Орешек с горчицей

В детстве я боялась прищепок.  Мама иногда просила помочь развешать белье, и среди них попадались «кусачие». Такие тугие, на жесткой пружинке. Чтобы раскрыть прищепку, приходилось поднатужиться, но если палец срывался, то прищепка хватала за другой палец. Как рак клешнями, очень больно. Тогда я сдвигала ее на дальнюю сторону веревки.

Правда, в следующий раз тугие прищепки опять возвращались в общую кучу, ведь тот, кто развешивал их после меня, был сильнее и ему они нисколько не мешали.

А я на другой раз снова сдвигала их в сторону.

В детском саду появилась девочка. Девочка как девочка, только щипалась. Я не знаю, как у нее обстояло с другими, одна я была удостоена такой чести или кто-то еще. Я не жаловалась, а она при любом удобном случае щипалась. Я прозвала ее про себя «прищепка».

Во время сон-часа я думала – как жаль, что вот такую девочку-прищепку никак не отодвинуть в сторону. Отвечать другим и постоять за себя я не умела. Вскоре из садика мы выпустились, и проблема устранилась сама собой.

А потом выяснилось, что нет, не устранилась. Появились другие «прищепки». В школе дети не щипались, но оказалось, что кусаться можно и другими способами, и порою это бывает больнее. Я была тихоня, и до меня всегда можно было в легкую докопаться. Отвечать я по-прежнему не умела.

Буллинга не было. Просто время от времени попадались такие прищепки, то тут, то там. И мне всегда было странно, чем я их привлекаю. Я все также была тихоня, первая никого не трогала.

С сыном мы играли в прищепки. Он лет до трех говорил очень невнятно и нам было рекомендовано развивать мелкую моторику. Я давала ему горсть прищепок и предлагала прицеплять их на веревочку. Но перед этим всегда проверяла, нет ли среди прищепок вредных. Тугих.

И как-то мы были на приеме у специалиста, и она тоже предложила Паше прицеплять прищепки на красивую яркую ленточку. Я по инерции стала их проверять.

– Что вы делаете? – удивился психолог.

– Я проверяю, нет ли тугих. Он же может прищемить палец.

– У вас было такое?

– Много раз. В детстве я часто могла прищемить руку.

– И как вы справлялись с этим?

– Я просто убирала их в сторону.

– Помогало?

– На время. Потом они снова, почему-то, возвращались.

– Но вы научились отделять хорошие от плохих, тугие от нормальных. И вы узнали, что бывают такие прищепки, вы знали, как поступить, если вам попадется тугая. А как ваш сын об этом узнает?

Вам надо дать ему возможность получить свой СОБСТВЕННЫЙ опыт.

– Ну он же еще маленький, – неуверенно ответила я и задумалась.

Мне показалось, что я начала понимать этот принцип, почему ситуации повторяются. Почему так часто происходит одно и то же. Одни и те же люди к нам притягиваются. Одни и те же ошибки.

Почему в школе, куда бы я ни пришла, каждый раз появлялась «прищепка», которая хотела меня зацепить.

Это жизнь проверяла, усвоила ли я урок. Я отодвигала прищепку в сторону. Я закрывала глаза на очередное обидное слово, и тогда оно прилетало снова. С другой стороны, от другого человека. Это продолжалось до тех пор, пока я не научилась отвечать.

Стоять за себя, за свою территорию, за свои границы.

Тогда жизнь посмотрела на меня сверху и сказала: ну что ж, теперь я за тебя спокойна, теперь ты знаешь об этом. Теперь ты готова усваивать новый урок.

Сосиска

Орешек № 3

Если жизнь подкинула тебе лимон – сделай из него лимонад.  Да, бывают подпорченные лимоны, из них ничего не сделаешь. Но это только на первый взгляд. Потому что опыт – всегда опыт, даже если это самое ужасное, что происходило с тобой в жизни.

После занятий я покупала сосиску в тесте.

Это был единственный ларек в районе колледжа, в котором продавалась первая «быстроеда». Он так удачно располагался возле автобусной остановки, что ритуал был неизменен, как восход солнца по утрам.

Сосиска была вкусная, жарили ее в жидком тесте прямо на твоих глазах, и эта горячесть была очень кстати желудку после четырех пар лекций.

В колледже была столовая, и готовили в ней вкусно. И ее мы посещали каждый день, уж там у меня не было ни одной «н-ки» за семестр. Но пары длинные, а от умственной деятельности я становилась голодной как волк, есть хотелось постоянно. Поэтому я ее покупала, горячий сок обжигал губы, и появлялось настроение ехать домой и совершать великие восемнадцатилетние дела.

Но в тот день все пошло не так с самой первой пары. Дорогущие колготки поехали толстой стрелой на самом видном месте. По «государственному праву» куратор влепил незачет. От одного ее «сейчас будет фронтальный опрос» я и правда начинала ощущать себя на фронте.

Но главное не это. Главное – голубоглазая сволочь. Назовем его А.

Голубые глаза раздавать мужикам следует после проверки не менее тщательной, чем перед получением лицензии на оружие. И если ты не Бред Питт, и тебе они нужны не для служебного пользования, то поди сначала докажи, что имеешь право на такой аксессуар. Что ты будешь понимать всю меру ответственности за оказанное доверие, а не расстреливать дурех второкурсниц в самое сердце.

Эта сволочь А. морочил голову не только мне, но и другой девочке с параллельного потока. Но и это еще не все. Еще не все.

Я купила сосиску, и Наташка купила. Сумка больно оттягивала плечо, потому что в ней лежал толстый учебник по менеджменту и еще более толстая книга Дейла Карнеги. Преподаватель по менеджменту была по совместительству директором колледжа (или наоборот?) Предмет она вела интересно и любила сдабривать лекции цитатами Карнеги. Я ее уважала, и Дейла тоже зауважала. Но сейчас, впервые, в мою голову закралась тень сомнения.

А не дурит ли меня он, этот Дейл.

Потому что одна из его ярких цитат была: «Если жизнь вам подкинула лимон – сделайте из него лимонад».

– Это все вранье, – говорила я Наташке. – Не из всего можно сделать лимонад.

– А я думаю, из всего, – отвечала мне Наташка. Конечно, ей легко говорить, в ее сердце не стреляли голубыми глазами.

А «еще не все» – это то, что А. не только крутил мозги двум девочкам одновременно. А еще и то, что он оказался женат. Вот так просто, милый пустячок. Забыл сказать.

– Ну как? Как я могу из этого сделать лимонад? – вопрошала я у Наташки, как будто это она виновата в моих несчастьях. Это же неисправимо, ему нельзя верить больше, никогда. И вообще никому нельзя верить.

– Он же смотрел на меня, знаешь, как он смотрел.

В этот момент сосиска, почти целиком, я только один разок успела от нее откусить, жмякнулась на землю. Вместе с тестом, кетчупом и шуршащей жирной бумагой. И тогда я не выдержала и заревела. Было жалко себя, пропащую молодость, и сосиску.

А она лежала на грязном асфальте и говорила своим нелепым видом о том, какая я непутевая, несчастная и бесполезная. И я бесполезная, и жизнь моя бесполезная. Такая же, как сама сосиска. Которая только что была ценная, а сейчас что с нее толку. Из бумаги выпала, замаралась и больше никакой пользы в ней нет.

– Да ладно тебе, давай я куплю другую, – растерянно говорила Наташка.

– Не надо, у меня есть деньги. Скажи, какой лимонад?

Это уже был не столько вопрос, сколько утверждение – жизнь не имеет смысла.

И тут из-за угла выбежала собака. Большая, лохматая, и даже вроде не бродячая, потому что почти чистая. Она подбежала к сосиске, понюхала ее, недоверчиво озираясь по сторонам – точно ничье? Потом схватила ее большой пастью и убежала обратно за угол.

Наташка расхохоталась. Я реву, а она хохочет. Я зыркнула на нее: «смеешься, сердца у тебя нет», а она говорит:

– Нет, ты видела, проворная какая? Раз и сцапала. Вот тебе и лимонад.

И сразу стало как-то легче. То ли от того, что этот лимон – упавшая еда – превратился для песеля в лакомый кусок, то ли еще от чего.