Питомцы апокалипсиса

Я убрал фен и потянулся за расческой.

– К чему это все?

– Просто, – Юля пожала плечами.

– Что просто? Просто издеваешься? Звезда моя, еще и ты воюешь со мной?

– Звезды не воюют. Звезды светят. И ананси не воюют ни с кем. Ананси борются с вселенским роком. Только люди воюют с людьми.

– Намекаешь на то, что я вижу в твоем отце злобного инопланетного диктатора, который воюет с человечеством?

– Нет, на то, что Стас видит в моем отце человека, который воюет со Стасом.

Неспешно, осторожно я скорее гладил ее волосы, чем чесал. Мои глаза и руки впитывали в себя чудесно-мягкий черный шелк с алым отблеском.

Юля закрыла глаза, правая рука ее протянулась и коснулась кончиками пальцев моей левой, без расчески, – тоже только кончиков пальцев. Электрическая искра с треском проскочила между нами.

Я отвел руку и вспомнил байки, которые слышал от других гешвистеров:

– Гарнизон воюет с унголами.

Не открывая глаз, Юля покачала головой.

– Это унголы воюют с ананси. Ананси только защищаются, чтобы выполнить свой долг.

Ха. Только защищаются. Только дают сдачи в сто крат больнее. И заранее из осторожности.

– В природе Т Игрил Вериате – светить, – сказала Юля. – Кто бы что ни хотел, Т Игрил Вериате все равно будет светить.

Ага, все равно будет умирать.

– О чем ты? Нашлась, блин, звезда мелодрамы. Я не привык просто смотреть, как пай-девочек вроде тебя отправляют гаснуть, – сказал я. – Уж извини. Вот такая она – природа человека-шизофреника, который воюет с воображаемыми людьми на месте старого пришельца.

– Вот как.

Юля вдруг задрожала, неосязаемые черно-красные пули выстрелили из ее головы мне в лицо. Я поморщился. Черно-красный – торжество боли.

– Кабина…надо идти в кабину, – прошептала Юля, девушка-ананси застучала зубами. – Навести пульт на цель. Проверить резонанс. Учесть в настройках резонанс. Компенсировать резонанс. Отчитаться об уровне резонанса, – она дернула головой. – Или отчитаться надо вначале?

Я протянул к ней руки, но Юля не видела их, ничего не видела. Кроме тесной кабины флаера. Моя хозяйка резко дернулась вперед и упала со стула на холодную плитку.

– Жжёт, – сказала она, гладя царапины от ножек стула на кафеле. – Оболочка капсулы перегрелась. Срочно остудить жидким азотом.

Юля плюнула на пол и прошептала: Остудила. Кожа вокруг ее закрытых глаз сморщилась. Я наклонился к ней:

– Юля?

– Какой рычаг я должна повернуть? – ее зубы отбивали жуткую дробь. – Выключатель разжижения масла? Насос подкачки горючего? Рычаг управления курсовой системы? Может, регулировки освещения?

Она ударила кулаком по полу. Глухой стук. Полотенце соскользнуло с ее дрожавшей спины. На бледно-голубой коже, прямо под лопатками, аксамитовые лоскуты сверкали как красные крылья. Как кровавые раны.

Юля говорила:

– Может, пожарный кран? – она лязгнула зубами. – Может, держатель для напитков?

Я сел на кафель и опустил руки на ее мягкие плечи. Вторая очередь фантомных пуль тут же сотрясла меня.

– Рычаги, – говорила Юля, пока ее сорвавшиеся нервы решетили длинным залповым огнем мой мозг. – Что мне нажать, повернуть, вдавить, поднять, опустить, дернуть, чтобы его не заточили в карцер? Не мучайте его.

Бледно–голубая рука вытянулась и скользнула по моим губам.

– Мокро, – прошептала она и сунула два пальца мне в рот. – Протек мембранный фильтр для очистки охлаждающей жидкости. Срочно запаять.

Ее пальцы сплющили мои губы в лепешку. Юля плюнула мне в лицо.

– Течь устранена, – объявила девушка-ананси, трясясь как включенная дрель.

Я не чувствовал, как дерут мои губы. Мое лицо, мое тело стали неважны. Пули, раскаленные точки дырявили, жгли жадную губку в голове. Мозг кипел в черепе. Это всего лишь иллюзия чужой боли. Но в мире, где необдуманное слово любимого или любимой способно ранить, нет лучшего убийцы. Боль дорогого человека – первоклассный киллер.

Где-то за дверью фабрикоид отчитался о законченной уборке номер две тысячи сто двенадцать. Мои виски сдавило. Юле пора на завтрак. Затем – на работу. В тесную кабину с кучей рычагов, пожарным краном и держателем для напитков.

Я обнял голову Юли, плотно прижал ладони к ее лбу. Залп за залпом, пулей за пулей я умирал и воскресал. Чтобы успокоить мою хозяйку. Все хорошо. Я бальзам твоей души. Твоя диетическая кола. Пей, наслаждайся. Вливайся.

Расстрел прекратился. Нервный срыв Юли захлебнулся, потратил весь магазин. Какое-то время девушка-ананси лежала в моих объятиях, мягкая, тихая, расслабленная. Тепло ее кожи растекалось по моим рукам.

– Стас, – прошептала моя хозяйка. – Нам пора на завтрак.

– Пора, – сказал я.

Мы не двигались. Не отпускали друг друга. За дверью квартиры ее ждал ад.

Я убрал пальцем черно-алую прядь волос с острой как бритва щеки Юли. Я слышал, как она думала. Возможно, из-за того, что ее глаза смотрели близко-близко в мои. Возможно, из-за того, что ее губы касались моей кожи. Возможно, из-за того, что я просто хотел этого – не любить ее, но понять.

– Забирать твою боль – вот такая она, моя природа, – брякнул я, и Юля тихо заплакала.

Моя вечно голодная губка потянулась к ней, чтобы снова забрать всю боль. Но у Юли ничего не болело. А слезы из золотых глаз текли и текли – тихие, спокойные, кристально-чистые, в скользящих бликах от лампы.

Боль без слез. Слезы без боли. Бывают у ананси слезы счастья?

Глава 9

Внизу золоченый купол «Диснейленда» сверкал в лучах Света. Блеклое, почти прозрачное солнце зависло на одном месте. Секунды замерли. Ультрамариновый бронекрыл подо мной плыл против мощного ветра, особо не напрягаясь. Облачное покрывало сверху так и норовило куснуть мне макушку.

Мимо синей вспышкой пронесся бронекрыл Маны. Вихрь кофейных волос взметнулся над ярким панцирем зверя.

В узкой ложбине между огромными синими пластинами крыльев я выгнулся вперед и ухватился за рога над клиновидной мордой. В позе мотоциклиста на спортивном байке я понесся навстречу разговору с Маной, возможно, навстречу завершению истории моей жизни – если все выйдет неудачно – прямо на юго-восток. Бесконечный столб Света накрыл нас.

Сегодня ночью лучше бы не ложился. Опять во сне я был Леной. Мои босые ноги шли по холодному липкому полу. Сквозняк раздувал ночную рубашку, и легкая ткань хлопала меня по коленям. Затем сон сменился другим, передо мной из темноты возникли мама и высокий мужчина в синем мундире. Тени полностью скрывали их лица.

Когда после завтрака я нашел Ману в луна-парке, бразильянка нещадно втаптывала ботбоксера в маты. Стальные щупальца пытались обтянуть ее смуглые ноги в трениках, но быстрые руки в шрамах пресекали попытки жесткими блоками.

Я стоял неподвижно за ее спиной. Моя рука в кармане штанов нервно гладила упаковку бинтов. Меня учуяли, как злая брошенная кошка чует тихую мышку, на которой можно отыграться. Мана завернула пару верхних щупалец бедному ботбоксеру за голову и прошипела, что вчера на завтраке чья-то алинижна, инопланетная принцесса села к ним за стол и позвала Дарсиса на танцы.

– Она возомнила себя бессмертной? – закричала Мана, ударив головой ботбоксера об пол. Мне послышался хруст внутри металлической шеи.

– Это все неважно, – сказал я. – Перед этим Юля соврала мне, что договорилась идти танцевать с Дарсисом. То есть теперь-то мне понятно, что она соврала. Похоже, чтобы не разоблачиться, моей хозяйке пришлось вылезти из раковины. Она играет со мной.

– Дарсис согласился! – прорычала девушка. Я молчал.

Прерывистое дыхание. Лихорадочный блеск в глазах. Глухой голос. Разве можно что-то ответить на такую боль?

Мана скрутила еще одно щупальце немыслимым узлом. Сталь жалобно скрипела.

– Зачем она соврала тебе? Зачем влезла к нам?

– Чтобы я не пытался помешать ее отправке на орбиту.

Мана сказала «стоп», и ботбоксер включил спящий режим. Девушка вытерла потный лоб рукавом тренировочной рубашки.