Страница 11 из 22
– В лучшем виде.
– Ну, так вот я давеча, приехав в охотничий дом, напился чаю с топлеными сливками, и мне что-то не то жжет, не то мутит.
– Так вы бы давно сказали! – воскликнул доктор, хватаясь за фляжку у пояса. – Садитесь. Сейчас я вам отпущу дозу. Садитесь на пенек. Вон пень.
– Да я и так.
– Садитесь, говорю вам. Я и сам сяду на кочку. Стоя нельзя. Никакого действия не будет иметь.
– А закусить есть чем? У меня ничего с собой нет. Я все в охотничьем доме оставил.
– А вот березовым листом. А не листом, так вон куст брусники виднеется. Пейте…
Доктор протянул стаканчик, наполненный из фляжки. Охотник, одетый тирольским стрелком, выпил.
– Ну, что чувствуете? – спрашивал доктор, наливая и себе стаканчик.
– Да пока еще ничего не чувствую.
– А вот сейчас почувствуете и велию радость, и взыграние сердца. Шестьдесят градусов, батенька, в лекарстве-то. Ваше здоровье!
Доктор выпил, сморщился, крякнул и прибавил:
– Закусывайте березовым листом-то, закусывайте.
– Нет, уж я лучше брусникой, – потянулся к кусту брусники охотник, одетый тирольским стрелком.
– А я так листиком… Не вредит. Пожую и сплюну. Ну, теперь на привале скрутить папироску, закурить, да и айда прямо на болото, – сказал доктор, вытаскивая из кармана табачницу.
Доктор и охотник, одетый тирольским стрелком, уже около часа бродили по кочковатому болоту, поросшему лозняком и ракитой. Попадались и оазисы осинового молодятника, перемешанного с мелким березняком. В сумках охотников по части добычи лежали только по три красных гриба. Доктор выпустил два заряда, якобы в ястреба, носившегося над их головами, и, разумеется, не попал.
– Вредная хищная птица. Она дичь распугивает. Надо ее уничтожать, – сказал он.
– Только это не ястреб был, – возразил товарищ.
– А кто же?
– Да так, какая-то птица. Ну, вот… Будто я по полету не знаю. Одно только, что очень уж он высоко летел. На таком расстоянии, само собой, убить трудно, но все-таки я его задел. Вы заметили, как он перекувырнулся в воздухе, изменил полет и стал опускаться?
– Да что вы! Ничего подобного не было.
– Ну, значит, вы плохо глядели. Да и где вам было видеть! Вы в это время свою собаку свистали. Нет-с, это ястреб, и большой ястреб. Я уж к ним в Тверской губернии пригляделся, когда стоял там с полком. Прехитрая птица. А видели, как он нападает на добычу? Словно упадет на птицу. Как камень упадет. Нет, это ястреб был. – Ну, будь по-вашему, – улыбнулся охотник, одетый тирольским стрелком.
– Да что вы словно ребенка меня утешаете. Конечно же, ястреб. Скажу вам более. По полету было заметно, что он сильно ранен и ему уж не жить. Наверное, где-нибудь околеет. Я уверен, что ежели нам пройти вон в ту сторону и побродить часок, то наши собаки даже найдут его.
– Ну, полноте.
– Хотите пари держать, что найдут? – воскликнул доктор. – Положительно где-нибудь в кустах околевает. – Ну, что за пари!
– Ага, боитесь! А я бы в лучшем виде на три рубля пари подержал.
Пауза. Прошли молча с четверть версты. Охотник, одетый тирольским стрелком, нашел еще красный гриб и спрятал его в сумку.
– А ведь нет дичи-то. Егерь прав, что сюда, вскоре после воскресенья, нельзя ездить. Воскресные охотники все распугают. Вчера воскресенье, и здесь, говорят, было такое сборище, что страсть, – сказал он.
– А все-таки я рад, что поразмялся и пропотел, – отвечал доктор. – И, наконец, все-таки не без дела. Я вредную птицу уничтожил.
– Опять про ястреба?
– А вы все сомневаетесь? Удивительно странный человек.
– Ну хорошо, хорошо. Чем бы дитя ни тешилось… Все-таки вы постреляли, ружье попробовали, а я и того нет.
– Так кто ж вам мешает! Жарьте в ворон. Тоже вредные птицы для дичи. Вы знаете, сколько они мелких выводков уничтожают! Вон две вороны. Стреляйте.
– Ну, что! Не стоит. Нет, я думаю здесь голубиную садку устроить… Сговориться человекам десяти, привезти голубей из города и устроить стрельбу в голубей на призы. Это очень интересно. Десять человек по десяти рублей сложатся – сто рублей. Половину на призы, половину на пирушку. А ежели набрать пятнадцать человек, то ведь сто пятьдесят рублей образуется. Нет, право, и устрою… Я сегодня же составлю подписной лист и передам его егерю. Вы подпишетесь?
– Смотрите, смотрите… Ваша собака стойку делает! – воскликнул доктор.
– Ах да… Действительно. Наконец-то кое-что попалось.
– Тише говорите.
Охотники приготовились и взяли ружья наперевес.
– Кому стрелять? – шепотом спросил охотник, одетый тирольским стрелком.
– Да уж стреляйте вы. Ваша собака стойку делает.
– Мне не хочется вас-то обидеть. Давайте уж вместе стрелять. Стреляйте и вы… Однако что же это?.. Смотрите, она уже что-то нюхает в кустах. Нет, это не дичь. – Нет ли барсуковой норы? Осторожнее, осторожнее подходите.
– Да я и так осторожно.
Охотники тихо приблизились к кустам ракитника и раздвинули ветви. В кустах лежал вниз лицом мужик.
– Фу ты, пропасть! Ну, дичь! – воскликнул доктор.
– Мертвый или пьяный? Смотрите, он не дышит. Это мертвый, – сказал охотник, одетый тирольским стрелком, и тронул мужика ногой в бок.
Мужик пошевелил рукой.
– Пьяный, должно быть, – отвечал доктор, наклонился над мужиком, потряс его за руку и крикнул: – Почтенный! Ты чего тут?
– Постой… Не замай… – послышался отклик.
– Вставай! Нечего тебе тут валяться на сырой земле. Еще простудишься.
Мужика начали расталкивать. Он приподнялся, посоловелыми глазами посмотрел на охотников и стал почесывать у пазухи. Через минуту он зевнул и проговорил:
– Где купец-то?
– Какой купец? – спросил доктор.
– Да наш купец… Купец Аникий Митрофаныч. Фу ты, пропасть! Да как же это я заснул-то? Повел я утречком Аникия Митрофаныча в Калиново к бабенке тут одной… Вы, господа, его ищете, что ли? Аникия Митрофаныча?
– Ничего мы не ищем. Мы охотимся, ну а наша собака и нашла тебя.
– О-хо-хо-хо! – зевал мужик. – Как же это я уснул-то? Вы из Зеленова?
– Да, из Зеленова.
– И я зеленовский. Ах ты, шут! Да где же купец-то?
– Никакого мы купца не знаем. А вот нашли тебя и думали, что ты мертвый.
– Зачем мертвым быть! Мы сегодня рано утречком с купцом загуляли, да и с вечера были хвативши. Купец ваш же, охотник. Он тут с субботы чертит. Хороший купец, ласковый… «Все, – говорит, – мужской пол да мужской пол, а мне, – говорит, – с мужским полом пить надоело и скучно. Приведи, – говорит, – ты меня к такой бабе, которая бы разговорить меня могла». Тьфу! Одолжите, господин, окурочка покурить.
Доктор дал. Мужик затянулся окурком, хотел подняться, но не удержался на ногах и опять упал в кусты. – Вот как разлежался! Ведь это земля меня притягивает, – пробормотал он. – Тьфу! Неужто купец-то ушел? «Желаю, – говорит, – видеть бабу, которая бы меня разговорила…» Ваш же, охотник… Ну, у нас есть такая баба в Калиновке… Василиса Андреевна… Повел я его к ней… Сели тут, выпили…
– Пойдемте, доктор… Ну его… – сказал охотник, одетый тирольским стрелком.
– Постойте… Погодите, Викентий Павлыч… А молодая и красивая эта баба? – заинтересовался доктор.
– Ах, бабник, бабник! Пойдемте.
– Погодите. Красивая эта баба?
– Да уж баба – одно слово – мое почтение! Самая веселая. Ты ей слово, а она – десять. И песни петь горазда. Ах, купец, купец! Тьфу!
– Постой. Далеко эта баба живет?
– Вдова-то? Василиса-то Андреевна?.. Мы где теперича, барин, будем?
– Да мы на Разваловом болоте.
– На Разваловом болоте? Ну, так вот тут сейчас…
– Можешь ты нас к этой бабе проводить?
– Полноте, доктор, бросьте… – останавливал охотник, одетый тирольским стрелком.
– Отчего же не пройтиться? По крайности увидим, какая тут дичь есть, которая может купца от скуки разговорить. Можешь ты, говорю, проводить нас к этой бабе? – спрашивал мужика доктор.