Отец Иоанн (Крестьянкин)

Вспоминая ту ситуацию, один из монахов, покинувший всё-таки в 1978-м обитель и ставший затем наместником другого монастыря, так обращался к своей братии: «Нет на вас наместника Гавриила! Надо бы вам Гавриила хотя бы на месяц! Вы бы узнали, что такое монастырь. Владыка Гавриил — не жадный, добрейший человек, любил дарить подарки, принимать гостей, но характер у него жёсткий. И ещё: владыка Гавриил — человек глубоко верующий. Я вспоминаю, как он молился: службы были всегда насыщенные, торжественные, продолжительные. А характер у него был, конечно, не мёд. Впрочем, я считаю, что, если бы я попал в его шкуру, я поступал бы так же, как и он. Потому что по-другому нельзя было тогда поступать».

В книге «Несвятые святые» митрополит Тихон (Шевкунов) так пишет об о. Гаврииле: «Для отца Гавриила, выбравшего монашеский путь в шестнадцать лет, храм и вообще Церковь были самым что ни на есть родным домом. И он абсолютно естественно ощущал себя в монастыре безраздельным хозяином и всевластным домоправителем, поставленным на послушание наместника Самой Царицей Небесной, Покровительницей обители. Он очень по-своему, но остро и живо чувствовал ответственность перед Господом за монастырь и за вверенную ему братию. А что думают о нём другие, его совершенно не интересовало. За тринадцать лет наместничества он ни разу не брал ни дня отпуска или выходных и держал всех в суровой узде. Хотя сегодня многие в Печорах вспоминают, что за этой его жёсткостью и даже грубостью скрывалось по-настоящему отзывчивое сердце. Отец Гавриил, как впоследствии выяснилось, тайно помогал многим людям, без преувеличения, сотням печерян. Это теперь мы, тогдашние послушники, понимаем, что наместнику не было никакого интереса да и времени зловредно придираться к нам, как тогда казалось. Попросту отец Гавриил не терпел расхлябанности, а ещё больше — безответственности и небрежности в Божьем деле. Но всё-таки характер у него и правда был, мягко говоря, не сахар».

Одним из главных нововведений о. Гавриила на посту наместника стал запрет на посещения о. Иоанна паломниками. Митрополит Тихон (Шевкунов): «Очередь к батюшке у братского корпуса выстраивалась с раннего утра до позднего вечера. Это не могло не встревожить соответствующие органы, надзиравшие за монастырём. Давление на наместника, по всей видимости, было оказано нешуточное.

Однажды к мирно стоящей у братского корпуса толпе паломников вдруг подлетел отец Гавриил. Он наорал на несчастных, перепуганных людей и как коршун разогнал всех. Да ещё вызвал плотника и велел заколотить дверь в комнату, где отец Иоанн принимал народ.

Несколько дней в Печорах только и говорили о том, что наместник заодно с властями не пускает народ Божий к старцам. Лишь сам отец Иоанн (которому от наместника досталось больше всех) был безмятежен. Да ещё и нас успокаивал:

— Ничего, ничего! Я делаю своё дело, а отец наместник — своё.

И действительно, дня через три тот же монах-плотник, который по приказу наместника заколачивал дверь, вновь явился со своим ящиком, аккуратно выдернул гвозди, и отец Иоанн продолжил принимать народ, как и прежде».

Наместник, будучи младше отца Иоанна на тридцать лет, безусловно, понимал, что собой представляет уже ставший легендой старец. Но внешне никак не проявлял особенного к нему отношения. Напротив, любил смирять архимандрита. Например, просил его совершить каждение огромным кадилом, которое о. Иоанн с трудом мог поднять двумя руками. Поклонившись наместнику, батюшка усердно выполнял послушание, а когда кто-то выражал ему сочувствие по поводу усталости, удивлённо отвечал:

— Что вы так возмущаетесь? Кому же меня смирять, как не отцу наместнику?

Или повторял слова апостолов Петра и Иоанна:

— «Судите, справедливо ли пред Богом слушать человека более, нежели Бога». Видно, так надо.

Ко. Гавриилу о. Иоанн, по свидетельству О. Б. Сокуровой, относился «с почтительной предупредительностью и в то же время спокойным достоинством — как старший умудрённый человек к ещё “не перебродившему”, не устоявшемуся человеку, трудному не только для окружающих, но и для самого себя, однако, как и всякий человек, достойному уважения». Старался понять, сглаживал как мог острые ситуации и не одну из них предотвратил. Ни в коем случае не роптал — это вообще не было свойственно батюшке. «Пора привыкнуть, что ты в монастыре, а не на светской работе, — объяснял он в письме молодой монахине, — и что демократия для монастыря не годится, а значит: любого начальствующего, нравится он или нет — безразлично, надо принять как Богом дарованного. Вот и учись этому, а духу времени не поддавайся, держи себя крепко. А то какой же смысл нашего подвига». Это была настоящая школа смирения.

Формы смирения были разные. О. Иоанна могли оборвать на полуслове во время общения с людьми, сказать «Хватит», не спрашивая ни мнения его, ни желания, просто увести. Ограничивали и людей в общении с ним. О. протоиерей Олег Тэор вспоминал: «Сначала к батюшке в келью за советом люди могли прийти как к себе домой, а потом это стали пресекать, к батюшке могли попасть только священники, да и то не все. Было такое время, когда священников вообще не впускали в монастырь — нужно было взять специальную справку-разрешение от архиепископа Псковского, чтобы пройти исповедь в монастыре. Я как-то шёл по Печорам, и мне был строго задан вопрос: “Зачем ты приехал в Печоры?” Я ещё в монастырь не успел войти, а меня уже остановили». Доходило до того, что паломников батюшка принимал в проходной братского корпуса, в темноте, и говорили при этом полушёпотом.

Духовные чада о. Иоанна с 1970-х годов Глафира Павловна Коновалова и Ольга Борисовна Сокурова рассказали автору этих строк о том, какие препятствия тогда приходилось преодолевать, чтобы попасть к батюшке. У входа в братский корпус тогда, как и сейчас, дежурил послушник, и к о. Иоанну буквально прошмыгивали, дожидаясь, когда дежурный отвлечётся на что-то. Пробирались со стороны хозяйственного двора, через трапезную. Добраться до лестницы, ведущей на второй этаж, — уже удача, перехватить батюшку на бегу — счастье...

О. Б. Сокурова: «Надо было и мимо будки стремительно проскользнуть, опасаясь строгого оклика дежурного, и на первом этаже делать вид, что тебе что-то понадобилось на кухне, и, взлетая по лестнице, молиться, чтобы не попасться на глаза начальству, и только возле дверей Батюшкиной кельи можно было наконец перевести дух (здесь ты находился словно под охраной), постучаться тихонько с положенными словами “Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй мя”. Дверь тут же открывалась, и келейница или принимала письмо и говорила, когда прийти (тогда весь тернистый путь приходилось проделывать с самого начала), или быстренько запускала внутрь, где начиналось ни с чем не сравнимое счастье». А если попался на глаза наместника — быть беде.

О. Гавриил даже к Татьяне Смирновой, необходимой помощнице о. Иоанна, отнёсся жёстко. Вскоре после её переезда в Печоры, в 1981-м, отец наместник заявил ей:

— Знай, если я увижу тебя у Ивана, я выкину тебя из монастыря не через врата, в которые ты вошла, а через монастырскую ограду.

О. Иоанн, узнав об этом, только покачал головой:

— Так, так, полюблю — шубу сошью, не полюблю — шкуру спущу. Деточка, шубу-то из твоей шкуры попытаются шить, но нам твоя шкура нужна, и мне, и тебе, давай её беречь.

И берегли, как умели — Татьяна Сергеевна, официально бывшая в монастыре реставратором икон, исполняла послушание батюшкиной письмоводительницы подпольно. Два раза едва не попалась. В первый раз, когда измученный батюшка задремал, присев на диванчик, а в келию постучал наместник с вопросом, что он делает. К счастью, на перепуганный ответ келейницы о. Иоанна Марии Владыки, что батюшка спит, о. Гавриил неожиданно миролюбиво ответил: «Ну, не буди его, пусть поспит» — и ушёл. В другой раз — когда Татьяна Сергеевна засиделась за письмами, а в келию вошли о. Иоанн с наместником и Марией. Письмоводительница только в последнюю минуту успела втиснуться в узкую щель между вешалкой и шкафом, и то её чуть было не выдал предательски загремевший под ногами таз...