Яблоки преткновения

Поместье разваливалось, и что с этим делать, я не знала. Как бы не пошло оно с молотка. Раньше этого можно было не бояться, поскольку оно являлось майоратным владением, но пару лет назад король Гердер наконец принял закон об отмене такого наследования. К вящему разочарованию тех, кто наверняка уже считал его почти своим. Бывший наследник был настолько дальней роднёй, что у нас вряд ли что-то было общего, кроме фамилии, но проверить это в любом случае не удалось бы — очень уж он был недружен с моим папой. Можно сказать, они враждовали. То ли по жизни, то ли от несбывшихся надежд того Болдуина. Хотя, по слухам, деньги у них имелись куда в большем количестве, чем у нас. Но слухи, они такие, и преувеличить могут.

В любом случае нынче мы стояли на пороге разорения. Вся надежда была только на папины разработки, то есть, по совести говоря, никакой надежды не было. Раньше его пытались привлекать к преподаванию в нашей академии, но даже столь предупредительный инор, как наш ректор, не смог простить стольких прогулов лекций. Как-никак, папа должен был не просто на них присутствовать, а пытаться хоть что-то вложить в голову студентам.

Хорошо ещё, что Дар не обошёл меня стороной, иначе моим уделом наверняка была бы гордая бедность, а так был шанс выучиться и найти более-менее оплачиваемую работу. Конечно, хотелось бы заниматься научными изысканиями по родительскому примеру, но на это надежды было мало. Такие специальности были мало востребованы и плохо оплачивались. Поэтому я прикидывала, куда лучше податься: в солидную артефактную мастерскую или на алхимическое производство. Думаю, ко времени окончания академии определюсь, к чему больше склонность. Отработка на государство мне не грозила: на обучение папа наскрёб, пусть не в академии Турана, а в маленькой Дисмонда. Конечно, в столичной академии ещё завязывались нужные связи, но я решила не рисковать. Связи-то ещё неизвестно, завяжутся ли, а вот денег на обучение точно не хватит, а значит, пришлось бы либо брать кредит, который, учитывая висящий на семье долг, дали бы вряд ли, либо учиться за государственный счёт и потом отрабатывать. А за время, что проведу где-нибудь вдали от столицы, возвращая потраченные на меня средства Турану, развяжутся даже те связи, которые я успела бы завязать. Так что нет, лучше что-то понадёжнее, ибо у меня не было ни маминого авантюризма, ни папиного наплевательского отношения к мелочам, и надо признать, это сильно мешало в жизни.

До вечера так и не удалось больше пересечься с папой, поскольку он заперся у себя и увлечённо всеми возможными способами готовил посиневшие яблоки с сахаром и без. Вытяжка у него работала и из лаборатории доносились бодрые возгласы, так что я пребывала в уверенности, что у него всё в порядке. А утром я уезжала в академию. Дома было хорошо, но от занятий меня никто не освобождал. Второй курс. Нам обещали ввести наконец практические занятия по артефактам и алхимии. Количество рабочих мест было ограничено, поэтому нас должны были распределить по группам из пяти человек. Перед отъездом на практику мы оставляли пожелания, кто с кем хотел бы находиться в одной группе, но решать будет куратор, инор Дорси, его решения иной раз казались окружающими довольно странными, но оспорить их почему-то не удавалось.

Вышла проводить меня только горничная Долли. Хотела бы я сказать — личная горничная, но в нашем доме она была единственной. Жилых помещений у нас осталось всего ничего, и если в остальные заглядывали, то лишь для того, чтобы зарядить артефакты, защищающие комнаты от пыли. В порядке поддерживали только спальни, гостиную и рабочие папины помещения, к которым он относил библиотеку и кабинет. Для такого набора одной горничной хватало, но при посторонних папа посторонних гордо называл её экономкой, подразумевая, что у неё в подчинении есть ещё слуги. Но из других слуг были только кухарка и её муж, помогающий папе в саду и выполняющий обязанности конюха. Не слишком сложные обязанности, с нашей-то единственной лошадью, но и оплачивающиеся не так чтобы очень хорошо. Правда, услуги его были нужны нечасто: папа выезжал, только если что-то срочно понадобилось, а меня отвозили в Дисмонд не чаще раза в месяц. А нынче и того реже, поскольку начинаются занятия и я переезжаю в общежитие. Пешком туда идти слишком долго, поэтому мы ждали, пока лошадь наконец запрягут. То есть я ждала, а Долли делала вид, что меня провожает. Болтать она любила куда больше, чем работать. Впрочем, держать дом в порядке она тоже успевала. А ещё совать свой аккуратный носик во всё, куда он только мог влезть.

— Учитесь там хорошо, инорита, — сурово напутствовала она. — И чтобы никаких глупостей. никаких свиданий с красивыми инорами!

— Долли, — фыркнула я. — Какие свидания?

— Я и говорю — никакие, — не унималась она. — С вашей маменькой надо блюсти себя в строгости, чтобы проблем не получить.

— При чём тут моя мать, Долли? — недовольно спросила я. — Мне нет до неё никакого дела.

Свою мать я воспринимала как совершенно постороннюю инору. Помнить я её не помнила, но не жалела об этом: вряд ли могла быть хорошей женщина, бросившая своего ребёнка.

— Это вам нет. А другим очень даже есть. Они смотрят на вас, а видят её, — убеждённо сказала она.

— Если кто-то смотрит на меня, а видит другого, это проблемы того, кто смотрит.

— Если бы, — вздохнула она. — Смотрю, вам папенька ничего не говорил?

Глаза у неё радостно заблестели, значит, меня ждёт какая-то свежая сплетня.

— Что опять учудила моя мать? — подозрительно спросила я.

— Да разве речь об иноре Болдуин? — Долли воровато оглянулась на дом и понизила голос: — О вас и вашем будущем. Папенька ваш написал Болдуину. Ну, тому Болдуину, который очень хотел получить это.

Она ткнула пальцем в дом позади нас.

— Я поняла, о ком ты, — буркнула я, недовольная тем, что эта тема вообще поднялась. — Ты что-то путаешь. Они давно в ссоре. С чего вдруг папа ему написал?