Страница 1 из 10
Флоренс Сильвестри
На стороне ангелов
Глава первая
В середине ноября, пятнадцатого числа, Надя, забрав ребенка из садика, пропустила звонок от своей подруги Ирины. Часы пробили полдень и она, как всегда, собиралась совершить прогулку в парке. День выдался морозным, ветреным и ослепительно солнечным. Второй по-настоящему зимний день, антициклон принес снег во многих городах поблизости, но её город обошел стороной. Припарковав машину, она вышла, помогла спуститься малышу, думая, что никакой холод не способен огорчить этот самый лучший час из сё распорядка дня. Самый спокойный и умиротворенный, сама сосновая аллея обладала какой-то магией. То ли игра света, струящегося отвесными лучами через кроны деревьев, то ли отсутствие людей и погружение в оглушающую тишину, вызывали в ней чувство полной отрешенности, как будто другого мира нет вовсе. «Здесь только я и ты», сказала Надя Маттео, который уже припустил довольный через лужайки. Ей не надоедало совершать этот ритуал осенью, зимой, летом, весной, ежедневно. Она не чувствовала одиночества: многим, чтобы прогуляться, необходима компания, а кроме ребенка она физически ощущала присутствие деревьев, природы. «Это ведь всё тоже живое, просто мы, люди, забываем многое замечать. Нет в них ни вреда, ни злости, ни коварности, ни мести. И вселяют они спокойствие, потому что куда им спешить, от этого, наверное, и живут веками».
Сейчас правда, ей надо было поторопиться, замерзшая подруга находилась на другом конце парка, где уже понастроили аттракционов и зимних домиков для продажи сувениров на Рождество. Ирина в последний месяц взяла за привычку звонить ей раза два в неделю, чтобы вместе погулять.
«Надя, ты как-то неважно выглядишь сегодня. Что случилось, ты забыла, что ты королева?», Ирина лукаво хихикнула и подставила щеку для поцелуя.
Надя ухмыльнулась: «Ну что, опять мне придется плакаться, что-ли? У меня голова раскалывается, спала я всего часов пять. Вообще себя не узнаю, я всегда была засоней.»
Ирина игриво и вкрадчиво пропела: «Надя подожди немного, у бабушки скоро случится иктус. Она вместо того, чтобы готовиться к отходу в мир иной, дергается как вошь на гребешке.»
«Так подожди, как бы мне раньше нее туда не отправиться. У меня то сердце стучит, то голова кружится, а то и сахара в крови нет. Легко я из этой ситуации не выпутаюсь. Маттео сказал, что переезжать не собирается. Риккардо вчера прокричал на всю округу, что у меня не все дома, и чтобы Чинция перестала общаться со мной, так как потом у неё начинается тахикардия. Я подошла к Риккардо и приложила его руку к своей груди. Сердце буквально вырывалось из клетки: «Так у кого тахикардия?». А он только и сказал: «Тут нам всем плохо…»
«Ну, Надя, весело там у вас. Послушай, моя дорогая, вот она помрет и все сразу же заживут, это ведь она всех стравливает. По ней сразу видно, баба словно мужик, питается отрицательной энергией. Она тучная, поэтому и топает у тебя над головой. У худых жира нет, и сжигать нечего.»
«Можно выйти прогуляться по улице, вместо того чтобы кидать вещи на пол и ругаться.»
«Это тебе так кажется, мы с тобой умные, благовоспитанные люди. А бабушке надо злость именно на ком-то выместить, иначе ей хорошо не станет. Ты не иди у неё на поводу. Я бы сделала заклинание, только она сама ведьма, как бы назад не вернулось. Жаль мне тебя.»
Надя устало следила как ребенок то гнался за голубями, то гулял по бордюру, то просто отдалялся. Надя не теряла концентрации, хотя глаза от усталости закрывались.
Ирина прищурила глаза, зашевелила ноздрями, из-за чего и без того острый нос вдруг стал похож на клюв хищной птицы. Длинные обесцвеченные волосы были беспорядочно растрепанны и придавали Ирине вид колдуньи. Она вкрадчиво продолжила мысль: «Моя ты сладкая, а есть ли у тебя ключик от бабушкиной двери?»
Надя вынырнула из полузабытья, округлила глаза, нахмурила лоб: «Ты что, шутишь?»
«Ну, шутить мы будем потом, а вот на вопрос ты не ответила.»
Надя простодушно произнесла полушепотом: «Ну конечно, он в моей связке.»
«А не могла бы ты мне его дать? Мало ли что, у меня есть нужные друзья. Вдруг помогут старухе сыграть в ящик…»
Надя была настолько уставшей, что мысли неохотно сходились воедино. У неё не хватило свежести ума, чтобы понять смысл сказанного, единственное чего она не хотела – это возражать. Поэтому Надя согласилось. «Я им всё –равно не пользуюсь.» Она сняла ключ со связки и передала его Ирине, которая хитро улыбнулась и положила его в карман.
«Вообще, тебе надо избавиться от негативной энергетики в доме. Ты должна найти его самый западный угол, поставить туда свечку с иконкой и прочитать двенадцать раз молитву.»
«И что, поможет?»
«Ну как ты мало доверяешь своей подруге. Ты знаешь что за препараты принимает твоя свекровь? У неё повышен сахар?»
Надя вздохнула: «Откуда мне знать. У неё повышенное давление и по-моему холестерин. И ещё щитовидка.»
«Надя, почему же тебе не осведомиться. Это очень важно знать своего противника, а по-крайней мере она тебя таковой считает. И вообще, если она не принимает ничего от щитовидки, может крыша поехать, ты знаешь об этом?»
Надя возразила: «Она о своем здоровье заботится. Даже не диету села. Мне кажется, Чинция меня переживет.»
«Не переживет. Тебе нужно быть хитрой и научиться ловить момент… Раньше ты была такой молчаливой, но волевой, добивалась чего хотела. А сейчас ты кричишь, постоянно недовольна, жалуешься. Ты не можешь совладать с ситуацией, хотя в твоих руках – козыри. Что случилось, где прежняя Надя, тебя как-будто подменили.»
Они продолжали идти безмолвно, пока Надя не остановилась и спокойно посмотрела Ирине в глаза: «Ты права, я сделала очень большую ошибку, что переехала. Просто расхолодилась, потеряла бдительность от того безграничного счастья, которое я обрела после рождения сына. Но я исправлюсь, и любой ценой исправлю эту ситуацию».
Марина взяла Надю под руку и по-дьявольски прошептала: «Ну вот видишь, выход есть всегда, ты же наверное только-что это поняла.»
Надя ощущала лишь опустошение: «Иногда думаю зачем я живу, за что мне цепляться?»
Марина сразу же прервала её: «Это ты погоди, не надо так говорить. Это вообще похоже на депрессию. Жди смерти бабушки. Поняла?»
«Я хотела бы продать дом или сдать его».
Марина парировала: «Маттео на это не пойдет. Я тебе сказала, что делать. Жди смерти.»
Глава вторая
Инспектор полиции долго размышлял над странностью этого дела. Ведь один преступник не мог сам так удачно выбрать время, когда ни у кого в доме не было алиби. Всего пятнадцать минут раньше или позже кардинально меняли ситуацию, хотя инспектор понимал прекрасно, что лучшего времени найти было нельзя. Все находились в переходном состоянии: собирались, шли или уже были на работе. Нет, здесь, господа присяжные, мысленно улыбнулся инспектор этой метафоре, единственный отпечаток, который мы обнаружили, принадлежит госпоже Фортуне. Ну как еще можно охарактеризовать такое стечение обстоятельств, когда в любой другой день его работа была бы упрощена в два, три раза. Ну, хотя бы чтобы отец и сын находились вместе в магазине, как каждый божий день, но нет, именно в тот знойный день папаша решил съездить на кладбище, где его никто не видел, а сын уехал покупать чернила, но этого не сделал, потому что не нашел продавца. Полнейшее отрицание, полнейшее отсутствие людей. И вот именно, что можно было говорить только о везении, ведь это был не спектральный город. Улица, где жила жертва была достаточно многонаселенной, а магазин, где работал Маттео, находился на одной из центральных артерий-улиц…
Самому инспектору очень везло в жизни возможно из-за того, что имя при рождении ему было дано Фортунато. Как гласит крылатое выражение на латыни nomen est omen. Он своё имя не любил, в детстве смущался им, оно напоминало кличку коня на скачках. Всё из-за того, что родители хотели быть не такими как все. Или же наоборот были традиционалистами, он родился двенадцатого июля, в день святого Фортунато. Ну что ж, это имя научило его большой доли самоиронии и вообще ему не за что было роптать не на родителей, не на судьбу, у него действительно всё складывалось как по маслу, чего не пожелает – сразу же находится возможность. Он был умен, молод, харизматичен, прекрасно мог бы и наверняка стал бы замечательным актером, чьим-либо идолом. Но было это не в его характере, ему нравилась правда, а не фикция, учить наизусть роли, перед телекамерой в неустанных дублях произносить не свои слова. Он полностью разделял шекспировскую аксиому «Вся жизнь-театр». Инспектор то и дело убеждался, что бытовая реальность превосходит самый замысловатый и непредсказуемый фильм, и как только иной раз он ловил себя на мысли, ну всё уж, виден предел удивлению, нет же, всегда находился кто-то способный повысить планку.