кого-то раздражала полноватая дама-сопрано, но Марине она нравилась. Умница, трудяжка. Остальные мечтают о мировых сценах, она тут, дома, поет и поет. Тянет на себе половину репертуара, но и славы получает с избытком.

Вот-вот войдет Герман, будет признаваться в любви. Сцена в будуаре Марине нравилась куда меньше, чем объяснение со старой Графиней. Хотя и там, и там Олег Владимирович отыгрывал на двести процентов: Лизу соблазнял, Графиню запугивал.

В антракте, распираемая вдохновением, Марина побежала через проспект в цветочный магазин. Прямо от входа взгляд упал на роскошные лилии, и она попросила собрать с ними букет. Контролер в театре посоветовал отдать его капельдинерам, те найдут вазу. В зал с цветами нельзя. Любезная женщина в форменном жилете взяла букет, подписала бумажку. Сказала, может передать в гримерную, но Марине хотелось вручить лично. Тогда на выходе, по окончании. На сцену зрителей не выпускают.

Второе действие начиналось с «Пасторали»: композитор специально вставил в оперу шуточное представление с переодетыми пастушками, чтобы вывести на сцену балерин, за которыми волочились петербургские офицеры. Дальше фейерверк: «Хозяин просит дорогих гостей пожаловать смотреть на блеск увеселительных огней…» Лиза позволяет Герману пройти к ней в спальню через старухины покои, он сталкивается там с Графиней, требует назвать карты, а та вдруг падает замертво. Что ни говори, плохой человек Герман – и у Пушкина, и у Чайковского.

После второго антракта, во время которого Марина успела выпить в буфете бокал шампанского и прогуляться на улицу покурить, Маэстро перестал экономить силы и зазвучал так, что оркестр померк на его фоне. Она сидела, держась за подлокотники; объемный голос Калугина заполнял зал, улетал на галерку. Не перепеть, не переиграть великого тенора! А как он умирает в конце! Такое не изобразишь, надо чувствовать. Выбрасывать собственную, выстраданную, энергию.

Все, аплодисменты. Публика, словно по команде, подхватилась на ноги. Марина хлопала до конца, кричало «браво». Кланялся Маэстро скромно, выводил вперед себя сопрано, потом отступал за дирижера. Хоть и понимал, что зрители сегодня пришли ради него.

Занавес закрылся, и Марина отправилась в фойе со стенами из светящегося желтого камня забирать свой букет. Через стеклянные двери нырнула в питерскую ночь. От воды шел холод, месяц звенел в небе под аккомпанемент звезд. Служебный вход искать было не надо – вот он, сразу за углом.





Первым вышел Петя, баритон. Высокий, осанистый, с животиком. Бородой оброс. Славный парень: Марина периодически переписывалась с ним в Инстаграме, здоровалась, если виделись перед спектаклями или в антрактах. Он традиционно ходил слушать коллег, мог и впечатлениями с ней поделиться. Как-то раз вместе кофе пили в Москве, на Маяковке, когда Мариинский театр приезжал на Пасхальный фестиваль. Марина ужинала на террасе в «Чайковском», Петя заглянул за американо, а она, узнав, так ему заулыбалась, что он сразу раскраснелся, поздоровался и заговорил. Тогда худой был, специально сидел на диете. Интересно, не опасно это для голоса? Может и да, раз набрал вес обратно.

Петя обрадованно кивнул, Марина смутилась: цветы-то не ему. Спросила, скоро ли освободится Олег Владимирович. Да, уже идет. Петю встречал еще кто-то – мужчина с мальчиком, наверное, сыном; втроем они отправились к метро по мосту. Марина покрутила головой: не дожидается ли кто с ней вместе? Вроде, никого, только она.

Дверь распахнулась, и показался Маэстро. Маленький, загорелый. Весь в темно-синем. Куртка, кепка, в руках зонт. Шарф на шее – правильно, в Петербурге надо беречься, особенно если ты тенор, да еще и из теплых краев.

– Олег Владимирович!

Он оглянулся, поискал глазами, кто зовет. Марина шагнула ближе:

– Это вам.

Протянула букет. На холоде лилии пахли пронзительно, терпко. Зашелестела пленка, Маэстро взял цветы, понюхал.

– Спасибо. В честь чего?

Марина изумилась: серьезно? В честь трех с половиной часов непрерывного счастья!

– Вы потрясающе пели. И играли. Никто так не умеет.

– А вы много видели?

Интересно, это он нарочно, зацепить? Не в настроении?