Страница 64 из 126
А завершился год и вовсе кошмарным случаем, свидетельствующим о том, что разнузданная антирелигиозная пропаганда может привести к каким угодно последствиям. Причём незадолго до него батюшке неведомо с чего вспомнился давно забытый им эпизод, случившийся в юности. Как-то на улице Орла его остановил незнакомец и произнёс:
— Юноша, тебя ожидает трагическая смерть от ножа. А произойдёт это в домике недалеко от железной дороги.
Со временем неприятная встреча изгладилась из памяти, но вот — почему-то вспомнилась. Из окон дома, где батюшка жил в Летове, можно было видеть железную дорогу, отчётливо слышны были гудки паровозов и электричек. А тут ещё эти анонимки с угрозами... Исповедуясь у о. Виктора Шиповальникова, о. Иоанн просил молиться за него.
Наступила ночь с 28 на 29 декабря 1961 года. Было уже далеко за полночь, когда в летовский дом о. Иоанна проникли трое преступников в масках. Кроме самого священника, в доме находились хозяйка, тяжелобольная старушка Агриппина Павловна Беляева, гостья из Москвы Мария Михайловна, Алексей Степанович Козин, помогавший батюшке с ремонтом храма, и ещё двое резчиков по дереву (настоятель в тот день уехал к дочери в Рязань). Угрожая оружием, преступники связали людей и направились в комнату батюшки. Сонного его стащили за бороду с постели; разодрав на груди подрясник, приставили к телу нож, к виску — пистолет. На требование выдать ключи от храма и деньги о. Иоанн ответил, что у него нет ни того ни другого. Жестокие побои и издевательства ни к чему не привели. Тогда бандиты решили убить свидетеля и швырнули его связанным на пол перед иконами — «вымаливать себе рай». Лёжа на боку, со стянутыми за спиной руками и связанными ногами, о. Иоанн возвёл ничего не видящие без очков глаза к образу апостола Иоанна Богослова и начал читать себе отходную. А вскоре потерял сознание от боли.
Очнулся он утром от того, что Алексей Козин раскручивал электрический провод, которым были связаны его руки. Выяснилось, что бандиты, заметив фронтовые шрамы на теле Алексея, «пожалели» его — связали слабее, чем остальных. Именно это позволило Козину освободиться самому и развязать других узников. В комнате царил хаос — ночные налётчики искали деньги. Наскоро прибрались, повторяя вслух: «Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде». А потом батюшка служил благодарственный молебен, поминая грабителей, не ведающих, что творят. Теперь ему было понятно, о чём предупреждала его старица Екатерина в Пюхтицах. Ведь бандиты, избивая, поносили его точно такими же страшными словами, что и монахиня-прозорливица... Позднее о. Иоанн говорил, что это была единственная в жизни литургия, которую он служил без приготовления. Он специально каялся в этом перед епископом Рязанским и Касимовским.
23 января 1962 года священник отправил на имя С. И. Ножкина заявление, где просил выдать ему новую справку на право служения в летовском храме взамен украденной. Нашли грабителей только через несколько лет, когда о. Иоанн уже находился в монастыре. Причём один из нападавших все 1960-е прожил по украденному им у батюшки паспорту.
Сложно удержаться от того, чтобы не провести параллель с любимым о. Иоанном преподобным Серафимом Саровским. Ведь на него в 1804 году тоже в поисках денег напали разбойники, и было их тоже трое. Но, к счастью, для о. Иоанна ограбление и избиение завершилось всё же не такими тяжёлыми последствиями, как для Саровского старца, который после нападения ходил только согбенным, с палочкой. Да и напавшие на преподобного Серафима крестьяне потом сами пришли к нему в слезах с покаянием, чего нельзя сказать о летовских бандитах.
Увы, беда не ходит одна. На Успение, 28 августа 1962-го, в Летове умерла тяжелобольная домашняя хозяйка о. Иоанна, Агриппина Павловна Беляева. Перед смертью она попрощалась со всеми, а молодую послушницу, певчую Машу, крепко обняла и сказала: «А вот тебя-то я бы взяла с собой». Тогда на слова умиравшей внимания не обратили, а были они со смыслом. Именно Машу отправили в Истобники на почту, послать телеграмму с печальной вестью в Москву, сестре покойной. Она ушла... и пропала. Нашли Машу только через несколько дней в лесу, заваленную хворостом. Она была изнасилована и жестоко убита (следователь прокуратуры сказал: «Я сорок лет на своём месте, но такого зверства ещё не видел»). По благословению игумении послушницу Марию отпевали монашеским чином, как инокиню.
Но ещё до этой трагедии, в июле 1962-го, о. Иоанн Крестьянкин был переведён на третье место службы на Рязанщине — в храм Рождества Христова в селе Борец Сараевского района (во многих источниках он неправильно называется храмом Вознесения Христова). Вернее, не переведён, а сослан. Дело в том, что при о. Иоанне под видом его духовного чада «работал» агент-осведомитель, исправно сообщавший куда следует о деятельности батюшки. А поскольку и Троица, и Летово быстро стали знаменитыми на весь Рязанский край духовными центрами и местами паломничества, было решено упрятать не в меру активного священника в такую глухомань, куда и местные-то добирались с трудом, а не то что москвичи. В итоге выбор пал на Борец.
Владыка Николай этому переводу противодействовать не мог. А отчасти видел в этой ссылке и Промысл Божий. Ведь в том месте, где появлялся о. Иоанн, духовная жизнь, пусть даже почти замершая, вновь оживала. Поэтому старый архиепископ вместе со своим неизменным «спасибо за труды и поты» передавал для батюшки и ещё одно наставление: «В этом приходе народ отогрел, отогревай и дальше»... А делегации летовских прихожан, приехавших в Рязань умолять о том, чтобы о. Иоанна оставили на прежнем месте, владыка Николай сказал так:
— Вот вы повидали настоящего священника, теперь пусть и другие узнают, каким он должен быть.
Несмотря на внешне «революционное» название, Борец назывался так ещё в XVII столетии. Происхождение этого названия до сих пор неясно: местные, конечно, уверены, что оно дано в честь некоего борца-силача, а вот филологи говорят о том, что имелся в виду не то маленький лес, не то другой «борец» — сборщик дани в пользу князя. Уже в конце XIX столетия в Борце насчитывалось больше трёх тысяч жителей, в селе было 515 домов и 27 лавок. Процветал Борец и при советской власти, главным образом за счёт основанного в 1933-м рыбхоза — в Зеркальных прудах выращивали карпов, которые уходили на столы москвичей. Сейчас рыбхоз «Пара» продолжает успешно работать, к карпам добавились толстолобики, амуры, щуки, лини и форель, а вот число жителей в селе сокращается, их меньше семисот.
В отличие от Троицы и тем более Летова, Борец был расположен в отдалённом юго-восточном углу области — путь до Рязани занимал не меньше пяти часов, а райцентр, пятитысячный посёлок городского типа Сараи, находился в 22 километрах. Ехать к новому месту служения пришлось на телеге местного почтальона, но даже в хорошую погоду по дороге попадались почти непроходимые участки. Сейчас автобус преодолевает расстояние от Рязани до Сараев побыстрее, за три с лишним часа, а вот дороги в районе по-прежнему оставляют желать лучшего. Зато окрестные пейзажи радуют глаз просторами — они преимущественно полевые, с вкраплениями всхолмлённых лесов.
Впервые увидев «свой» храм, встречавший каждого въезжавшего в Борец, батюшка некоторое время молча стоял перед ним в изумлении и восхищении. По сельским меркам это был настоящий колосс, да и в любой столице он украсил бы собой что площадь, что главную улицу. Средств на постройку в 1885 году местные купцы явно не пожалели (в основу строительства легли, по преданию, серебряные слитки, отбитые местными уроженцами у французов во время Отечественной войны и долгое время хранившиеся в Борце). Итог вышел более чем эффектным: величественная, хотя и несколько тяжеловесная архитектура, 30-метровая колокольня, прекрасный золочёный иконостас, уходивший ввысь, под высокий купол..*. Иконы храма были старинными, так, образ Пресвятой Богородицы «Целительница» был написан на Афоне в 1897-м — выполненную золотом надпись, свидетельствующую об этом, и сегодня можно видеть на оборотной стороне этого образа. Другой почитаемой храмовой иконой была также афонская «Достойно есть». Как и большинство храмов на Рязанщине, борецкий состоял из «летней» и «зимней» половин, разделённых двумя высокими застеклёнными перегородками.