Страница 22 из 25
Мы находились с ней по разные стороны стола. На столешнице выставлены небольшие тарелочки с рисом, овощами, маринованными кальмарами и рыбой. В углу курилась благовонная палочка, а воздух пропах тяжелым духом сандала. Похоже, что я попал на романтический обед. Моего возвращения точно не ожидали в это время.
И главное, что нигде не было видно сэнсэя!
Гостья злобно зыркнула на меня и опустила руку:
— А ты не настолько глуп, насколько показывает твоё лицо, хинин. Я хочу, чтобы вы с тануки убрались из дома Норобушки…
— Из чьего дома? — не понял я.
Норобушка… Нет, мой мозг отказывался принимать имя сэнсэя таком ласкательно-умилительном эквиваленте.
Норобище! Вот так было вернее. Так я ещё мог понять и простить.
— Ты понял всё с первого раза. Вы толкаете его на преступления, а ему поясницу беречь нужно! — проворчала Шизуки.
— Вообще-то он сам хочет…
— Не говори мне того, чего он хочет. Я знакома с ним не первый год, поэтому точно знаю, что именно ему нужно. А ему нужен покой и теплые носочки.
— То есть вы хотите из нашего сэнсэя сделать домашнюю собачку?
— Да как ты смеешь так говорить? Я хочу, чтобы Норобушка свои дни провел рядом с любящим человеком, а вовсе не с двумя дурно воспитанными мальчишками. К тому же ещё и очень дерзкими.
Её ноздри раздувались, как будто она пыталась втянуть побольше воздуха и потом выплеснуть его наружу, сдув меня на фиг. Я стоял напротив и улыбался. А что мне оставалось делать? Вроде бы цели у неё благие, но вот манера исполнения…
— Если сам сэнсэй Норобу скажет, чтобы мы убирались — мы уберемся, а пока что мы будем возле него, — проговорил я.
— Нет, не будете! Или я не Шизуки Исикава! — вскричала в гневе женщина.
— Что за крик, а драки нет? — послышалось со двора.
Сэнсэй Норобу зашел в дом и я едва не прыснул от смеха. На поясе Норобу красовался пояс из верблюжей шерсти, на плечах накинута вышитая безрукавка, а из-под кимоно высовывались толстые вязаные носки из разряда "невероятно кусучие, но теплые". Сам сэнсэй походил на бодрого пожилого огородника, который только что закончил полоть грядки.
— Норобушка, он тебя домашней собачкой назвал, — уперся в меня тощий женский палец.
Сэнсэй недоуменно перевел взгляд на меня.
— Изаму, почему ты меня так назвал? Что я тебе плохого сделал?
Я вздохнул. Похоже, что начинается новый виток развития наших с Шизуки отношений.
— Сэнсэй, я не хочу ругаться с вашей гостьей. Я лишь спросил, не хочет ли она сделать из вас…
— Вот-вот, именно в этот момент он и назвал тебя, Норобушка, домашней собачкой, — не дала мне закончить Шизуки.
— Да вовсе всё было не так! — возмутился было я.
— Вот, теперь он ещё на женщину и голос повышает. Конечно, какие могут быть манеры у хинина. Но я думала, что он хотя бы тебя уважает, мой старый друг… А если он тебя ни во что не ставит, то я не могу этого стерпеть. Прости, Норобушка, но это выше моих сил.
В голове сразу замелькали варианты развития дальнейшего разговора.
Хамить и давить в ответ нельзя — как раз этого она и добивается. Тогда я буду в невыигрышном свете и меня задавят опытом. К тому же, сэнсэй пока что на стороне Шизуки, ведь я "обозвал" его домашней собачкой. А произнести подобное при женщине чревато…
Ей нужен мой гнев и агрессия — не стоит их отдавать, а то в горячке могу наболтать такого, что потом вовек не отмоешься. Одно бранное слово, сорвавшееся с моих губ, может здорово пошатнуть мнение сэнсэя о своём лучшем ученике.
Если я скажу, что такой тон беседы мне неприятен, то могу показать слабость и свою вину. Ведь у нас как — кто слаб, тот зачастую и виновен.
Остается воздействовать психологическими наработками прошлого. Я… улыбнулся.
Да, улыбкой я показал, что не считаю себя виновным. Исподтишка показал открытые ладони тыльной стороной наружу, чем продемонстрировал полное отсутствие оружия, и самое главное — я начал дышать в унисон с Шизуки. В это сложно поверить, но когда используешь синхронизацию с гневным человеком, когда находишь нужные вибрации, то невольно он видит в вас отражение себя, как в зеркале. И, постепенно переходя на более глубокое и спокойное дыхание, вынуждаете человека подстраиваться под себя. Так наступает успокоение…
А теперь стоит призвать сэнсэя в судьи. Да-да, если атака Шизуки направлена на меня, с привлечением Норобу, то почему бы не воспользоваться её же приёмом?
— Сэнсэй, госпожа Исикава права, — с улыбкой ответил я.
Этими словами я обезоружил Шизуки. Она думала, что сейчас я буду сопротивляться, оправдываться или же как-то отмазываться, но я пошел другим путём и своими словами чуть выбил почву у неё из-под ног. Она слегка опешила, а мне только это и было нужно. Я всё также продолжал дышать в унисон с Шизуки, но внимание перенес на Норобу.
— Я сказал, что ты вряд ли когда захочешь стать домашней собачкой, ведь на самом деле ты — дерзкий волкодав! А твоя стая, которую называешь "старой гвардией", за тебя любому глотку порвут. Кто же будет рвать глотку за болонку? Только какая-нибудь модница, у которой вся жизнь сосредоточена в гламуре и обустройстве собственного счастья. Так рассуди нас — неужели я мог назвать тебя болонкой?
Удар за ударом я разбивал защиту Шизуки, но продолжал дышать и понемногу успокаивал дыхание. Голос звучал ровно, чуть убаюкивающе. Так мог вещать старенький профессор перед аудиторией, монотонно и заученно. Я использовал технику сравнения, причем надавил на возвеличивание, а не на преуменьшение, как это сделала Шизуки. К тому же ещё нанес укол по женскому полу, и заодно намекнул, что суровость и аскетизм более почитаем сэнсэем, чем домашний уют и загромождение ненужной мебели. Ещё и гламур упомянул, чего сэнсэй в принципе не приемлет.