Страница 80 из 126
Каждый такой выезд на приход превращался в целое приключение. Всё нужное для службы о. Иоанн брал с собой, покупал цветы к праздничной иконе и подарки певчим. А потом трясся разбитыми псковскими дорогами — если повезёт, на попутном ГАЗе-51 или ЗИЛе-130, а нет, так на телеге или санях, а нет, так и пешком, увязая в грязи или снегу. Однажды с прихода его вывезли под видом... мешка картошки. Ливень лил такой, что никакой транспорт по превратившейся в кисель дороге не прошёл бы. Единственным вариантом был трактор, но сельский тракторист-комсомолец боялся, что ему может нагореть за «пособничество попам». Наконец, нашли выход: нахлобучили на о. Иоанна мешок из-под картошки, в котором проделали отверстия для глаз и носа, и поехали. Так, конспиративно, и выбрались из села.
Видимо, по контрасту с этим хлопотливым послушанием в первое время батюшка стремился вести в монастыре уединённую, по возможности закрытую от внешнего жизнь. Он наконец-то почувствовал себя дома — по-настоящему дома — и наслаждался тем, что было вокруг. Вспоминая затем свой первый монастырский год, о. Иоанн признавался, что в это время не всегда понимал, где заканчивается грань между земным и небесным, прошлым и настоящим, тленным и вечным. Он всей душой впитывал счастье молитвы перед древними образами в храмах, которые никогда не закрывались, дышал воздухом вечности в Богом зданных пещерах... Подобное ощущение испытывает любой человек, попадающий в Псково-Печерский монастырь впервые: ему кажется, что здесь, на этом маленьком (всю обитель можно обойти минут за 20) пятачке земли существует не Время, но Вечность, а праведники, жившие тут когда-то, продолжают нести служение рука об руку с теми, кто пришёл им на смену.
Это ощущение причастности к Вечности было таким мощным, что о. Иоанн старался отрешиться от всего, что составляло его жизнь до обители. У него хотели получить совет, но он никого не принимал. Ему писали его духовные чада из прошлых мест его служения, но ответов не получали. Единственной ниточкой, связывавшей его с прошлым, были его келейницы — инокиня Мария и послушница Нина Топчий. До 1961 года обе были насельницами Браиловского монастыря, а после его упразднения перебрались в Летово, где были певчими. Затем последовали за о. Иоанном в Некрасовку, приезжали в Касимов, а в 1968-м переехали в Печоры, где купили полдома на улице Мира, 20, — минутах в десяти ходьбы от монастыря. Работали обе в аптеке, а отработав смену, шли к батюшке. Фамилия Марии в миру была Владыка, и батюшка часто шутил на эту тему в духе «Да я-то что, я всего лишь иеромонах, вы вот у Владыки спросите». Из-за болезни матушка Мария была медлительной, и о. Иоанн говорил: «У нас с Мариюшкой скорости разные». А вот Нина, позже принявшая постриг с именем Рахиль, была, напротив, невероятно энергичной и очень говорливой — не умолкала ни на минутку.
Поначалу батюшку вполне устраивало такое уединение. Ведь и само слово «монах» происходит от греческого «монос» — одиночный. Но однажды в келию иеромонаха пришёл сам отец наместник с письмом в руках. Грозно глядя на о. Иоанна из-под густых бровей, о. Алипий произнёс:
— Что это за письма тут нам приходят? Пишет отец Виктор Шиповальников из Рязани... — Он укоризненно потряс вскрытым конвертом. — Вот: «Куда вы дели вашего Ванечку?» Волнуются, думают, что ты уже помер. А ты им даже не отвечаешь...
С благословения наместника письменное общение с миром было восстановлено. Сначала это была переписка с лично знакомыми духовными чадами, но со временем поток писем расширился — о. Иоанну начали писать и люди, которые никогда не видели его. Отвечать на все письма лично он не успевал физически, тем более что каждое письмо писал не скорописью, а своеобразным, мгновенно узнаваемым почерком, требовавшим много времени на каждую букву. Батюшке понадобилась помощница, и ею стала Ольга Бочкарёва, с которой о. Иоанн познакомился в январе 1972-го. С её приходом процесс ответов на письма усовершенствовался: «На каждом письме делалась его ответная резолюция, а дома я переписывала его ответ начисто и отправляла по нужному адресу из Пскова. Из Печор ничего по почте не отправляли. А письмо подписывалось так — “Ваши родные”. Такая у нас была конспирация по благословению батюшки, так как за ним тогда зорко следили соответствующие органы». Ещё одна помощница, Валентина Заколюкина, работавшая в той же аптеке, что мать Мария и Нина Топчий, делала выписки из духовных книг, которые предназначались для паломников. Она же подбирала для батюшки лечебные травы, когда его одолевали бронхит или другие болячки.
А вскоре восстановилось и личное общение. Этому предшествовали тяжёлая болезнь и второе посещение наместника. Стенокардия, которая по молитвам о. Серафима вроде бы отпустила батюшку, снова начала его мучить; к ней присоединилась болезнь печени. Приступы настигали всё чаще, заставляя беспокоиться за жизнь иеромонаха. О. Иоанна ежедневно соборовали и Причащали, но лучше ему не становилось. И тогда на пороге его келии снова появился о. Алипий с посохом в руках.
— Ты что, отец Иоанн, только появился у нас и уже умирать собрался? — сурово осведомился архимандрит. — Нет, дорогой, ты нам ещё нужен. Нет, нет, не умрёшь. Поживёшь, потрудишься...
А вечером того же дня раздался стук в дверь келии и обычное в монастыре: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас». Батюшка еле слышно отозвался: «Аминь. Войдите, ключ лежит на полочке». И после паузы в дверном проёме появилась... Царица Небесная. Троих человек, нёсших огромную икону, видно не было, только сам образ. От потрясения о. Иоанн не мог произнести ни слова. Уже потом ему объяснили, что икону Божией Матери «Взыскание погибших» ему передали духовные чада из Касимова. Её завещала ему монахиня, прихожанка Никольского храма, которая спасла икону из разорённого монастыря и перед смертью завещала передать её батюшке. Ныне эта икона находится в Сретенском храме, рядом с мощами преподобного Симеона Псково-Печерского.
После этого дела у больного пошли на поправку — визит наместника и чудесное явление касимовской иконы сделали своё дело. А вскоре сам собой закончился и духовный «затвор», который о. Иоанн определил сам для себя. (Слово «затвор» мы ставим в кавычки, потому что настоящий монашеский затвор — это особый вид подвига, когда келия воспринимается как могила, а сам затворник полностью «умирает» для мира, посвящая себя исключительно молитве. Здесь же имеется в виду именно ограничение в общении).
Сам о. Иоанн так рассказал об этом о. Тихону (Шевкунову):
— Когда я приехал в монастырь, то сказал себе, что я буду заниматься только своею душою, как монах. Принёс в келью веник, ведро, чтобы делать самому уборку. Вдруг приходит какая-то женщина с вопросом. Я ей отказал и закрыл дверь. А в окно вижу, как она идёт такая понурая по Кровавой дорожке к Святым воротам. Мне стало её жаль, и я решил для себя: “Нет, так дело не пойдёт. Надо людей выслушивать как прежде, согласно пастырским обязанностям”».
И с этого дня дверь келии отца Иоанна раскрылась для посетителей.
Понятно, что первым делом к нему зачастили те, кто уже хорошо знал батюшку по его служению на приходах, — москвичи, псковичи, жители Троицы, Летова, Борца, Некрасовки, Касимова. Последних было так много, что в монастыре вскоре стала популярной шутка: «Где этот Касимов находится? Может, его к нам на Святую Горку перенести?» Приезжали и земляки батюшки — орловцы, которых он всегда принимал особенно тепло. Мало-помалу в Печорах начала образовываться целая «колония» тех, кто не мыслил своей жизни без о. Иоанна — кто-то снимал в городе комнату на неделю, две, на время отпуска, кто-то селился на полгода, на год, а уж потом начали переезжать и насовсем. Одним из самых преданных помощников батюшки был Лев Михайлович Рыжов (1935—2002) — автор прекрасной православной лирики и талантливых живописных полотен (его «Богородицу на ромашковом поле» Патриарх Алексий просил повторить трижды). Образец интеллигента-бессребреника, Лев Михайлович делал высококачественные фотокопии разных икон и буквально чемоданами привозил их в Печоры, где о. Иоанн освящал их и раздавал паломникам. Впервые увидев батюшку в Летове, Рыжов не представлял жизни без него и как-то спросил у о. Иоанна: «Вас не будет, как же я без Вас тогда?» И услышал в ответ: «Я провожу тебя, Лёвушка». Так и вышло — в 2002 году о. Иоанн проводил преданного ему и Церкви друга в последний путь.