Отец Иоанн (Крестьянкин)

Мы послушались. Приехали в город, о котором ничего не знали, смотрим: народ куда-то идёт, мы — за ним. Пришли в церковь, отец Иоанн как раз служил молебен. Молящихся толпа. В то время молодёжь редко в церковь заходила. И нас сразу заметили. По окончании службы и отец Иоанн обратился к нам с вопросом:

— А это кто к нам приехал? Такие молодые да симпатичные!

И так весело, радостно спросил:

— Кто вы такие? И зачем сюда приехали?

Мы подошли ближе, отвечаем:

— Приехали из Питера. А мы в Касимове были. Нас прямо оттуда к Вам и направили.

Отец Иоанн:

— Да-а? Это хорошо! Касимов — град святой, и люди там Божии!

И начал вспоминать отца Владимира, отца Анатолия, касимовских прихожан. Люди кругом стоят, слушают. Потом спрашивает:

— Где вы остановились?

— Нигде, мы только что приехали.

Он сразу закричал:

— Кто возьмёт их, кто?

И с улыбкой на всех смотрит. Раздались крики: “Мы возьмём!” Тут подходит бабуля, Анна её звали, она трудилась в овощном складе в пещерах. Ревностная подвижница. “Я забираю!” — говорит. А оказалось, что у неё и дома-то нет. Её саму местные прихожане, Володя с женой Евгенией, взяли к себе пожить на какое-то время. А она ещё и нас с собой приводит, хозяин дома глаза вылупил! А что поделаешь? Они с женой тоже были особой закваски. Каждое утро бежали на раннюю литургию, вера была стержнем их жизни. Они приехали в Печоры из Белоруссии, купили избушку — сплошные щели. Ноябрь, холодина жуткая в доме. Хозяева нам отдали свою кровать односпальную, а сами спали на плите: печь протопят и ложатся. Мы ежедневно стали ходить в монастырь, и всему, что видели и слышали, поражались. Таких людей, как отец Иоанн, в своей жизни мы ещё не встречали — прямо фонтаном из человека бьёт любовь к людям, он себя как бы забывает совсем.

Батюшка уделял нам много внимания. После службы подолгу разговаривал в келье, помазывал маслицем, кропил святой водой. А мы-то что? Замученные питерской жизнью, затырканные суетой мрачные люди. Постепенно мрак этот стал отходить, уступая место радости и надежде.

Отец Иоанн расспрашивает:

— Кто мы, как живём, к чему стремимся?

Узнав, что мы художники, просиял.

— Как хорошо-то. Из художников многие приходят к Богу. У нас наместник отец Алипий — художник-иконописец. Иконы его видели? Не видели? Сейчас же пойдите и посмотрите. Вы иконы пишете?

Такой разговор состоялся при первой нашей беседе.

— Да нет, пока не пробовали, — мямлили мы в ответ.

— Надо учиться иконы писать, служить Церкви. Хватит на всякие лозунги время тратить. — Руками замахал: — Всё, всё, всё! Господь Сам вас привёл сюда, это же чудо! Вы понимаете ли, что это чудо?!

А что мы там понимали... Нам говорили, что отец Иоанн святой человек, но мы и представить себе не могли такой любви, такой непосредственности и свободы. Батюшка сразу вошёл в нашу жизнь. Уехали из Печор в восторге и по приезде в Питер заявили нашему штейнерианскому “гуру”: “Мы были в Печорах и поняли: Штейнер — полная туфта, а вот Православие-то — это да!” И, естественно, наши пути разошлись навсегда».

Это лишь одна история человека, чью жизнь православная вера и о. Иоанн изменили бесповоротно. А сколько было ещё таких историй!

Конечно, были и такие, на кого о. Иоанн, что называется, «не действовал». Такие люди приезжали посмотреть на него просто как на диковину, модного среди столичной интеллигенции «святого», и при встрече недоверчиво и снисходительно прощупывали его вопросами о самом главном. Но и для откровенно неверующих о. Иоанн находил время, открывая им «и путь и истину и жизнь» (Ин. 14: 6). И оставался в душе надолго, если не навсегда. Так, цитировавшийся выше знаменитый писатель Юрий Трифонов (1925—1981), относившийся к вере, насколько это можно понять из его книг, со свойственным для его поколения немалым скепсисом, в 1975-м специально приехал в Печоры и провёл за беседой с о. Иоанном полтора часа, а запись «ОТЕЦ ИОАНН КРЕСТЬЯНКИН» в его дневнике сделана именно так — заглавными буквами.

...В 1970 году тяжёлая болезнь постигла 89-летнего архимандрита Афиногена — братского духовника обители, исполнявшего свои обязанности с 1960-го, с момента кончины старца Серафима. Наместник о. Алипий повелел исполнять обязанности духовника о. Иоанну. И тут произошло то, чего никто не ожидал, — иеромонах категорически отказался принять послушание. На о. Иоанна это не было похоже, тем более что он считал подчинение монастырскому начальству первейшей обязанностью монаха. Когда недоумевающий наместник потребовал у него объяснений, о. Иоанн смиренно проговорил:

— Не могу, отец наместник. Духовник наш, слава Богу, жив и настолько опытен, что мне при нём живом заступать на его место никуда не годится.

Спорить о. Алипий не стал, а по-военному коротко приказал, повернувшись к своему келейнику:

— Отца Иоанна ничем не нагружать. Освободить его вообще от всех послушаний. Пусть только в трапезную ходит...

Наказание, что и говорить, суровое. Поневоле почувствуешь себя изгоем, непричастным к жизни монастыря. Но паломники-то не знали о распоряжении о. Алипия, и людской поток, желавший повидать о. Иоанна Крестьянкина, не иссякал. Он принимал гостей в келии, а потом начал выходить и на Успенскую площадь, ибо всех желающих келия вместить не могла. От зоркого глаза наместника такой непорядок, конечно, не укрылся. И как-то на всю площадь прозвучал грозный голос о. Алипия, увидевшего из окна общение батюшки с народом:

— А куда это отец Иоанн пошёл?!

Пришлось тут же вернуться в келию. Но в следующий раз тот же вопрос прозвучал уже менее грозно, а в третий раз — почти ласково. О. Иоанн понял, что прощён. Тем более что и духовник старец Афиноген постепенно оправился от болезни и вновь приступил к своим обязанностям, которые исполнял до самой смерти в 1979-м. Батюшка безмерно уважал этого старца, и даже тех священников, кого благословили принести генеральную исповедь ему самому, отправлял к о. Афиногену — как к более старшему, опытному.

Отношения отцов Алипия и Иоанна знавшие их обоих описывают как дружбу, и в начале 1970-х это действительно было так. Именно о. Иоанну вручил наместник список своих однополчан, погибших на фронте, и попросил поминать их, что батюшка и делал до самой смерти. О. Иоанн ценил в наместнике непреклонную волю, характер, любовь к своей обители, обилие талантов, называл его редким самородком, чудом Божиим. А о. Алипий, безусловно, понимал, что о. Иоанн — не простой иеромонах, а «земной ангел и небесный человек», говорил о нём: «Да у меня таких, как он, и трёх-то монахов не наберётся». Что не мешало ему подтрунивать над ним, добродушно называть «Ванька — бабий духовник» (намёк на то, что большинство духовных чад о. Иоанна были женщинами: так было всегда — ещё в Пскове в 1955-м его звали «дамским батюшкой»). А время от времени отец архимандрит распекал его, как и прочую братию. Так, 28 мая 1972-го, на Святую Троицу, о. Иоанн произнёс в переполненном храме проповедь, где были такие слова:

— Други наши, не скорбите, велика сила Духа Божия! Придёт время, и многих из тех, кто сейчас гонит нашу Церковь, нашу веру, Он, всемогущий, наставит на путь Истины. И они придут, и будут защищать Её, и будут молиться.

В 1970-х во всеуслышание сказать о гонениях на Церковь — такая смелость могла обойтись очень дорого. И о. Алипий после службы сурово вопросил проповедника:

— Отец Иоанн, ты про каких гонителей сегодня упоминал?

— Это я сказал по наитию, — прозвучал краткий ответ.

Что такое наитие Святого Духа, знали и наместник, и иеромонах, и ситуация, казавшаяся взрывоопасной, была исчерпана. А пророчество о. Иоанна сбылось в точности — многие из тех, кто в 1970-х были гонителями Церкви, через двадцать лет пришли в неё...

13 апреля 1970 года, на Святую Пасху, состоялась хиротесия о. Иоанна в сан игумена (практика присвоения этого сана в качестве награды сохранялась в Русской Православной Церкви до 2011 года). Указ, подписанный архиепископом Псковским и Порховским Иоанном, подчёркивал, что саном он награждён «в связи с его славным 60-ти летним юбилеем, за усердно-ревностное 25-ти летнее безукоризненно честное и трезвое пастырское служение Христовой Церкви». Но сам о. Иоанн со свойственным ему самокритичным юмором наверняка припомнил в тот день свою любимую приговорку: «Игумен, да неумён; не игумён, а умён». Отвечая на поздравления братии, новоиспечённый игумен смущённо говорил: