Страница 6 из 10
«Мой сын – это единственный человек, который действительно во мне нуждается. Ради него я вынесла всё, что вынесла, и ради него я выйду отсюда с поднятой головой. Потому что я – не убивала.»
Надя встала, и с неожиданной уверенностью, как будто хозяйка этого самого кабинета, подошла к окну, и как раньше это сделал Фортунато, отодвинула занавеску. Её доброе, нежное лицо уже не было таковым, сжатые скулы и целеустремленный взгляд делали его жестоким. «Я устала кому-то что-то доказывать, нравиться, оправдываться, улыбаться. Во мне нет хитрости, я не умею огибать углы, не закрываю глаза. Меня не страшат невзгоды, трудности, но я очень уязвима на плохие слова. Мой муж, когда мы спорили из-за его матери, сказал мне, что если так будет продолжаться, мы очень скоро дойдем до рукоприкладства или до пистолетов. Я думаю, что если он это понимал, то вполне логично было искать решение, выход из ситуации. Но он мне не предлагал никакого выбора.»
Фортунато разглядывал её фигуру, до этого он не придал значения во что была одета Надя. Это было платье малахитового цвета в мелкий цветочек, длиной до середины колена. «Этот цвет тебе очень идет!», вертелась на языке фраза, и инспектор не мог понять, произнес ли он её на самом деле или только подумал.
«Присядь, пожалуйста, а то я отвлекаюсь. Можешь привести какой-то конкретный пример?»
Надя вернулась на место. «Да запросто. Приходит Чинция, мы с ребенком в дверях, собираемся уходить, не успели лишь на пару минут, она как дьявол всегда угадывает момент. Спрашивает Маттео, хочет ли он пойти с ней наверх поиграть в машинки. Маттео соглашается, я объясняю, что у нас дела. Это как раз на тему того голоса, который я имела как мать, мне мой муж постоянно попрекал, что я подчиняюсь, молчу. Чинция, несмотря на мой голос, берет ребенка за руку и уводит его наверх. Я обращаюсь к Маттео: «Хотя бы порисуй». Знаешь какой рисунок принес он потом? Рисовала она, хотя я тысячу раз просила, чтобы учился рисовать ребенок. Море на закате, пустой шезлонг, Маттео на пляже и папа плавает. Я спрашиваю у моего ребенка, а где мама? Он отвечает: «А тебя нету.»
«Остальные имели с Чинцией замечательные отношения?».
«Нет, она со многими ругалась. Зять, бывшие продавцы из магазина очень плохо отзывались и о матери, и об отце Маттео. Когда я пришла помогать мужу на работе, они уволили Марко, так он мне сказал: «Уж не знаю плакать мне или радоваться, конечно, я теряю заработок, но если бы я остался, то скорее всего потерял бы рассудок. Это ненормальные люди.» Чинция ссорилась со свекровью, бабушкой Маттео, которая завещала ему дом. Она часто вспоминала, как бабушка Джина в саду придавила её цветок и поставила сверху горшок с собственным растением. Как Джина спилила дерево, которое нравилось Чинции. Как она обозвала её грязной стервой. Ты знаешь, я плохо знала бабушку, но у меня сложилось мнение, что она была спокойным человеком. В любом случае, это очень негативно характеризует Чинцию, раз у неё были проблемные отношения со свекровью, она как раз должна была избегать аналогичных конфликтных ситуаций. А она делала то же самое, что критиковала в Джине. Я вообще перестала понимать людей, их абсурдное поведение. Мать Маттео своим поведением забрала у меня моральную силу, и как бы я не пыталась найти объяснение этой беспричинной жестокости, неприязни, это «зачем» так и осталось неотвеченным.
У неё были ужасные отношения с зятем. Эту историю я знаю понаслышке, потому что она практически окончилась, когда мы с Маттео познакомились. Его сестра умерла от неизлечимой болезни. Она была очень молода, но несмотря на возраст, у неё уже было двое детей и поставленный бизнес, свой магазин и работа занимала всё её свободное время. С детьми сидел муж, Чинция и Чезаре упрекали Николу в безделии, в том, что он искалечил жизнь Арианне. Их сын, Риккардо появился на свет, когда ей было всего восемнадцать, и поженились они из-за незапланированной беременности. Судя по фотографиям, они выглядели счастливыми. Я считаю, что лучше мне меньше говорить о том, о чем не могу сказать с точностью. Своего мнения о Николе я создать не смогла, так как мы с ним очень мало общались. Могу сказать, что ни он, ни его дети не пришли на нашу свадьбу с Маттео, но возможно мы их и не позвали, так как список приглашенных со стороны мужа составляла Чинция. Я знаю, что он унаследовал хорошую сумму от продажи оборудования из магазина. Пока сестра Маттео долгое время находилась в больнице, Никола заведовал магазином и сделал большие долги. За них пришлось расплачиваться Чезаре, так как он был гарантом. А Никола унаследованный куш прокутил. Знаешь, что странно, они не ругались из-за денежного вопроса, что казалось бы было логичным, они сцепились из-за детей. Никола не хотел, чтобы Чинция встречалась с маленькой дочкой. Могу понять мотив, Чинция отвела Аврору на могилу матери, тогда как папа не хотел говорить девочке, что мама умерла. Авроре было всего на год больше, чем сейчас моему Маттео. Я знаю, что Чинция обращалась к адвокатам, чтобы добиться встреч с внучкой. Знаю, что она писала Николе ужасные сообщения, гневные письма и это ещё больше усугубило ситуацию, потому что Никола использовал свою дочь, как предлог, чтобы покарать Чинцию. Вобщем, замкнутый круг, похожий на наш.
Потом родился Маттео. Я закончила университет и запланировала беременность. Я начала управлять делами в магазине, однажды мне надо было сделать инвентарь, и на глаза мне попались письма Арианны, которые она написала, когда была в больнице. Не знаю почему я сейчас это вспоминаю, но видимо из-за того, что хочу сделать явным моё желание сблизиться с Чинцией. Я поняла её боль матери, когда дочь умирает, и хочет жить. Арианна писала: «Я хочу просыпаться, быть огнем, водой, ветром и солнцем, у меня нет ни времени, ни надежды. Я должна всё сделать сейчас и сделаю, хоть сил уже нет, только слезы.» Она писала, как хотела вырастить Аврору, научить её говорить. Что Риккардо был словно неожиданно захлестнувшая волна. Чистый инстинкт выживания и страх. Хоть они и не были предназначены мне, я их забрала и потом перечитывала. В тяжелые минуты, и в последний год достаточно часто.
Привычка жить, делать обычные вещи обесценивают этот дар, важность мелочей становится бесспорной, когда, как в её случае, вынесен приговор к постели, к страданию, к мукам и смерти. Читая заново её записи, я пыталась возродить в себе подобное отчаянное желание просто быть в этом мире и совершать ординарные действия. Это не так просто, ценить себя, когда другие тебя не ценят. Но мне и одного человека достаточно и это – мой сын. Я, с одной стороны, поняла причину злости в Чинции, с другой стороны, мне осталось непонятным, почему она не сделала никакого усилия, чтобы оценить свою жизнь и не портить её другим.
Никола не только прокутил наследство, но и посадил свои почки, остался инвалидом. Их отношения изменились, Чинция перестала ездить к ним домой, требовать какого-то особого внимания, а он начал привозить Аврору раз, а то и два раза в неделю, но заветный трофей ей больше был не нужен. У меня сложилось такое впечатление, что Чинцию искалеченный Никола больше не интересовал, я стала более удобной мишенью. Она часто говорила, что не понимает принцип ненависти, а сама меня ненавидела. А я не понимаю принцип лицемерия, если ты отзываешься обо мне явно не с любовью, не делай вид, что я тебе нравлюсь, не ищи меня. Ситуация подобна сказке о Кощее. Смерть в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в коробке, а коробка на высоком дубе. Самое интересное, Чинция называла меня змеей, которая жалит ядом. У тебя сложилось такое мнение обо мне?»
Инспектор который был поглощен в решение кубика-рубика, на самом деле использовал его, чтобы создать впечатление полной концентрации. В другой момент он решил бы его за меньший срок, но сейчас он был растерян. Фортунато улыбнулся, взглянул исподлобья. «А, спасибо что вспомнила обо мне, но вопросы здесь задаю я. Хорошо, раз уж тебя интересует моё мнение, ты – не змея. Я думаю, ты сама это знаешь. И вот тебе встречный вопрос, если ты проанализировала её поведение, поняла её суть, зачем реагировала на провокацию?».