Империя Греха

Попытка — это первая фаза чего бы то ни было.

Но я не могу понять причину его реакции, поэтому спрашиваю:

— Почему ты смеешься?

— Потому что я только что принял решение, красавица.

— Какое именно?

— Я собираюсь трахнуть тебя.

 

Глава 2

 

Анастасия

 

Когда я была маленькой, я жила в доме, окруженном лесом, в который никто не мог войти или выйти. Он находился далеко от других домов, и мне приходилось ходить через этот лес с его высокими деревьями и призрачными звуками.

Со временем я перестала думать о деревьях как о чем-то зловещем и приняла их. Я приняла лес и сделала его мистическим, так же как я приняла прятаться в узких местах, когда мама велела мне это делать.

Мне не очень нравилось прятаться, отчасти потому, что я знала, что последует за этим, но в основном потому, что это усыпляло меня. Однако я любила лес. Мне нравилось заплетать свои белые, как у ведьмы, волосы в косы, надевать розовое платье, усыпанное блестками, и бегать по зеленому раю.

Я разговаривала с деревьями и камнями, потому что мне казалось, что я нахожусь в сказке.

Я думала, что я как Венди из Питера Пэна, и никто не может меня найти, поймать или обидеть.

Это был мой мир и только мой. Я спряталась в Неверленде, и никто не мог меня тронуть.

Я была непобедима.

Пока не перестала.

Пока пираты не нашли меня и не забрали, а мама не смогла отправиться со мной.

Вот где я жила последние пятнадцать лет, с пиратами, и сегодня впервые мне удалось сбежать.

Конечно, я не нашла своего Питера Пэна. Черт, он вполне может быть коварной версией капитана Крюка. Конечно, он, скорее всего, не позволит мне оставить мою сказочную пыльцу и вернет меня туда, откуда я пришла, но, по крайней мере, я свободна.

Я — это я.

Даже если это всего на одну ночь.

И он сказал, что трахнет меня. Он решил это заранее, когда мы сидели в баре «Черная Луна». Сейчас мы в другом месте. В отеле, прямо рядом с баром. Он называется «Черный Бриллиант».

Это самый ценный вид алмаза, и люди, с которыми я живу, торгуют им по миру. Это не только выгодно, но и заставляет многих других склоняться перед ними.

Интересно, поклонился бы и этот британский незнакомец? Испачкает ли он свой костюм от Армани, испортит ли свою идеальную прическу и потеряет ли свои роскошные часы из-за мужчин в моей жизни. Или, может, он вступит в бой с ними.

Мысль о том, что он подерётся, заставляет меня задрожать от возбуждения иного рода. С тех пор как он прикоснулся к моим ушам и шее и зашептал своим горячим, как грех, голосом, я все это время нахожусь в похотливой дымке.

Ох, и его акцент. Это глазурь на торте. Именно поэтому я уверена, что он относится к другой категории мужчин в моей жизни. Их акцент отличается от его. Менее изысканный и более опасный.

Хотя, возможно, он тоже опасен, поскольку ему удалось сделать то, о чем никто из мужчин, с которыми я жила рядом, даже не мечтал.

Ему удалось заполучить меня.

Или скоро он заполучит меня.

Как только мы входим в номер, я делаю глубокий вдох, чтобы сказать ему, что это на один раз, что, как и в случае с правилом «не называть имен», это будет более захватывающим, если мы больше никогда не увидимся.

Секс на одну ночь.

На один раз.

А потом все закончится.

Но я не успеваю произнести ни звука, кроме вздоха. Потому что в ту же секунду, как закрывается дверь, он разворачивает меня к себе и прижимается своим телом к двери. Его грудь сталкивается с моим позвоночником, и что-то твердое упирается мне в спину. Не что-то. Это его эрекция, массивная и готовая, и, черт, она только что дернулась?

Моя грудь ударяется о дверь, а дыхание становится быстрым и нескоординированным, когда я прижимаюсь к поверхности своей горячей щекой.

Как будто этого недостаточно, чтобы привести меня в состояние гиперсознания, он запускает пальцы в мои волосы и отбрасывает длинные пряди в сторону, обнажая спину и шею, а затем обхватывает рукой мой затылок.

Он сжимает его в стальной хватке, не оставляя мне возможности двигаться, и осознание этого? Тот факт, что я полностью в его власти, вызывает дрожь глубоко внутри. Она долгая, всепоглощающая и оставляет меня в оцепенении.

Я не должна сдаваться, верно? Знать, что я не смогу вырваться из его лап, даже если захочу.

Не в моих генах хорошей девочки желать этого, но я не могу побороть подсознательную дрожь, проносящуюся сквозь меня.

Его зубы находят мочку моего уха, и он прикусывает ее. Я пьянею от аромата его одеколона, сдержанного и одновременно таинственного, как тот лес из детства.

По логике вещей, мне следовало бы держаться подальше от него, но я не могу.

Я не в состоянии.

Я в заложниках у его неумолимой хватки и дикой красоты. Такого типа красоты, о которой я не знала, что она меня привлекает до сегодняшней ночи.

Он все еще облизывает мочку моего уха, покусывая, атакуя ее языком, когда шепчет:

— А теперь скажи мне, красавица. Ты считаешь, что это хорошая идея прийти с совершенно незнакомым человеком в гостиничный номер и не спросить его имени?

Проклятье.

Пожалуйста, не говорите мне, что он действительно знает мою семью? Это попытка заманить меня в ловушку и разоблачить?

Я пресекла эти мысли, пока они не захватили меня. Я просто параноик.

Вот и все. Паранойя и моя неспособность справиться с ней.

Поэтому я шепчу:

— Мне это нравится.

— Что тебе нравится?

— То, что это без обязательств.

— Мне это тоже нравится, но знаешь, что мне нравится в этом больше всего?

— Что?

Мой голос с придыханием, и это связано с тем, как он держит меня, как его большой палец касается моей точки пульса и надавливает на нее, как бы подчеркивая.

— Что я могу делать все, что захочу.

Его голос становится хриплым, и он хватает меня в удушающий захват, или, быть может, это его слова.

Возможно, это комбинация того и другого.

В любом случае, я в ловушке в состоянии, которое я никогда не испытывала, и не могу решить, хорошо это или плохо.

Понимаю только, что, не зная его имени и решив, что это на один раз, я лишаюсь всех своих запретов.

— Ты ведь позволишь мне сделать с тобой все, что я захочу, правда, красавица?

— Да...

Я запинаюсь, потому что не думаю, когда даю согласие. Или, может, я не думаю всю эту ночь. Я хочу обвинить во всем алкоголь, но кого я обманываю? Не водка течет сейчас по моим венам. А он.

Все, что связано с ним.

— Хорошо. — он проводит языком по раковине моего уха. — А теперь скажи мне, ты девственница?

Внезапный вопрос замораживает конечности и заставляет пульс зареветь и запульсировать в моих венах, прямо под его рукой.

— Почему ты спрашиваешь? — я говорю так тихо, что удивляюсь, как он меня слышит.

— Я не сплю с девственницами.