Гарвардский баг

Дорогу к дому Игоря почти не запомнила, не запомнила, как собиралась и что именно взяла. Кажется, что взяла все, но… Я, на самом деле, не очень за этим следила, не особенно отдавала отчет собственным действиям. В башке все еще гудело, все еще было сложно дышать. Я злилась, мне было больно, мне было плохо. Ужасно, мерзко, отвратительно.

Это не нож в спину, это даже не дуло у виска, это хуже… Это…

Мне хотелось выть, орать, хотелось расколотить что-нибудь, но я только комом запихивала собственные шмотки в чемодан, давя подступающие слезы, не разрешая себе останавливаться и задумываться, копаться в себе слишком сильно, не давая боли накрыть с головой. Для этого еще будет время. Потом, после, когда сделаю все, что нужно было сделать.

Уйти до приезда Ястреба все-таки удалось, и через три часа я входила в свою квартиру. В пустую, тихую, темную.

Бросила на пороге чемодан, стащила обувь, швырнула в кресло в гостиной пуховик и включила домашний ноут. Надо было написать пару писем.

Первое улетело Борисычу, второе, почти такое же, Игорю. Я писала о том, что знаю, кто стоит за проверкой и почему, о том, что они могут не беспокоиться, и что в офисе меня в понедельник можно не ждать, о том, что все права я передала Сашке, и о том, что не желаю на следующей неделе получать ни писем, ни звонков.

Перед отправкой перечитала оба несколько раз, убедилась, что они предельно вежливы и безэмоциональны, и только после нажала на кнопку.

Савельеву я не писала, ему пришлось звонить. Разговор вышел… странным… Он мялся, не знал, что говорить, тщательно подбирал слова и явно боялся выражать сочувствие. Обозвал Ястреба мудаком. А я старалась не выдать себя, впивалась ногтями в ладони, глубоко и ровно дышала, отчаянно делала вид, что все пусть и дерьмово, но не смертельно. Не уверена, правда, что Савельев повелся. А после разговора с ним вырубила все к херам: трекер, ноут, домашнюю Энджи, сходила в душ и завалилась спать, все еще не разрешая себе плакать, выть и крушить мебель. Я не буду из-за него плакать!

Игорь приперся в пятом часу утра, ломился в дверь, обрывал звонок, когда понял, что старый код к замку не подходит, разбудил соседей. Я к двери не подходила. Просто слушала, как он ругается с кем-то на лестничной площадке, слышала, как зовет, и снова сжимала кулаки, чтобы не заорать, зубы стискивала до хруста, накрывшись с головой одеялом.

К семи он ушел.

В двенадцать пришел снова, ушел в три, и вечером, и в воскресенье. Больше не ломился, постучал коротко и остался сидеть под дверью. А я позвонила маме, потом Янке, обеим просто сказала, что мы расстались, не вдаваясь в подробности и детали. Сидела на кухне, пила кофе и рассматривала мерцающую заставку Энджи на мониторе.

И пока смотрела, вдруг подумала о том, что ее словари так и остались убогими. И так это взбесило, настолько вывело из себя, что, не соображая, что делаю, я ломанулась в комнату за ноутом, открыла его и провалилась в код.

Да, я не царь и бог кодинга, да мне до Ястреба и даже до некоторых его миньонов как пешком до луны и обратно, но… Но подгрузить в собственную ИИ, которую наверняка уже отрубили от системы, нормальные словари я вполне способна. Я заставлю Энджи разговаривать со мной нормально, я заставлю детище Гора делать то, что я хочу!

И код ложился как по маслу, и время пролетело незаметно, и я даже не заметила, когда и в какой момент Ястреб перестал подпирать дверь моей квартиры. Вообще ни о чем не думала, просто злилась, отчаянно, страшно. Ругалась себе под нос.

Забавно, но… я ощущала себя на кухне, вообще в своей квартире вполне комфортно. Меня не преследовали картинки недельной давности, я как ни старалась не могла вспомнить, где именно были пятна крови, не слышала голос Красногорского, не видела его в тенях. Боль, злость, обида, отчаянье из-за поступка Игоря перекрыли собой все остальное. Мне было очень-очень плохо. Мне хотелось сбежать и спрятаться, хотелось засунуть голову в песок, очень хотелось, чтобы он перестал приходить и травить меня, мучить, издеваться. Как будто мало того, что уже сделал, как будто не понимал, что натворил. Вопрос ведь был даже не в идиотском костюме, вопрос был в доверии самого Ястреба, в его отношении ко мне как к профессионалу, в том, что он был абсолютно уверен, что я облажалась, и в том, что не сказал об этом мне. Даже Савельеву в итоге сказал, моим воронятам, Борисычу, а мне не сказал…

Я тряхнула головой, убрала пальцы от клавиатуры, чтобы прижать к векам и сдержать очередную попытку разревется, сглотнула комок в горле. И снова вернулась к ноуту на этот раз, чтобы все проверить и прогнать домашнюю систему через тесты.

Я не буду больше об этом думать, я не хочу больше об этом думать. Поговорю с Ястребом, но потом… Позже, когда смогу нормально дышать и думать. Когда нервы перестанут крошиться от одной мысли о нем, когда сдерживаться будет легче.

Через два часа я закончила прописывать тесты, оставила ИИ на проверку и завалилась спать, не думая и не прокручивая без конца в башке разговор, услышанный в долбаной переговорке.

А вот с утра на кухне меня ждал сюрприз. Сюрприз, сука, из-за которого я сползла на пол и заскулила, как побитая собака, стоило понять, на что именно наткнулись мои тесты. Совершенно случайно наткнулись.

Нет, с подгрузкой словарей все было хорошо, все плохо было с самой Энджи и с доступом к ней. Ястреб за мной следил. И судя по тому, что я увидела, когда залезла внутрь и начала разбираться, следил давно. Получается… получается не доверял и сомневался с самого начала, с того самого дня, когда всплыли кривые отчеты. Сомневался все это время, не доверял…

И я сжалась, скукожилась возле стола и все-таки разревелась, потому что теперь все, вообще все, что между нами происходило, можно было смело сливать в реестр ошибок. Это все один огромный баг и кривой код.

Сука, что ж так хреново-то? Почему так больно?

И если совсем честно, то так плохо мне не было, даже когда я услышала тот бред от Темы, так плохо и отвратительно мне не было вообще никогда. Возможно… Возможно, Валентин был прав, и я действительно никого и никогда не любила. А сейчас, словно разорвало все к хренам, раскурочило, вывернуло наизнанку. И невероятно хотелось, чтобы оно… вот это вот все побыстрее прошло, чтобы закончилось и перестало так тянуть и кромсать. Невероятно хотелось перестать чувствовать. Но перестать чувствовать я не могла, могла только напиться.

И я продолжала сидеть на полу и скулить. До головной боли и икоты, до хрипоты и почти полного опустошения. Так я не ревела тоже, пожалуй, никогда…

Соскрести себя с пола удалось только через пару часов, доползти до ванной, умыться и бросить в Янку кличем о помощи. Сейчас Белка казалась единственным здравомыслящим человеком во всей этой истории. Единственным человеком, который знал меня так же хорошо, как я сама, единственным человеком, который всегда оставался рядом, несмотря ни на что, несмотря на все мои закидоны, тараканы и косяки.

Белка ждать себя не заставила, была у меня через сорок минут с двумя бутылками рома и какими-то салатами, под которые изливать душу оказалось не так тяжело.

— Слав, — хрустнула моя любимая Янка огурцом, — Ястреб твой, конечно, мудак, но мудак с принципами.

— И что это должно значить? — я с сожалением опрокинула в себя остатки алкоголя и протянула руку к бутылке, чтобы заполнить пустующее нутро бокала.

— Что он вряд ли сознательно тебя обидел.

— Да зашибись, — всплеснула я руками. — То есть то, что он делал это бессознательно, его оправдывает, так, что ли?

— Не передергивай, — поморщилась Белка.

— Я не передергиваю, — отмахнулась, снова прикладываясь к бокалу. — Он взрослый мужик, гениальный кодер, а просчитать такую фигню не смог? Тогда тем более пора все заканчивать.

— Ты не хочешь ничего заканчивать, — покачала Янка головой, подставляя свой бокал под разлив. — Если бы хотела, сейчас бы здесь сопли не размазывала. И он не хочет, судя по тому, что проторчал у твоей двери два дня почти.